Мертвецы идут - Страница 3

Жертвой оказался бывший сенатор Багдада, города на Энцеладе, принадлежавший к тюремной банде, периодически враждовавшей с группировкой, членом которой являлся Гетер Лайл. Послание, написанное кровью на земле рядом с телом сенатора, поясняло, что он был убит друзьями Гетера Лайла. Кем бы ни являлся убийца, он должен был совершить преступление в камере где-то между вечерней перекличкой и окончанием ночной смены, тайно вынести тело из здания, будучи незамеченным, и оставить его в поле видимости видеокамеры. Этот кто-то взломал систему безопасности, и камера вместо реальных событий показывала запись. Члены враждующих банд жили в разных блоках, в их черепа были встроены чипы, позволяющие постоянно наблюдать за их перемещениями, и в любом случае всю ночь эти люди были заперты. Если убийцей был заключенный, ему пришлось бы подкупить более дюжины охранников; гораздо более вероятным казалось предположение, что сенатор был убит кем-то из персонала тюрьмы. А когда я услышал, что именно было проделано с телом, я окончательно убедился, что это дело рук одного из моих собратьев. Сенатор был ослеплен, затем задушен, а его легкие были вырваны через разрезы в спине. Эта операция называлась «кровавый орел» и была изобретена викингами примерно две тысячи лет назад. Я помнил холодный, терпеливый голос инструктора, который демонстрировал «кровавого орла» на трупе.

Кто-то в офисе начальника тюрьмы пришел к аналогичному выводу. Наша ежедневная инструкция начиналась сообщением, что на Ариэль вылетела группа специалистов, в космопорту были приняты повышенные меры безопасности. Вечером, в парильне, Уилли Гап рассказал нам, что, по мнению начальника тюрьмы, оба убийства — дело рук выращенных в пробирке киллеров, использовавшихся во время Тихой Войны.

— Так что если вы наткнетесь на что-нибудь подозрительное, не предпринимайте ничего героически глупого, друзья мои. Эти твари умны, смертельно опасны и полностью лишены каких бы то ни было человеческих чувств. Делайте как я. Не поддавайтесь панике, но и не лезьте на рожон.

По коже у меня поползли отвратительные мурашки. Я понял, что если Уилли и остальные догадаются, что одна из «этих тварей» сидит среди них в раскаленном пару, они навалятся на меня все разом и разорвут на кусочки. И еще я понял, что не могу оставаться в стороне, не могу предоставить событиям идти своим чередом. Никто не покинет Ариэль, пока соблюдаются меры безопасности, и команда специалистов обшаривает каждый квадратный сантиметр здания тюрьмы и Гершель-Сити, проверяет досье и ДНК каждого заключенного, работника тюрьмы, горожанина и посетителя планеты. Они выпустят мириады крошечных летающих роботов, которые обоснуются на каждом дышащем кислородом существе и определят, кто выделяет продукты метаболизма, характерные для клонов. Следователи почти наверняка вычислят убийцу, но заодно они обнаружат и меня.

О, думаю, я смог бы отправиться пешком в какую-нибудь отдаленную часть планеты и спрятаться там на время следствия, но я понятия не имел, как долго оно продлится. Единственным способом пережить это время было бы заставить мой скафандр погрузить меня в спячку на месяц-другой, но как бы я объяснил свое отсутствие после возвращения? А кроме того, я знал, что умираю. Я уже принимал ежедневно значительные дозы стероидов, чтобы уменьшить распухание суставов и воспаление соединительной ткани, вызванное моей псевдоволчанкой. Приостановление жизнедеятельности замедлит течение болезни, но не избавит меня от нее. Может быть, мне не стоит просыпаться?

Я провел долгую безрадостную ночь, размышляя над своим положением. К тому времени, как освещение города начало приближаться к дневному, а члены местной стаи паукообразных обезьян устроили негромкую перекличку на деревьях вокруг моего небольшого домика, я понял, что мне нужно делать. Я понял, что я должен найти убийцу, прежде чем прибудут следователи.

Моя решимость укрепилась пару часов спустя, когда я заступил на вахту и узнал, что произошли еще два убийства и небольшой бунт в тюремной библиотеке.

