Менуэт святого Витта. Властелин пустоты - Страница 107

Если только успеет понять.

Если успеет.

Парис не осмелится возразить. Брюхоногий Полидевк быстро и без подсказок сообразит, с какой стороны забора тень, а с какой греет солнышко. Он опасен, но его слишком ненавидят рабочие и солдаты, чтобы ему был смысл рыпаться именно сейчас. Кирейн пусть строчит дальше — Тихая Радость на Просторе еще не перевелась. Дать ему учеников, чтоб подготовил смену, пока окончательно не спился.

Умнейший взвесит, просчитает варианты холодным умом и примирится с действительностью. Ему нужна не власть, а влияние, и влияние у него будет. Умеренное.

Скорей бы. Чего они там возятся столько времени?

Он стал смотреть в окно. За последние недели он привык к этому занятию. Моросить не переставало. Скользя по глине, пробежал посыльный. Мокрые солдаты заканчивали оплетать проволокой столбы, часто набитые по периметру Ставки. У оставленного прохода скучал под грибком часовой, опустив винтовку к ноге. Прогрохотал полугусеничный вездеход с кем-то из штабных — часовой отдал винтовкой честь. В канаве у дороги отсыпался пьяный Кирейн, поощренный за сданную вчера сагу, и никто его не трогал.

— Кхм.

Леон обернулся. Тирсис был уже здесь, а как проскочил незамеченным — неизвестно. Вода, покрывавшая его с ног до головы, стекала с защитного набедренника по ногам и собиралась на полу двумя лужами.

— Все кончено? — спросил Леон.

На одну безумную секунду ему внезапно захотелось вернуть все назад. Пусть бы сейчас Тирсис растерялся и потребовал объяснений: что, собственно, кончено? Что вождь имеет в виду?

Тирсис наклонил голову и чихнул.

— Как? — спросил Леон.

— Отравленная стрелка в затылок, — Тирсис оскалился. — Почти мгновенная смерть, без мучений. Типичная работа зверопоклонников.

«Так, — подумал Леон. — Хорошо. С чего это я думал, будто ребята не справятся?»

— Охрана? — спросил он.

— Устранена. С ним всего двое было.

— А подозреваемые в преступлении?

Тирсис капризно покривил губы, поросшие юношеским пушком.

— Не подозреваемые, а участники нападения, застигнутые с поличным. Поймали двоих, остальные ушли в лес. Кандидатуры отобраны подходящие: темная деревенщина, вдобавок оба южане. Что я, дела своего не знаю, что ли?

— Но-но, — проронил Леон. — Не петушись.

Мгновенный озноб прошел, растекся по коже мурашками. Мурашки растаяли — и нет мурашек. И нет больше Астила, что главное.

Леон почувствовал прилив сил. Захотелось расправить плечи.

— Иди. Спасибо.

…Вопросы организации торжественных похорон Астила, предательски убитого зверопоклонниками, Леон обсуждать отказался, возложив эту миссию на Париса и Полидевка и предложив им продумать детали самим, с тем чтобы представить на утверждение завтра.

Он начал похрипывать — говорил уже более часа. Перешли на схваченных убийц, и Леон потребовал принять меры. В необходимости принятия мер не усомнился практически никто. Добрый знак.

— Один из них утверждает, что амулет на него надели силой, — нерешительно вякнул Парис.

Полидевк посмотрел на него из-под насупленных бровей.

— Врет.

— Тебе виднее… — Парис развел руками, полез было пятерней в бороду и спохватился: — Вот и я думаю, что врет, мерзавец! Зверопоклонники — они такие! Они — ого!..

Преемник Аконтия — Леону называли его имя, но он забыл — задвигался на лавке, как бы желая взять слово и что-то сказать, но, забегав глазами по щелям в полу, ничего не сказал и успокоился.

— Удавить? — спросил Полидевк. — Прилюдно?

— Я же сказал: принять меры. Как — решать тебе. Вообще, нам давно пора иметь военно-полевой суд.

— Значит, обоих в одной петле, — заключил Полидевк, — спиной к спине. Это будет назидательно. И еще раз почистим леса, особенно приграничные.

— Почисти, почисти. Своих людей тебе для этого хватит? Или дать еще?

— Дать еще, — обрадовался Полидевк.

