Менялы - Страница 89

Сейчас, когда погрузка была закончена, предстояло избавиться от стукача Истина. Вернее, от того месива, что от него осталось. Этой работенкой займется Анжело. Однако же, решил Тони Медведь, пора отсюда убираться. Настроение у него поднялось, и он усмехнулся: «Какой же я все-таки умница!»

И тут он услышал слабый, но постепенно нарастающий вой сирен: «Какой там, к черту, умница!»

— Поторапливайся, Гарри! — крикнул водителю молодой санитар «скорой помощи». — У этого парня совсем нет времени.

— Ты только взгляни на него, — сказал водитель, лавируя среди потока машин в утренний час пик, — были включены и сирена, и мигалка, — бедняга бы нам только спасибо сказал, если бы мы остановились выпить по кружке пива.

— Помолчи, Гарри. — Санитар бросил взгляд на Хуаниту. Она сидела на откидном сиденье, наклонив голову, чтобы видеть Майлза — лицо напряжено, губы двигаются. — Извините, мисс. Мы, кажется, забыли о вашем присутствии. На этой работе черствеешь.

До неё не сразу дошел смысл его слов.

— Как он? — спросила она.

— Врать не буду. Плох.

Майлз находился в полузабытьи и, несмотря на морфий, стонал от боли.

Она протянула руку, желая дотронуться до него, хотя бы через одеяло. В глазах у неё стояли слезы.

— Прости меня! Прости меня! — молила она, не зная, слышит ли он.

— Ваш муж? — спросил санитар.

Он начал накладывать шины на руки Майлза, поверх ватных компрессов.

— Нет.

— Друг?

— Да. — По её щекам потекли слезы. Она желала, чтобы он простил её здесь и сейчас, как когда-то она простила его, — кажется, это было так давно, хотя с тех пор прошло совсем мало времени.

— Подержите, — сказал санитар. Он приложил к лицу Майлза маску, дав Хуаните портативный кислородный баллон. Она услышала шипение кислорода и крепко сжала баллон, как бы выражая таким образом все то, что было у неё на душе. Как же ей хотелось излить ему душу, хотелось с того самого момента, когда они нашли его, лежавшего без сознания, обожженного, истекающего кровью, пригвожденного к столу.

Уэйнрайт — она никогда не видела его таким взволнованным — со всей бережностью и нежностью, на какую был способен, вытащил гвозди и освободил искалеченные руки Майлза. Краем глаза Хуанита видела каких-то людей в наручниках, выстроенных в шеренгу, но это не имело для неё никакого значения. Когда приехала «скорая помощь», Хуанита не отходила от носилок. Она так и пошла за носилками в машину. Никто даже не пытался её остановить.

Она начала читать молитву. Давно забытые слова всплыли в памяти…

Санитар что-то сказал — она не сразу среагировала. Глаза Майлза. Они обгорели, как и все лицо.

— Он ослепнет? — Голос её дрожал.

— На этот вопрос вам ответят специалисты. Как только мы доставим его в больницу, ему сразу же будет оказана самая квалифицированная помощь. А пока я сделал все, что в моих силах.

«Я тоже», — подумала Хуанита. Все, что она может для него сделать, — это быть с ним, любить его и заботиться о нем; она не оставит его, не оставит до тех пор, пока будет ему нужна.

За окном уже мелькали здания с колоннами.

— Мы почти приехали, — сказал санитар. Он держал руку на пульсе Майлза. — Жив еще…

В начале ноября корпорация «Супранэшнл» была объявлена банкротом согласно статье 77 Законодательного акта о банкротстве. И хотя это событие не застало мировую экономику врасплох, его последствия оказались губительными для многих компаний. Банкротство «СуНатКо» грозило разорением крупным кредиторам, фирмам-партнерам и множеству частных лиц. Постигнет ли та же участь «Ферст меркантайл Америкен» или банку все же удастся выбраться из кризиса, пока оставалось неясным.

Зато Хейворд не сомневался — его собственная карьера закончена. Закончена в буквальном смысле слова, так как по его, Хейворда, вине банк постигло величайшее бедствие — впервые за всю его столетнюю историю.

Утром Хейворд сидел у себя в кабинете и, держа трясущимися руками «Уолл-стрит джорнэл», читал заявление о банкротстве «Супранэшнл». Его чтение прервала старшая секретарша миссис Каллаган.

