Мертвоград - Страница 14

– Ну?..

– Посмотри вокруг… – Шика медленно, с каким-то странным, таинственным, что ли, видом развел руки в стороны и даже как будто слегка присел. – Прислушайся… – произнес он сдавленным полушепотом.

– Я ничего не слышу, – недовольно дернул подбородком Брим.

– То-то и оно! – вскинул указательный палец Шика. – Ничего не слышно!.. Ни звука…

– Потому что уже третий час ночи.

– Нет, – странно оскалившись, тряхнул головой Шика. – Такой тишины не бывает… Никогда… Ее просто не может быть… Посмотри наверх! – Он резко вскинул руку вверх. – Листва на деревьях не шевелится!

– Потому что ветра нет.

– Что-то случилось, Брим… – Шика выставил руки позади себя, будто боясь налететь на препятствие, и начал медленно пятиться. – Что-то пошло не так…

– Постой. – Брим опустил руку с пистолетом, достал из кармана белый, накрахмаленный носовой платок и тщательно вытер сначала мокрый от пота лоб, затем – щеки и скулы и только после этого – шею. – Ты можешь мне сказать, что мы тут делаем?

– Гениально!

Нищий звонко хлопнул в ладоши и рассмеялся во весь голос. Чисто и открыто – что называется от души.

– Зря ты это.

Брим вскинул руку с пистолетом и, почти не целясь, нажал на спусковой крючок.

Он был уверен, что попал.

Да с такого расстояния просто невозможно было промахнуться!

Но в тот момент, когда хлопок выстрела не разорвал, а как будто еще сильнее спрессовал нереальную, противоестественную тишину, накрывшую город, будто пластиковый звуконепроницаемый колпак, стрелок почувствовал нестерпимую, выворачивающую душу тошноту. Время будто остановилось. Тишина вновь заложила ватой уши. На кончике глушителя, откуда должна была вылететь пуля, повисло сероватое, кажущееся нереальным облачко дыма. Как на картинке из комикса.

Все должно быть не так, совершенно не так, подумал вдруг стрелок.

В ладонь, сжимавшую теплую рукоятку пистолета, ударил толчок отдачи.

Неправильно… По-другому…

Застывший мир будто перевернулся. Опрокинулся, а затем снова поднялся. Но при этом совершил разворот на половину окружности горизонта, скрытого зелеными деревьями, скамейками, домами, припаркованными возле обочин машинами, ларьками, под покровом ночи торгующими черт знает чем…

Хлопок выстрела разорвался праздничной петардой.

В ноздри ударил резкий, чуть кисловатый запах пороховой гари.

– Шика… – одними губами прошептал Брим.

Во лбу у Шики образовалась аккуратная черная дырочка. Из которой потекла струйка крови. Не очень плотная, но густая. Капля на конце будто живая. Ползет уверенно, как жук. По переносице сползла к левому глазу, по щеке – к уголку рта… Когда капля доберется до подбородка, она сорвется и упадет на горячий асфальт. И тогда уже, наверное, свернется…

– Шика… – Брим отвел в сторону руку с пистолетом. – Да как же…

Шика начал заваливаться на правую сторону. Глаза его при этом оставались открытыми. Он смотрел на Брима не с осуждением, а скорее с растерянностью. С непониманием. Затем колени его подкосились, и он упал на асфальт. Ударился лбом о бордюрный камень. А руки раскинул в сторону, как будто пытался еще опереться на них, чтобы все же подняться и что-то сказать.

– А я что тебе говорил, – услыхал позади себя Брим.

Рвотный спазм заставил его согнуться пополам и обхватить живот руками.

В глазах помутилось. Уши заполнил пронзительный, тянущийся на одной нескончаемой ноте звон. Боль от которой отдавалась в висках. Брим едва ли не с надеждой ждал, когда же его наконец вывернет. Он был уверен, что это принесет облегчение. Однако тошнота никак не желала переходить в рвоту. Тошнота заполняла все тело, вытесняла мысли из головы…

Брим выронил пистолет на асфальт, сделал шаг вперед и оперся рукой о скамейку.

Кто-то взял его за плечи, довольно грубо и бесцеремонно, и помог сесть.

– Знаешь, в чем твоя ошибка? – Это был голос нищего.

Брим даже не мог сказать, кого он сейчас больше ненавидит – себя, этого нищего, воняющего, как треснувший писсуар в бесплатном сортире на станции «Кукулино»… Или весь мир?.. Да, именно осознание того, что он живет в этом мире, ничего не может в нем изменить и даже покинуть не в силах, вызывало у него тошноту.

