Men na guil edwen (СИ) - Страница 34

***

Трандуил тихо отворил дверь в королевские покои. Анариэль, только что убаюкав дочь, снимала с огромной кровати маленькие подушечки, укладывая их на комод. Король зашел в спальню. Он подошел к жене и обнял ее.

— Ingem (Устала)? — ласково спросил он.

— Немножко утомилась, — ответила Анариэль, вздохнув и положа руки на плечи мужа. — Праздник в честь первого дня рождения Тауриэль был просто прекрасен, спасибо тебе за него.

Уголки губ короля неспешно поднялись наверх:

— Ей уже целый год.

— Не успеем оглянуться, как она уже будет бегать по лесу, всюду преследуя брата и носиться за опадающими листьями золотой осенью, — со светлой грустью в голосе произнесла Анариэль.

Трандуил взял жену за руку и отвел на балкон. Осенняя прохлада резким порывом ветра отбросила их длинные волосы назад, смешав между собой холодный лен и пламенную медь. Деревья уже полностью нарядились в багряные цвета, в сумерках казавшиеся черными. Народившийся месяц уже мерцал на небе, среди тысячи тысяч ярких звезд.

— Анариэль, дорогая, — Трандуил стоял за спиной своей любимой. — У меня для тебя кое-что есть, — король надел прекрасное украшение на шею королеве.

Она приподняла волосы, чтобы муж смог застегнуть тончайшую цепочку. Эльфийская дева посмотрела на ожерелье. В ее светлых глазах отражался блеск белоснежных самоцветов. Кончиками пальцев девушка дотронулась до холодных камушков, искусно ограненных и вставленных в мифриловую цепочку. Ожерелье выглядело волшебно — камни были вплетены в мифриловые нити по пять и шесть штук, образуя подвешенные треугольники. Самые большие камни мерцали в центре фигуры. Один большой треугольник посередине и несколько поменьше расходились по всему украшению. Звезды на небе услужливо потускнели перед великим достоянием народа синдар, что так ярко переливались от белоснежного до голубоватого свечения на шее эльфийки. Они отражали медный цвет ее волос так, что, казалось, будто пламя бушует в глубине этих камней.

— Оно просто чудесно, — задохнувшись от волнения и красоты, прошептала Анариэль. — Откуда оно?

— Гномы из Одинокой горы знают толк в своем деле, — произнес Трандуил, проводя пальцем по скуле жены. — Но ты — мое самое прекрасное сокровище, — прошептал он, едва касаясь ее губ.

Она потянулась к мужу, целуя его со всей нежностью и любовью, что была у нее в сердце. Этим поцелуем она хотела показать, как сильно ценит его и как благодарна ему за все в своей жизни. Им через многое пришлось пройти, но они были вместе и были счастливы, как никогда. У них было все. И этим они вечно могли владеть.

— Ап! — раздался из спальни детский звонкий голосок.

— Неугомонная девочка, — с маленькой долей разочарования в голосе прошептал Трандуил. — Так, кто у нас тут хочет полетать? — с этими словами эльф вошел в покои.

Тауриэль, которую мама смогла уложить несколько минут назад, стояла уже совсем уверенно на ногах и крепко держалась за поручень.

— Ап! — она начала легонечко подпрыгивать, смешно подергивая маленькими ножками.

— Мой сладенький бельчонок, — Трандуил остановил попрыгунчика, ласково проведя по шелковистым волосам, и взял дочь на руки.

— Ап? — спросил он, глядя в большие зеленые глаза, наполненные детской наивностью и желанием познавать это огромный мир.

— Ап у нас делает только Леголас, — улыбнулась Анариэль, подойдя к мужу.

— Даже этого удовольствия меня лишили, — проворчал Трандуил, покачивая на руках дочь, чтобы ребенок все-таки уснул до утра.

Король обернулся на жену, чья улыбка стала еще одним дополнением к невероятной красоте, что открывалась перед ним. Блестящие от счастья глаза, блеск камней и блеск улыбки — этим он мог любоваться вечно.

***

Прекрасной красоты ожерелье из белых самоцветов лежало на пурпурной подушечке, красиво разложенное нежной рукой. Толстый слой пыли покрывал камни и бархат. Вот уже шесть сотен лет Трандуил запрещал прикасаться к ожерелью. Вот уже шесть сотен лет, как его жены не стало.

