Мелким не место в жизни баскетбола (СИ) - Страница 60

— Мелкая, ты какого черта делаешь?! — прозвучал раздраженный голос за моей спиной.

Надо же, даже тут меня нашел. Как это мило.

— Гуляю, — односложно ответила я, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов лицом к лицу с парнем.

— Вижу, я спрашиваю, что ты, болеющая, делаешь на морозе? — испытующе измеряя меня взглядом, произнес Максим.

— Дышу свежим воздухом, логично, нет? — вопросом на вопрос ответила я.

— Серьезно? Дома подышишь, — с этими словами парень попросту перекинул меня через плечо и понес в сторону гостиницы, не обращая внимания на мои возмущения.

Ну и как это называется? Что за беспредел, даже погулять спокойно не дают! Теперь виси, болтайся за его спиной, разглядывая оставленные следы на снегу, вырываться все равно бессмысленно.

Когда Морозов занес меня в номер, он молча снял с меня верхнюю одежду, позвонил на ресепшен, сделал заказ и, облокотившись на косяк двери, стал пристально рассматривать, ожидая моих оправданий. А вот фиг тебе! Никаких оправданий не будет. Ведет себя, как истеричка, а я еще и оправдываться должна, почему не захотела сама в номере сидеть. Выдумал тоже.

— Я жду, мелкая, — требовательно произнес Максим.

— Жди, сколько влезет, — нахмурившись и скрестив руки под грудью, буркнула я, отворачиваясь.

В конце концов, кто из нас девушка? Мне более свойственно обижаться, нежели ему, и психовать, между прочим, тоже.

— Вот так значит, — ухмыльнувшись, вымолвил парень, плавно отстраняясь от двери и медленно надвигаясь на меня.

— Да, вот так, а ты думал, только ты у нас любитель сцены закатывать? — с вызовом ответила я, пристально смотря в его глаза, когда он бесцеремонно сел на мои ноги и, откинув меня на мягкое одеяло, навис сверху.

— Так значит, я закатываю сцены? — промурлыкал Максим, потершись носом об мою шею, заставляя щеки мгновенно запылать, а сердце забиться чаще.

Когда я научусь контролировать свое тело, а не таять при одном его невинном прикосновении ко мне? Окей, кого я обманываю, от жара в его глазах я готова вспыхнуть в экстазе, если он не прекратит свои манипуляции.

— Морозов, мало того, что ты закатываешь сцены, так ты еще все проблемы сводишь к одному… — тут мою речь прервал мой же непроизвольный стон от ощущения теплых рук парня, пробравшихся под свитер.

— Я люблю совмещать приятное с полезным, к тому же разрядка накаленной обстановки никому не навредит, — опускаясь нежными поцелуями по моему животу к поясу джинсов, изрек парень.

— Стоп, Максим, ты опять все выворачиваешь.

Я попыталась освободиться от объятий Морозова, но он не дал мне этого сделать, а лишь недовольно вздернул правую бровь, всматриваясь в мои глаза.

— Ты отвергаешь меня?

— Что? Нет, я не об этом. Просто, даже сейчас вместо того, чтобы нормально поговорить, ты сводишь все к постели, — упершись руками в его плечи, тем самым увеличивая расстояние между нашими лицами, вымолвила я.

— Окей, хочешь поговорить, давай поговорим, — раздраженно бросил Максим, отстраняясь от меня и удобно устраиваясь на кровати.

Господи, дай мне сил с ним справиться! Хоть разочек нормально поговорить.

— Давай по порядку, — неуверенно начала я.

— Давай, я внимательно слушаю, — скрестив пальцы, протянул парень.

— На самом деле, у меня масса вопросов, однако, они все не вовремя вылетели из моей головы, — сумбурно проговорила я, стараясь не смотреть на Максима, всем своим видом отвлекающего меня.

— На самом деле, вся твоя масса вопросов — пустышки, надуманные и скопившиеся за время наших отношений. Ты слишком зациклена на выяснении и разложении по полочкам каждой проблемы с методом ее решения. Нужно быть проще и жить настоящим, а не заморачиваться над тем, что осталось в прошлом.

— Из-за этих, как ты выразился, пустышек, мы постоянно ссоримся. Ты даже мысли не можешь допустить, чтобы пойти мне на уступки и попытаться решить возникшие проблемы вместе, а не поодиночке.

— Блять, да что же ты такая сложная, Волкова? — Максим поднялся, разминая шею, и стал выхаживать по комнате из стороны в сторону. Он снова раздражался и, как обычно, молниеносно заводился, только в данный момент в дурной интерпретации.

