Мертвые, вставайте! - Страница 42

– Потрясло? Почему потрясло?

Жюльет вздохнула с несчастным видом, не решаясь сказать самое трудное.

– Расскажи мне остальное, прежде чем его вытрясет из тебя Легенек, – мягко сказал Вандузлер. – Полицейским можно рассказать избранное. Но мне выкладывай все, а потом мы решим, что можно говорить, а что нет.

Жюльет оглянулась на Матиаса.

– Ну хорошо, – сказала она. – Жорж в Софию втюрился. Мне он ничего не рассказывал, но не такая уж я дура, чтобы не догадаться. Это было ясно как божий день. Он мог отказаться от самой выгодной роли в массовке, лишь бы не пропустить гастроли Софии. Он в нее втюрился, взаправду втюрился. Однажды вечером мне удалось заставить его признаться.

– А она? – спросил Марк.

– Она? Она была замужем, счастлива и ни сном ни духом не подозревала, что Жорж ее боготворит. А даже если бы и знала, не представляю, как она могла бы полюбить Жоржа, такого увальня, нелюдимого и зажатого. Он не пользовался большим успехом, нет. Не знаю уж, как он умудрялся вести себя так, чтобы женщины даже не замечали, что он на самом деле довольно красив. Он вечно ходил, опустив голову. В любом случае София была влюблена в Пьера, и она была влюблена в него даже перед смертью, что бы она ни говорила.

– И что он сделал? – спросил Вандузлер.

– Жорж? Да ничего, – сказала Жюльет. – Что он мог сделать? Молча страдал, как говорится, вот и все.

– Ну а дом?

Жюльет нахмурилась.

– Когда он перестал участвовать в массовках, я подумала, что он скоро забудет эту певицу, встретит других женщин. Я почувствовала облегчение. Но я ошибалась. Он продолжал покупать ее пластинки, ходил слушать ее в Оперу, даже ездил в провинцию, когда она уезжала на гастроли. Не могу сказать, что меня это радовало.

– Почему?

– Он только понапрасну себя изводил. А потом в один прекрасный день заболел дедушка. Несколько месяцев спустя он умер, и нам досталось наследство. Жорж явился ко мне, опустив глаза. Он сказал, что в Париже уже три месяца как выставлен на продажу дом с садом. Что он часто проезжал мимо на мопеде во время своих разъездов. Сад меня очень соблазнял. Когда родишься в деревне, трудно обходиться без травы. Мы вместе сходили взглянуть на этот дом и решились. Я была воодушевлена, особенно когда приметила неподалеку помещение, где можно было открыть ресторан. Воодушевлена… до того дня, когда узнала имя нашей соседки.

Жюльет попросила у Вандузлера сигарету. Она почти никогда не курила. У нее было усталое, грустное лицо. Матиас принес ей большой бокал вина.

– Конечно, у меня произошло объяснение с Жоржем, – продолжала Жюльет. – Мы разругались. Я хотела все снова продать. Но это было невозможно. Притом что и в доме, и в «Бочке» уже начат был ремонт, мы не могли отступиться. Он клялся мне, что уже не любит ее, ну почти не любит, что ему только хотелось видеть ее время от времени, может быть, стать ей другом. Я уступила. Все равно у меня не было выбора. Он взял с меня обещание не рассказывать об этом никому, и главное – Софии.

– Он боялся?

– Стыдился. Не хотел, чтобы София догадалась, что он до сих пор ездил за ней повсюду, или чтобы весь квартал узнал об этом и стал над ним потешаться. Это совершенно естественно. Мы решили говорить, будто это я нашла дом, если кто-нибудь нас спросит. Но никто нас так и не спрашивал. Когда София узнала Жоржа, мы разыграли удивление, хорошенько посмеялись и сказали, что это невероятное совпадение.

– И она поверила? – спросил Вандузлер.

– Вроде бы, – сказала Жюльет. – София, похоже, так ничего и не заподозрила. Когда я увидела ее впервые, я Жоржа поняла. Она была великолепна. Она всех очаровывала. Поначалу она нечасто здесь бывала, уезжала на гастроли. Но я старалась почаще попадаться ей на глаза, приглашала в ресторан.

– Для чего? – спросил Марк.