Взломать тюремную базу данных оказалось до смешного просто. Меня хорошо обучали, а информационная система была того же типа, что и моя. Для начала я проверил досье недавно принятых на работу сотрудников, но не нашел ничего подозрительного. Мне повезло не больше, когда я изучил досье друзей и родственников заключенных, их адвокатов, торговцев и бизнесменов, пребывающих в настоящее время в Гершель-Сити. Возможно, я что-то упустил — без сомнения, легенда убийцы была не менее прочной, чем та, что так долго и успешно служила мне. Но, более или менее сократив список основных подозреваемых, я вынужден был остановиться на мысли, что убийца скрывается на Ариэле со времени окончания войны. У меня было так много общего с моими братьями и сестрами, что не случайно один из них пришел к тому же решению, что и я, и стал работать в тюрьме. Возможно, в конце концов он сошел с ума, а возможно, глубоко внедренные в его мозг приказы снова дали о себе знать. Или, возможно, подобно мне, он обнаружил, что его короткая жизнь подходит к концу, и решил немного повеселиться…

За короткое время, оставшееся до приезда специалистов, было невозможно тщательно проверить более трех тысяч досье персонала тюрьмы. Я зашел в тупик. Я решил, что нуждаюсь в совете.

Весь Гершель-Сити и тюрьма только и говорили, что об убийствах. Во время ничего не значащего разговора с Уилли Гапом мне не составило труда спросить своего старого друга, как, по его мнению, можно выяснить личность убийцы.

— Человек, у которого есть мозги в голове, будет держаться подальше от всего этого, — ответил Уилли. — Он постарается не совать нос куда не следует, держать в узде свой отряд и ждать приезда специалистов.

— Которые будут здесь не раньше чем через неделю. За это время здесь может разразиться настоящая война.

Уилли признал, что в моих словах есть смысл. Он работал в тюрьме со дня ее основания, был ветераном Тихой Войны, служил на военном корабле, занимавшемся снабжением. Он руководил отрядом, положившим конец бунту в библиотеке. Трое заключенных погибли, восемнадцать были серьезно ранены — одна женщина выдавила другой глаза большими пальцами — и этот случай произвел на Уилли неприятное впечатление и заставил задуматься. Несколько минут он пристально разглядывал меня, затем сказал:

— Если бы я решил заняться этим, то не стал бы трогать базу данных. Я слышал, что начальник тюрьмы составляет список тех, кто рыщет повсюду, ищет улики и тому подобное. Он терпит их возню потому, что жаждет как можно скорее положить конец этим неприятностям, и ему очень повезет, если какой-нибудь идиот действительно найдет убийцу. Но это вряд ли случится, а когда все закончится, бьюсь об заклад, этим сыщикам-любителям не поздоровится. А возможно, убийца тоже следит за компьютерами. Любого, кто подойдет к нему близко, ожидает неприятный сюрприз. Нет, друг мой, те, кто шарит по досье, только наживают себе неприятности.

Я понял, что Уилли догадывается о моих занятиях. Я понял также, что начальник тюрьмы — самая меньшая из моих забот.

— Ну и что бы ты сам сделал? — поинтересовался я как можно легкомысленнее.

Уилли ответил не сразу, сначала наполнив свою грушу для питья ледяным чаем из кувшина. Мы сидели на веранде его домика, на краю ниши в стене в верхней части шахты-города. Банановые листья и древовидные папоротники заслоняли его от соседей; с обеих сторон простирался лес. Принадлежавший Уилли сверчок-чемпион, превосходный белый с золотом экземпляр, сидевший в плетеной бамбуковой клетке, насвистывал Баха, одну из вариаций Голдберга. Уилли передал мне кувшин со словами:

— Мы рассуждаем чисто гипотетически.

— Разумеется.

— В тебе всегда было что-то необузданное, — сказал Уилли, — и я не хотел бы, чтобы ты решился на какой-нибудь необдуманно храбрый, опасный или глупый поступок.

— Я просто обычная рабочая лошадка, — пожал я плечами.