Мертвые бродят в песках - Страница 135
Мы были и нет.
Так и лежим, как шагали попарно,
Попарно, попарно,
Так и лежим, как шагали попарно,
И общий привет!
Вот лежу я на койке, как чайничек,
Злая смерть надо мною кружит.
А начальничек мой, а начальничек —
Он в отдельной палате лежит —
– Hyp, – сердечно проговорил комиссар, – ты бы написал письмо своим землякам: рассказал бы им все про себя, про эту жизнь. Они ведь не звери – неужто не дрогнут у них сердца? Тебе здесь тяжело – ты один из нас казах, и надо тебе вернуться к казахам… Даже мне захотелось к твоему морю, в аул этот – как он называется? Караой? Помрешь – похоронят в родной земле. Будут ходить на могилку и жена, и дети. А здесь ты чего?»
«Думаешь, с объятиями встретят меня в Караое? Ведь я «пропавший без вести». Мне, как той собаке, лучше умереть, никому не показываясь на глаза. Как с тобой поступил сын? Точно так же и со мной поступит. Их вырастило одно время…»
«Сравнил! Я – русский, ты – казах. Как бы мы себя не превозносили – мне кажется, хвалимся мы своей исключительностью только с той целью, чтобы не замечать собственных недостатков. Только на войне, кажется, преображается русский человек. Тут он готов товарищу отдать последнее. А в мирное время забывает про все – кроме водки, конечно. И даже здесь он бьет себя в грудь: после первой не закусываю! Чего же в этом хорошего – не закусывать…
Я так думаю, Hyp. Казахи еще не такие – они еще ухитрились сохранить что-то? Так что пиши, иначе здесь в самом деле затеряешься «без вести». Бросят, как собаку, в яму, и зароют, совсем уж некрасиво…»
Под утро во сне громко и весело засмеялась Кызбала. Нурдаулет проснулся от этого смеха, удивленно смотрел на жену. Она прошла мимо него в ночной рубашке, бесшумно оделась и вышла из дому. Было уже светло. Нурдаулет стал собираться к Насыру, прислушиваясь к рокоту вертолета, который завис над Караоем.
Насыр сидел во дворе, строгал вчерашнюю палку. Вертолет сел недалеко от его дома. «Чего такое? – всполошился Насыр. – Или задумали всех оставшихся перевезти вертолетом?» Он стал вглядываться в людей, которые спрыгнули на землю, открыв округлую дверцу, и стали приближаться к дому. «Эге! Да это Икор!» – узнал одного из них Насыр. После смерти Мустафы Насыр впервые видел Игоря – раздавшегося в плечах, слегка пополневшего. Насыр встал, обнял его и плача стал бормотать:
– Умер Мустафа… Вот ведь как, Икор, умер…
Игорь ласково спросил:
– В дом, Насыр-ага, да?
– В дом, в дом… – кивнул Насыр, жестом приглашая всех остальных. – Твоя тетушка Корлан гостит у Кахармана – совсем извелась. Говорит: отпусти, съезжу, посмотрю на сыночка, на сердце у меня неспокойно. Собралась, поехала. Вот Жаныл нас теперь кормит… А на похороны не мог приехать, простит меня Мустафа – сам слег, два месяца валялся в больнице…
– Что такое? – Игорь сел вслед за Насыром, потом сели гости.
– Хватил меня удар на тех похоронах. Сразу после того, как вы уехали…
– Слышал я, Насыр-ага, подчистую переселяют Караой в Шумген…
– А я не желаю! – Насыр нахмурился. – Так и останемся тут куковать вместе с Мусой…
– Не годится это, – возразил Игорь. – Надо переезжать, нельзя вам тут оставаться одним. А случится что – кто поможет? Теперь в регионе погода меняется каждый день – трудно ее прогнозировать, так что еще непонятно, какие опасности всех вас здесь подстерегают…
В душе Игорь кричал: «Ага! Как можно быстрее надо убираться отсюда! И даже не в Шумген, а на Зайсан, к сыну!»
Но, зная упрямый нрав старика, знал, что не существует для него никаких разумных аргументов.
– А вы здесь зачем? – спросил Насыр.
– Делаем аэроснимки. Вид моря, так сказать, сверху. Давно не видел вас, решил – залечу…
– Как Лена? Сергей?
– У них все нормально. Поженились, свадьбу отгуляли.
– Дай им бог счастья да здоровья. Скажи, что Насыр помолится за них.
– Обязательно передам, как же!