– Вообще-то я надеялась помочь Жоржу, понемногу сделать ему рекламу. Вроде как стать сводницей. Может быть, это и не очень красиво, но он мой брат. Не удалось. При встречах с Жоржем София приветливо с ним здоровалась, и этим все заканчивалось. В конце концов он принял решение. Выходит, его идея насчет дома была не так уж глупа. Так я и стала подругой Софии.

Жюльет допила свое вино и оглядела их всех по очереди. Они были молчаливыми, озабоченными. Матиас шевелил пальцами в сандалиях.

– Скажи мне, Жюльет, – сказал Вандузлер. – Ты знаешь, был ли твой брат здесь в четверг третьего июня, или он был в отъезде?

– Третьего июня? В день, когда обнаружили тело Софии? А зачем?

– Ни за чем. Просто хочу знать.

Жюльет пожала плечами и взяла свою сумку. Вытащила из нее записную книжку.

– Я помечаю все его поездки, – сказала она. – Чтобы помнить, когда он возвращается, и приготовить ему еду. Он уехал третьего утром и вернулся на следующий день к обеду. Он был в Кайене.

– В ночь со второго на третье он был здесь?

– Да, – сказала она, – и вы это знаете не хуже меня. Теперь я вам все рассказала. Вы же не станете делать из этого трагедию, верно? Просто история несчастной юношеской любви, которая слишком затянулась. Больше и сказать нечего. И к этому нападению он не причастен. В конце концов, он был не единственным мужчиной в труппе!

– Но он был единственным, кто не отстал от нее и годы спустя, – сказал Вандузлер. – Вот уж не знаю, как отнесется к этому Легенек.

Жюльет резко встала.

– Он работал под псевдонимом! – выговорила она, почти крича. – Если вы ничего не скажете Легенеку, он ни за что не узнает, что Жорж в том году был там.

– У полиции есть свои методы, – сказал Вандузлер. – Легенек покопается в списке статистов.

– Он не сможет его отыскать! – крикнула Жюльет. – И Жорж ничего не сделал!

– Разве он вернулся на сцену после этого нападения? – спросил Вандузлер.

Жюльет смутилась.

– Не помню, – сказала она.

Вандузлер тоже встал. Марк напряженно уставился на свои колени, а Матиас прилип к одному из окон. Люсьен незаметно для всех исчез. Упорхнул к своим военным дневникам.

– Помнишь, – возразил Вандузлер. – Ты знаешь, что он не вернулся. Он ведь возвратился в Париж и рассказал тебе, что его это очень потрясло, разве не так?

Глаза у Жюльет стали безумными. Она помнила.

Она убежала, хлопнув дверью.

– Она расколется, – решил Вандузлер.

Марка передернуло. Жорж – убийца, он убил четырех человек, а Вандузлер – скотина и мерзавец.

– Ты расскажешь об этом Легенеку? – едва слышно выговорил он.

– Придется. До вечера.

Он сунул в карман фотографию и вышел.

Марк не чувствовал в себе мужества вечером снова столкнуться с крестным лицом к лицу. Арест Жоржа Гослена спасал Александру. Но сам он подыхал от стыда. Дерьмо. Орехи не колют голыми руками.

Три часа спустя Легенек и двое его людей появились у Жюльет, чтобы взять Гослена под стражу. Но тот исчез, и Жюльет не знала куда.

Матиасу не спалось. В семь утра он натянул свитер и брюки и бесшумно выскользнул наружу, чтобы постучаться в дверь Жюльет. Дверь ее дома была распахнута настежь. Ее саму он нашел обессилено сидевшей на стуле в окружении трех полицейских, которые переворачивали дом вверх дном в надежде обнаружить Жоржа Гослена, засевшего в каком-нибудь укромном уголке. Другие занимались тем же в «Бочке». Подвалы, кухня – все было прочесано. Матиас стоял, опустив руки и пытаясь прикинуть, какой невообразимый кавардак удалось учинить полицейским всего за какой-то час. Прибывший к восьми часам Легенек отдал приказ обыскать дом в Нормандии.

– Хочешь, мы поможем тебе навести порядок? – спросил Матиас, как только полицейские ушли.

Жюльет покачала головой.

– Нет, – сказала она. – Я не хочу больше их видеть. Они выдали Жоржа Легенеку.

Матиас с силой сжимал руки.

– Ты сегодня свободен, «Бочка» не откроется, – сказала Жюльет.

– Значит, я могу заняться уборкой?

– Ты? Да, – сказала она. – Помоги мне.