Меня нашли в воронке - Страница 52

- Вот черт… Серьезно?

- Плечо разворотило. Снайпер похоже.

Полковник ругнулся:

- Черт, черт… Кто там из командиров в строю?

- Лейтенант Костяев.

- Костяев? Нормальный мужик. ВРИО командира батальона пусть побудет. Тащи его сюда.

- Есть!

…- Чего-то забегали туда-сюда. Вини, смотри! - сказал Еж, глядя в щели сарая.

- Точно, да. - Вини присел рядышком. - Кирьян Василич! Чего они бегают как будто их блохи покусали?

- Ежели в штабе бегают, значит, заварушка будет. Тебя там расстрелять, например…

- А меня? - хихикнул Еж.

- И тебя тоже.

- О, смотри, лейтенант тот усатый! В нашу сторону идет. И чувак какой-то толстый рядом…

- Дверь сарая противно заскрипела, открываясь:

- Вот, товарищ полковник, эти субчики.

- Вижу… Выходи строиться. Быстро.

Пятеро партизан вышли на улицу. Еж довольно потянулся:

- Эх, хорошо-то как…

Полковник изумленно посмотрел на него:

- Чего это хорошо?

- Воздух свежий, красота!

- Навозом только провоняло все, а так да свежий… Смирно!

Потом полковник прошелся вдоль короткой шеренги:

- Присягу никто не принимал?

- Никак нет, товарищ полковник! - ответил за всех Кирьян Василич.

- Понятно. Костяев, дай-ка бумажку… Тебя как зовут?

- Вини… В смысле, Винокуров Алексей Дмитриевич!

- Читай, Алексей Дмитриевич, вслух.

Вини взял лист:

- Я, Винокуров Алексей Дмитриевич, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Рабоче-крестьянской Красной армии, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным бойцом, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров, комиссаров и начальников.

Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему народу, своей советской Родине и рабоче-крестьянскому правительству.

Я всегда готов по приказу рабоче-крестьянского правительства выступить на защиту моей Родины - Союза Советских Социалистических Республик, и, как воин Рабоче-крестьянской Красной армии, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагом.

Если же по злому умыслу я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся.

- Молодец… Силантьев!

Адъютант неслышно вышел из-за спины, неся на вытянутых руках вчетверо сложенную красную ткань:

- Целуй!

Вини встал на колено и поцеловал знамя, пахнущее пылью, как будто его не разворачивали уже давно-давно.

- Распишись тут. А Теперь ты!

Андрей Ежов вышел из строя и тоже прочитал текст присяги вслух. На этот раз обошлось без швыркания носом и прочих Ежиных выходок. Осознал важность момента.

- Отлично, боец. А ты, старик, что стоишь?

Кирьян Васильевич аж оробел немного:

- Мне тоже можно?

- Нужно дед, нужно. Вся страна в строю, ты чем хуже?

Унтер кивнул как-то судорожно, а потом полез мелко дрожащими руками за пазуху. Вытащил оттуда тряпицу, развернул ее… И прицепил на грудь два Георгиевских креста.

- Ого! - с уважением сказа полковник. - Бывалый вояка?

- Так точно, ваше бла… товарищ полковник.

- Где? - кивнул тот на кресты:

- В великую войну немцев погонял маленько.

- Ну эта война тоже великая. И к тому, же отечественная. Звание-то какой имел?

- Унтер-офицер.

- Пока в рядовых походишь. А там видно будет. Принимай, унтер-офицер рабоче-крестьянскую присягу.

Когда дед читал текст и целовал знамя - в уголках глаз блестели слезинки. Но этого никто не заметил.

- А теперь, товарищи бойцы, поступаете в распоряжение командира второго батальона лейтенанта Костяева. - Полковник развернулся и пошел в избу.

- Подождите, товарищ полковник, а как же мы? - воскликнула Маринка - Мы-то куда?

Полковник развернулся, посмотрел на них:

- Куда, куда… В сарай обратно. Старший лейтенант приедет - разберется.

Рита подбежала к полковнику и вцепилась в рукав:

- Товарищ полковник, не оставляйте нас в сарае одних. Страшно же!