— Дадим, — пообещал Леон.

Он знал, что не даст ни за что. Брюхоног стал слишком опасен, чтобы можно было позволить увеличить и без того немалую силу, что стоит за его жирной спиной. Пора поставить его на место. И лучше всего сменить совсем.

— Прежде всего займись восстановлением порядка в войсках, — деловито бросил Леон. — С этого и начни, а зверопоклонники могут подождать. Парис, твое дело не только связь, но и пропаганда. Забыл? Где не поможет убеждение, будем применять силу. Теперь вот что. Рано или поздно нас все равно загонят под землю, — Леон покосился на Умнейшего, — поэтому будет чудовищным расточительством спасать ненужных людей в ущерб незаменимым. Нам понадобятся дисциплинированные солдаты, ремесленники, здоровые женщины и дети. Южане идут к нам? Очень хорошо, пусть идут. Но пусть не ждут, что их тут примут с распростертыми объятиями. Каждый пришелец должен делом заслужить свое право на спасение. Есть возражения? Очень хорошо, а теперь поговорим о продовольствии…

Совещание удалось закруглить в полчаса.

Умнейший, не проронивший за это время ни одного слова, не отреагировал на знак Леона, приказывающий остаться. Пришлось скомандовать вслух.

Дверь за остальными закрылась поспешно и плотно.

— Я хотел сказать тебе спасибо, — начал Леон. — Без тебя у меня ничего бы не получилось. Скорее всего мы все были бы уже мертвы, растерты в пыль, ты знаешь это? Ты сделал нас сильными. Ты начал, а ведь это труднее всего — начать…

Помолчали. Умнейший сидел осунувшись и смотрел в пол.

— Подумать только, с чего все завертелось, — продолжал Леон. — С камня, разбившего мне окно.

— С камня, — эхом отозвался старик.

— Я что-нибудь делаю неправильно? — спросил Леон. — Ты не молчи, Учитель, ты мне скажи. Мне нужен такой человек, как ты. Чтобы рядом… Всегда. Я не справлюсь один, ты меня понимаешь?

— Справишься, — глухо сказал Умнейший. — Теперь уже справишься. Я вижу.

— Сейчас — я ошибся?

Умнейший покачал головой, и в этом движении Леону открылось, насколько старик стал дряхл. Последняя вспышка старости обрушилась на него стремительно, словно атакующий зауряд.

— Нет. Ты все сделал правильно… Об одном прошу: не называй меня больше Учителем.

— Почему?

— Тебе уже пора иметь своих учеников.

Умнейший вышел сгорбившись и забыл притворить за собой дверь. Слышно было, как, по-стариковски покряхтывая, он спустился по ступенькам крыльца и зашлепал по глине.

Так, подумал Леон. Ни с того ни с сего он вдруг ощутил страшную усталость. Словно в былые времена, когда возвращался с поляны после состязаний, которые проиграл. Нет, даже хуже…

Но ведь не проиграл же! Ведь выиграл!..

В «предбаннике» кашлянул адъютант, испрашивая позволения войти. Не дождавшись позволения, осторожно прикрыл дверь.

Ушел Умнейший… Жаль, что ушел. Не с кем посоветоваться, некого и обвинить в случае чего. Нет, на это найдутся другие. Такого, как он, уже не будет. Никогда. И многого не будет из того, что прежде было простым и естественным, как солнечный луч или глоток воздуха. Что же останется в удел вождю, переставшему быть властелином пустоты? Что-то ведь должно остаться, кроме великой жертвенности и великого одиночества — отныне и навсегда.

Неужели — ничего больше?..

Чернота, а в ней корабль. В корабле отсек, в отсеке — человек в специальном кресле, с которого он никогда не вставал и не может встать. Даже два человека: один из них снаружи и служит оболочкой, а другой — это я — внутри.

Слоеный пирог.

Нбонг спит, а я не сплю уже седьмой час. Для меня это много. Опять чешется спина, а не достать. Мне темно, потому что брат спит с закрытыми глазами. Его храп мешает мне думать.

Молчание в корабле. Молчит даже сам корабль. Молчит коммодор; я его понимаю и сочувствую ему. На Базе начнут искать виновного и найдут, он это знает, и мы это знаем.