— Навыдумывала себе мнимых проблем и радуешься. Вот зачем, скажи мне, зачем весь этот фарс?

— А ты считаешь, что все прекрасно?

— Да, я считаю, что все отлично. Я люблю тебя — люблю, я ценю тебя — ценю, я ухаживаю за тобой — ухаживаю, что тебе еще нужно для полного счастья? Что мне нужно сделать, чтобы Валерия Волкова прекратила возмущаться и наращивать несуществующие проблемы?

— Да откройся же ты мне наконец! — не выдержала я, ощущая, как предательски подступают слезы, а голос срывается. — Я ничего от тебя не скрываю, я для тебя как открытая книга. Ты же заперся за плюс ста пятьюстами замками и носа оттуда не выказываешь. Моментами ты, может, и посвящаешь меня в свои личные переживания, но этого мало, чертовски мало. Ты ни грамма мне не доверяешь. Все, что я о тебе знаю, даже на страницу печатного текста не хватит, а ты говоришь о свадьбе. О какой свадьбе может идти речь, если я даже не знаю, какой кофе ты любишь?

Максим что-то пробурчал себе под нос, но я его не расслышала.

— Что?

— Арабику со сливками я люблю, без сахара.

Я ухмыльнулась, едва заметно покачав головой. Замечательно, и это все, что он вынес из моего монолога? Идеально, полное взаимопонимание. Морозов подошел и сел передо мной на корточки, обнимая меня за коленки.

— На самом деле не обязательно знать о человеке всю его подноготную. Если я не считаю нужным чем-то делиться, значит, так надо. Мои проблемы — это мои проблемы, твои проблемы — это наши проблемы. Правда, решать их буду я, ибо ты — моя и ответственность перекладывается на меня, но никак иначе. Я лишь хочу, что бы ты мне доверяла и знала, что на меня можно положиться в любой ситуации.

— В том-то и проблема. Я тебе доверяю, а вот ты мне, по всей видимости, нет.

Максим приподнялся, оставляя на моих губах целомудренный поцелуй, и привлек к себе.

— Глупая, если бы я не доверял тебе, то ты бы и доли о моем прошлом не услышала. А так я стараюсь, честно, стараюсь быть с тобой искренним. У меня это, правда, хреново получается, но я над этим работаю. Возможно, когда-то я полностью откроюсь тебе, но сейчас это нереально, что бы я ни делал. Все же я привык все свои проблемы и переживания держать внутри себя и собственноручно с ними бороться, никого в них не посвящая. А от привычек не избавляются на скорую руку.

Я шумно вдохнула аромат одеколона парня, старясь прижаться к нему как можно ближе. Сейчас для меня самым важным было чувствовать его. Слышать, как гулко бьется его сердце в груди и как восхитительно звучит его голос. Я снова утопала в водовороте своих эмоций, связанных лишь с одним человеком, так любимым мной. Я погружалась в него с головой, не желая возвращаться на сушу. Я была зависима от него. Я окончательно помешалась на нем. Я любила, безгранично любила и искала подтверждение взаимности в его насыщенно-зеленых глазах, смотревших на меня с нежностью.

Мои губы потянулись к его искусно очерченным губам и слились в поцелуе. Сначала это была игра. Мы не торопились, пробовали друг друга на вкус, как в самом начале наших отношений, пока поцелуи не переросли в более требовательные, переполненные искорками желания. Морозов по-свойски прижал меня к себе, стаскивая с меня свитер, в то время как мои руки потянулись к его иссиня-черной футболке. Пылкие поцелуи обожгли шею, ключицу и прошлись рядом с кромкой бюстгальтера, пока он не был отброшен в сторону за ненадобностью. Максим перевернул меня на спину, нависая надо мной, и медленно обвел кончиком языка сосок, накрывая его губами и едва ощутимо прикусывая, заставляя меня выгнуться ему навстречу, запуская свои пальцы в его жесткие волосы.

Вдоволь наигравшись с моей грудью, он накрыл ее своими ладонями и дразнящими поцелуями спустился вниз по животу к пупку. Мое учащенное дыхание, сбившееся напрочь сердцебиение, непроизвольные стоны и тысячи мурашек, распространяющиеся по телу от любых прикосновений парня, вызывали улыбку на его лице. Его пальцы умело расстегнули ремень моих джинсов и пуговки на них и стащили их с меня вместе с бельем. Я осталась полностью обнаженная перед ним, облаченная лишь в золотую цепочку на шее, совершенно не стесняясь своей наготы.