- Чего бояться, мышей что ли? Эвон, какой гигант мысли вас охраняет, - махнул он в сторону Сердюка.

А потом чуть подумал и сказал:

- В госпиталь шуруйте. Там лишние руки никогда не помешают.

Оружие им вернули. Выдали новое обмундирование. Новое, конечно, относительно - застиранное до белизны и штопанное не раз. Но, все же, лучше, чем те обноски, в которых были партизаны. Выдали еще и каски, лопатки, котелки, фляжки. Причем, Ежу досталась стеклянная фляжка, которую дед тут же отобрал, мотивируя, что Еж непременно ее сломает и отрежет себе, как минимум, палец.

Когда дошли до позиций роты стало уже смеркаться - солнце тихонечко садилось в мутную дымку.

Еж заметил, что дождь ночью будет.

- Оно и к лучшему, - кивнул дед.

- Почему?

- Похоже ночью в атаку пойдем. Сердцем чую.

Добравшись до второй линии окопов, нашли свою роту, где им тут же набили щедрой рукой повара полные котелки гречневой каши с мясом. И по буханке хлеба в руки.

Еж удивился:

- Куда мне столько, я ж маленький, много не ем.

- Сунь в мешок, пригодится. Да заверни во что-нибудь.

- Эй, боец, где газету можно взять? - дернул за штаны проходящего мимо бойца в телогрейке.

Тот остановился, внимательно посмотрел на Ежа и спросил:

- Кому боец, а кому сержант Прощин. Кто такой?

Еж вытер рот рукавом, встал и заорал во всю дурь:

- Боец Ежов по Вашему приказанию прибыл!

- Господи, ты чего орешь? Куда прибыл? По чьему приказанию? Я тебе ничего не приказывал!

- Сюда прибыл. Во второй батальон определили, первая рота.

- Взвод какой?

- Не знаем мы еще, товарищ сержант. Ротного вот ждем. Куда определит, - подал голос Кирьян Васильевич.

- Ко мне и определит. У меня от всего взвода двенадцать бойцов осталось. Ладно, кушайте.

- Погодите, товарищ сержант, а может быть будет газетка, а?

- Приспичило, что ли?

- Не… Хлеб завернуть.

- В тряпку заверни.

- Нету тряпки!

Сержант вздохнул и вытащил откуда-то из-за пазухи газету.

- На, старая уже. Пользуй, - и ушел по своим делам

- Нам каждая газета сейчас свежая. Спасибо, товарищ сержант!

Еж снова уселся и, жуя кашу, принялся читать газету вслух:

- Девятое мая тысяча девятьсот сорок второго года… Сейчас посмотри, чего у нас тут новенького… В смысле старенького…

- Еж, прожуй сначала, а то подавишься. Я тебя спасать не буду! - сказал дед.

- Да ладно… - отмахнулся Андрей. - О! Макаки янкам наваляли! «Последний оплот американского сопротивления на Филиппинах - крепость Коррехидор капитулировала перед японцами. В плен попало 12 тысяч солдат». А бритты в Мадагаскаре высадились. Ну, блин. А чего им там надо?

- Там безопасно и не стреляют, - ответил Вини. - Про Киров есть что-нибудь?

- Неа. Список награжденных… Стихи… Сводка…

- Чего пишут?

- В течение восьмого мая на фронте ничего существенного не произошло. А почему восьмого? Газета же от девятого?

- Еж, тут технологии немного другие. Чего еще?

- Да ничего, сотни уничтоженных гитлеровцев, десятки танков, тридцать шесть немецких самолетов. Наши потери - шестнадцать самолетов. Вот это прикольно: «Пленный солдат второй роты одиннадцатого мотополка Гейнц Ветер сообщил: «Во Франции я служил в составе восемьдесят первой дивизии, которая сейчас находится на центральном участке советско-германского фронта. Незадолго до отправки в Россию в частях дивизии вспыхнули волнения. Солдаты потребовали, чтобы их отпустили домой. Командование жестоко расправилось с зачинщиками волнений и расстреляло сто двадцать пять человек. Среди расстрелянных - двадцать пять человек из моей роты». Правда, что ли?