– Эй! – Бородатый бродяга в шинели встряхнул Брима за плечи. – А ну-ка, не расслабляйся!.. Ты меня слышишь?..

– Что?..

Нищий усмехнулся, подтянул рукав шинели, которая была ему здорово велика, и хлестко ударил Брима по щеке.

Брим не почувствовал ни боли, ни обиды. Он чувствовал лишь тошноту. От которой невозможно было избавиться.

– Посмотри на меня!.. Ты слышишь?.. – Нищий влепил Бриму еще одну звонкую оплеуху. – Смотри на меня!

– Убей меня, – процедил сквозь стиснутые зубы Брим.

– Думаешь, тогда все закончится? – недобро усмехнулся бродяга.

– Посмотрим…

Голова Брима откинулась назад. Взгляд устремился в темноту неба.

– Куда подевались все звезды?

– Сейчас я тебе покажу.

Бродяга положил широкую пятерню Бриму на затылок и, надавив, заставил наклонить голову.

– Смотри!.. Видишь?.. Видишь, я тебя спрашиваю?..

– Да… – не произнес, а выблевал из себя короткий, бессмысленный звук Брим.

А видел он затылок лежащего на асфальте, возле самых его ног, Шики. Вокруг его головы растеклось широкое пятно темной, будто блестящей пленкой подернутой жидкости. В глубине которой мерцали серебристые искорки.

Как звезды.

А может, это они и были? Упавшие на землю и захлебнувшиеся в крови звезды?..

– Ну, как?

Брим сглотнул застрявший в горле кислый комок.

– Я вижу их…

– Еще смотри!

Не отпуская Брима, нищий другой рукой схватил мертвого за плечо и рывком перевернул на спину.

– Ну, и как оно?

Перемазанное кровью лицо Шики было похоже на неравномерно запекшуюся картофелину… Почему-то именно это – дурацкое и абсолютно неуместное сравнение – пришло Бриму в голову… С одной стороны подгорела, с другой – осталась сырой… Он никогда не любил картошку… В детстве Брима тошнило, когда ему в рот пытались запихнуть кусок картофельной запеканки… Кто бы это ни был – мама, бабушка, воспитательница в детском саду, вожатый в пионерском лагере, – они всегда неизменно иезуитскими, будто смазанными подсолнечным маслом голосом приговаривали: «Ты только попробуй, попробуй, как это вкусно…» Брим не хотел пробовать. Он знал, что ненавидит картошку. Но его мнение никого не интересовало… Ты только попробуй, глупенький… Давясь, он со слезами глотал омерзительную, липкую крахмальную массу… От которой оставалось чувство неизбывной тошноты.

– Зачем ты это сделал, Брим? – мягким, почти ласковым голосом поинтересовался вонючий нищий.

– Я… Я не знаю…

Брим крутил головой, стараясь не смотреть в мертвые, обращенные к такому же мертвому, беззвездному небу глаза Шики, но бродяга крепко держал его за волосы.

– Ага… А теперь еще скажи, что ты не хотел.

– Я не хотел… – покорно повторил Брим.

– Чего ты не хотел?

– Я…

Брим закашлялся.

Нищий отпустил его волосы и толкнул на спинку скамейки.

– Ты хотел застрелить меня.

– Это была ошибка…

– Нет. – Наклонившись, бродяга помахал перед его носом пальцем с грязным, обкусанным ногтем. – Ты совершил ошибку, когда отказался купить мне сосисок с пивом.

– Разве?..

Брим растерянно шмыгнул носом.

– Именно, – кивнул нищий. Беззлобно, но убедительно. – Если бы ты сделал то, о чем я тебя просил, ты бы не спеша поднялся на ноги, внимательно, как и полагается, посмотрел по сторонам и, уж поверь мне, непременно заметил бы шоггота, пристроившегося возле самой скамейки. Но – нет! Тебе ведь нужно было покрасоваться! Пистолетом, понимаешь ли, помахать!.. И ты вляпался в шоггота. После чего окончательно утратил контроль над реальностью. И смотри, к чему это привело… Нет, ты не отворачивайся, а смотри! Смотри! Чего теперь-то морщиться!

В луже крови, оставшейся на месте, где лежала голова Шики, как будто что-то вздрогнуло. Шевельнулось. Поверхность будто слегка вздулась. Приподнялась. Бриму показалось, что из темноты кровавого пятна на него смотрит чей-то недобрый взгляд.