— Мистер Хейворд, к вам мистер Остин.

Не дожидаясь приглашения, Остин влетел в кабинет. Из элегантного плейбоя в летах он вдруг превратился в разодетого в пух и прах старикашку. Не теряя времени на приветствия, он выпалил:

— Есть какие-нибудь известия от Куотермейна?

Хейворд указал на журнал:

— Я черпаю новости только из прессы.

За последние две недели он безуспешно пытался связаться по телефону с Большим Джорджем в Коста-Рике.

— Дела — хуже некуда, — заговорил достопочтенный Харольд срывающимся голосом. — Я вложил в «СуНатКо» почти все вверенное мне семейное состояние и сам тоже остался без штанов — ухнул кучу денег на акции «Кью-Инвестментс».

— А что случилось с «Кью-Инвестментс»?

Хейворд уже пытался навести справки о состоянии дел группы частных лиц во главе с Куотермейном, получивших кредит от «ФМА» в размере двух миллионов долларов — помимо пятидесяти миллионов, предоставленных «Супранэшнл».

— Хочешь сказать, что ничего не знаешь?

— Если б знал, то неужели стал бы спрашивать?! — вспылил Хейворд.

— Этот сукин сын Куотермейн продал акции «Кью», принадлежавшие главным образом дочерним компаниям, когда их цена на бирже была максимальной. Представляешь, какой был океан наличных.

«Включая два миллиона „ФМА“, — подумал Хейворд. Вслух он спросил:

— Ну и дальше что?

— А дальше этот ублюдок перекачал все деньги через свои компании на личные счета. — Хейворд с отвращением наблюдал, как Остин разрыдался. — Деньги… мои деньги… они могли бы быть в Коста-Рике, на Багамах, в Швейцарии… Роско, ты должен помочь мне их вернуть… Иначе со мной все кончено… я разорен.

— Это невозможно, Харольд, — отрезал Хейворд. У него и без Остина голова шла кругом — он не знал, как спасти собственные акции «Кью-Инвестментс».

Хейворд постарался побыстрее выпроводить Остина. Не успел тот уйти, как в селекторе раздался голос миссис Каллаган:

— Звонит корреспондент газеты «Ньюсдей». Некто Эндикотт. По поводу «Супранэшнл»: говорит, что это очень важно и ему нужны лично вы.

— Передайте, что мне нечего сказать, — пусть звонит в отдел связи с общественностью.

Минуту спустя вновь прозвучал голос миссис Каллаган:

— Простите, мистер Хейворд.

— Что еще?

— Мистер Эндикотт по-прежнему у телефона. Он спрашивает: вы хотите, чтобы он разговаривал о мисс Эйврил Деверо в отделе связи с общественностью или предпочитаете взять трубку сами?

Хейворд схватил трубку:

— Что все это значит?

— Доброе утро, сэр, — спокойно отозвался голос. — Извините за беспокойство. Это Брюс Эндикотт из «Ньюсдей».

— Вы сказали моей секретарше…

— Я сказал ей, сэр, что, по-моему, существует ряд деликатных вопросов, на которые вы бы предпочли ответить лично, а не перепоручать это Дику Френчу.

— Я очень занят, — сказал Хейворд. — Могу уделить вам всего лишь несколько минут.

— Благодарю, мистер Хейворд. Буду предельно краток. Наша газета занимается расследованием деятельности корпорации «Супранэшнл». Завтра мы даем о ней материал на первой полосе. Нам стало известно, что ваш банк предоставил «СуНатКо» крупный кредит. Я беседовал на эту тему с Диком Френчем.

— В таком случае вы располагаете всей необходимой информацией.

— Не совсем, сэр. Из других источников мы также знаем, что переговоры с «Супранэшнл» вели непосредственно вы. Нас интересует вопрос: когда впервые зашел этот разговор? Другими словами, когда «СуНатКо» впервые обратилась к вам с такой просьбой? Не припоминаете?

— Боюсь, что нет. Мне слишком часто приходится вести переговоры о крупных кредитах.

— Но наверняка не так часто о кредитах размером в пятьдесят миллионов долларов.

— Полагаю, я уже ответил на ваш вопрос.

— Может быть, я попытаюсь помочь вам вспомнить, сэр. Это не могло произойти в марте, во время поездки на Багамы? С мистером Куотермейном, вице-президентом Стоунбриджем и другими?