В это время через порог стал переваливаться Нурдаулет в своей коляске. Игорь впервые видел его, Насыр их познакомил. Потом спохватился:
– А подбросьте-ка вы нас к морю, Икор? Сорок лет не видел его человек! Пусть хоть к концу жизни посмотрит, пусть море благословит его…
– Никаких проблем, Насыр-ага! – озорно улыбнулся Славиков. – Только в ответ обещайте мне погостить у нас на Акеспе. Идет?
– Да благословит тебя Аллах! – обрадовался Нурдаулет.
– Чего же тогда сидеть! – засобирался Насыр. – Полетели! Бериш, поторопись!
– Ау, Насыр, и меня возьмите, – взмолилась Жаныл, разливавшая гостям чай. – Я тоже сто лет не видела моря… Внучку мне собрать – пять минут…
– Тогда все к вертолету! – приказал Игорь.
С высоты Нурдаулет увидел – от моря осталось только название. Комок подступил к его горлу: вот она, неистощимость зла, творимого человеческими руками!
Спустились ниже, к самой воде. Море, ныне представлявшее из себя насыщенную соляную жижу, как будто было не в состоянии шелохнуться, шевельнуться даже рябью, не то что волной.
Потом они полетели вдоль русла высохшей Сырдарьи. «Сколько же лет вода этой реки не вливается в море? – подумал Нурдаулет. – И сколько лет из искусственного водохранилища Чардары драгоценная вода бесполезно уходит в песок?»
– Что натворили, собаки! – закричал Насыр, перекрывая рокот вертолета. – Столько лет Мустафа твердил – не нужно это водохранилище, не нужно! И хоть бы кто-нибудь задумался!
– В Узбекистане, Туркмении и Таджикистане точно такие же водохранилища! – прокричал Игорь в ответ. – И там вода уходит в песок без пользы!
Насыр часто закивал головой, давая понять, что расслышал его.
Вскоре Насыр толкнул Нурдаулета в бок: посмотри, мол, чуть правее. Яркий полумесяц, отражаясь в лучах солнца, блестел на куполе могилы. Нурдаулет молитвенно поднял культяпки к лицу.
– Могила святого Иманбека! – прокричал Насыр. – Ближе бы, да нельзя! Здесь военная зона под сильной охраной. А подальше – космодром!
Жаныл что-то шептала и тоже проводила ладонями по лицу. Вертолет стал поворачивать к острову Акеспе.
– Скажи, Насыр, – прокричал Нурдаулет, – что за новый обычай такой: оставлять на могилах детские колыбельки. Никак не могу я это понять.
Насыр стал разъяснять:
– В последние годы у нас тут сильно подскочила детская смертность. Когда хоронят ребенка, бесик не оставляют дома, чтобы не умер следующий ребенок…
Жутко стало у Нурдаулета на душе, он зло выругался:
– Жил бы я лучше в своем закутке, ничего не зная, чем слышать такое! Мы – великий советский народ. А кругом нищета, озлобленность, заброшенность, первобытная дикость… Не народ мы – мы дерьмо!
Царь проснулся в страхе, испуганно огляделся. В шатре он был один. Исчез тот джигит из Сыра. Царь протянул руку к кубку с вином, что стоял у изголовья, и жадно отхлебнул. Потом начал пить взахлеб. Руки его дрожали, вино лилось на грудь, на постель. Но джигит, которому он приказал выколоть глаза, не шел из головы. С тех пор этот джигит снился ему шесть ночей подряд. В седьмую ночь джигит с реки Сырдарья приставил к горлу царя меч. Царь вскрикнул и проснулся – его бил холодный озноб. Воины ринулись в шелковый шатер с обнаженными мечами, чтобы схватить врага. Царь дрожащим голосом приказал созвать визирей. Они пришли тотчас же. Царь рассказал им свой сон. Главный визирь промолвил после долгого раздумья: «Царь, этот воин был святой. Надо немедленно отправить к нему людей с богатыми подарками. Пусть возведут над его головой роскошную юрту. Надо дать ему много скота, а в жены нашу красавицу Гульшахру».
Так и было сделано. На другой день на Сырдарью отправили юрту из восьми кереге, всю украшенную золотыми шнурами, табун лошадей и красавицу Гульшахру. Иманбек встречал посланцев царя у своего скромного, бедного жилища, которое справил ему Асыркок. Выслушав посланцев, Иманбек приказал: скот раздать бедным. А юрту с золотыми шнурами он подарил верному Асыркоку. Красавице же Гульшахре сказал: ты свободна! Гульшахра, пораженная его благородством и мудростью, спешилась с коня и упала на колени перед джигитом. «Иманбек-батыр, – молвила она, – спасая друга, ты пожертвовал своими глазами. Я же готова ради тебя пожертвовать своей жизнью. Не мила мне свобода. Позволь мне остаться твоей женой!»