Король сидел в резном кресле, через спинку которого небрежно был перекинут алый плащ. В руке эльф держал золотой бокал, наполненный терпким виноградным напитком. Он сидел напротив балкона. Резные балки и перила из дерева, по ним вились вьюнки, цветущие мелкими разноцветными бутончиками. Легкие тонкие занавески слабо трепыхались от ветра. Солнце почти зашло за горизонт. Как только последний луч коснулся светлицы и скрылся за кронами деревьев, в комнате стало резко темнее. Трандуил встал. Он не зажигал свечей или лампад. Ему было все равно до той темноты, что царствовала в покоях. В его душе уже много лет было гораздо темнее.

Король подошел к тонкой деревянной коробочке. Холодные тонкие дрожащие пальцы протянулись к ожерелью. Толстый слой пыли остался на коже, когда Трандуил взял в руки чудесное украшение.

Вернувшись в свое кресло, эльф начал перебирать в пальцах тонкую мифриловую цепочку с яркими камнями, отражавшими свет новорожденного месяца. На ней это украшение смотрелось в сотни раз лучше. Оно оживало, танцуя языками пламени от ее волос. Шелковистых длинных волос, так неуловимо дающих тонкий сладкий аромат. А сейчас ожерелье было мертво. Камни тускло поблескивали, мифрил будто потускнел.

Раздался троекратный стук в дверь. Трандуил промолчал. Стук упрямо повторился. Король продолжал безмолвствовать.

— Отец, — в покои зашел Леголас. — Почему ты, — сын осмотрелся в темной комнате. Лишь напротив окна виднелся темный силуэт короля, сгорбившегося в кресле. — Почему так темно? — он подошел к столу и зажег пару свечей, затем, встав на цыпочки, зажег лампаду над головой.

— Я хочу побыть один, — отозвался Трандуил хриплым голосом.

Леголас вздохнул, забрав со стола три пустые бутылки вина и золотой кубок.

— Ты бы хоть иногда выходил отсюда в свободное время, — продолжил принц.

— Я выхожу.

— Не только за вином или чтобы так же помолчать на троне, — покачал головой Леголас.

— Не указывай мне что делать, — Трандуил посмотрел на небо, чернеющее с востока.

Леголас разозлился:

— Ты знаешь, что крепость на юге леса охвачена злом? Что там поселился некий колдун, которого называют Некромантом? А что гигантские пауки стали нарушать наши границы гораздо чаще? Мы вычищаем их гнезда с нашей территории чуть ли не каждую неделю, отец! Лес болен. Это уже не Эрин Гален, его кличут Лихолесьем, лесом, зараженным тьмой. Это же наш лес, папа, — Леголас закрыл глаза. Он говорил в пустоту. Король не шевельнулся.

— Если бы мама была жива, она никогда не позволила бы тьме так близко подобраться к нашему королевству, — тихо закончил Леголас. — Она бы не позволила лесу заболеть.

— Ago (Уходи), — прошептал Трандуил. — Ago! — громче повторил он.

Принц гневно вздохнул, развернулся и, поудобнее перехватив бутылки, вышел из покоев.

Трандуил гневно перебирал камни и теребил цепочку. Он злился. Ярость поднималась в нем, словно лава в жерле вулкана, готового вот-вот взорваться. Сердце бешено стучало. Он ненавидел все. Он ненавидел этот лес, эти стены, это небо и эти звезды. Он ненавидел это ожерелье. Король гневно замахнулся и швырнул украшение в стену. Жалобно звякнув, ожерелье отскочило от стены и упало на пол. Мелкие белые самоцветы, вылетевшие из креплений, раскатились вокруг. Трандуил вскочил и кинулся к ожерелью. Что он наделал? Это украшение было безумно дорогим воспоминанием о ней. Он ползал по полу, путаясь в полах длинной мантии, собирая разлетевшиеся камни. Подобрав ожерелье, эльф ощутил острую боль в пальце — погнувшаяся застежка оставила небольшую царапину. Капли красной крови попали на самоцветы. Губы Трандуила задрожали. Красная кровь разливалась по камням словно пламя. Он устало привалился к стене. Трандуил чувствовал себя жалко. Больше всего на свете он ненавидел себя. Чувство вины сжигало его, лишая жизни, лишая всего. Все допускают ошибки. Но его ошибка стоила ей жизни. Как он виноват перед ней. Он виноват перед детьми. Тауриэль не исполнилось и двух сотен, когда девочка лишилась матери. Как дочь была похожа на нее. Сильный характер, упрямая, смелая. Она никогда не боялась отца. Всегда говорила, что думает и часто оказывалась права. А Леголас… он изменился. Когда не стало матери, пропал и беззаботный парнишка, чья улыбка появлялась на лице чаще, чем он что-либо говорил. Он ходил мрачный и, казалось, тяготы словно пригибали его к земле.