Мельин и другие места - Страница 13
— Прощай, Гарн. Ты ушел достойно. Прощай, Дорин. Ты ушел достойно.
Слишком много имен. И так мало слов. Так мало, что осталось одно «прощай».
— Прощай, Пир. Прощай, Нирин, — шептал Тирди, а в груди ворочался стальной обруч и бил в него, высекая искры, огненный молот. В горле стал шершавый ком и мешал дышать.
— Прощай… прощай… — Неслось по рядам и тут же затихало, чтобы родиться вновь.
— Прощайте, — сказал Тирди в последний раз. — Вы ушли достойно.
И молот остыл, а обруч распрямился и успокоился, наступила мертвая тишина, лишь наглые сверчки вознамерившиеся сорвать обряд прощания невозможно громко стрекотали в тени высоких лесных трав.
Тирди открыл глаза. Опрокинул чашу и в несколько глотков осушил ее. Бросил на землю и растоптал. Дерево некоторое время сопротивлялось, но все-таки поддалось, пошло трещинами, превратилось в труху.
Гном постоял еще немного, дослушивая речь Ларна, а потом развернулся и молча пошел к костру.
А в груди было пусто и холодно.
На следующий день солнце так и не показало свой лик. Грозовые тучи нависли над миром, подавляя мощью. Вот-вот собирался зарядить дождь.
Тирди выругался. Не хватало вдобавок, ко всем утратам и лишениям, еще и промокнуть насквозь.
На этот раз отряд двигался по относительно широкой лесной тропе, на которой при особом желании могли разместиться два воина в полном вооружении. От прежнего тысячного войска осталось чуть больше сотни тангаров. Но отряд все же растянулся на полет стрелы. Ели, обильно поросшие в низине, темными великанами закрывали дорогу назад, касались плеча Тирди разлапистыми ветвями.
Рядом двигался Ларн. Жалко было смотреть на его измотанное несчастьями лицо. Щит, закрепленный у того за спиной, раскачивался в такт шагам и мерно постукивал по доспеху.
— Зачем он отпустил кобольдов? — спросил Тирди. — Не вернись они в родные места, никто бы никогда и не узнал о том, что здесь произошло…
Ларн грустно усмехнулся:
— Сколько помню тебя… не узнаю. Ты очень изменился с начала похода. Куда делся веселый тангар, которого я знал? — Гном сокрушенно покачал головой.
Тирди очень хотелось ответить, что прежний он остался на братском костре прошлой ночью. И пепел его станет теперь питать корни дуба, на котором казнили Лорина. Много чего хотелось ему сказать, но выдавил лишь:
— Старейшина был не прав. Вряд ли, кто хочет новой войны с кобольдами, — добавил он. — Для сохранения мира между племенами… — какое-то мгновение Тирди помолчал, и закончил. — Зря он их отпустил.
Улыбка вновь появилась на лице Ларна:
— Неужели я слышу звуки подземного молота в твоем голосе? — И пронзительно посмотрел глаза в глаза.
Тирди стало неуютно от этого взгляда. Словно невидимая холодная игла пронзала его плоть. Он отвернулся, не в силах больше выносить пытки.
Весь оставшийся путь до привала он провел в размышлениях. Совсем не по душе гному оказались события, произошедшие в последние дни. Да, как истинный тангар, он привык мириться с неизбежными потерями друзей. Но когда все случается так быстро, и предательство, и развязывание войны…
Немало лиг преодолел гномий отряд за день. Слипались глаза и гудели ноги. Тирди мог отдыхать, в дозор сегодня пойдут другие. Ему же оставалось только сидеть и ждать известий, если таковые появятся.
Он уснул и ночь вновь встретила его у бивачного костра.
Ему снился кошмар. Черная река, кишащая гибкими отблескивающими в свете луны тварями, медленно и лениво несла воды. То тут, то там проплывали истерзанные тела тангаров, но не успевали преодолеть и половины пути, как их подхватывали многозубые пасти, и утаскивали на дно, сопровождая себя утробным ревом.
Несмотря на это, мертвецов становилось все больше. Необоримая сила потянула Тирди вперед, он приблизился к реке. Хотел было опустить руку в воду, но вдруг услышал смех.
На другом берегу стоял кобольд. Тьмой смотрели провалы глаз. Кольчужная рубаха, кое-как подпоясанная ремнем, лохмотьями свисала до самых колен. Кровь черной кляксой расползлась по груди. Из плеча неуклюже торчал сверкающий стальной осколок. Кобольд поднял высохшую руку и рассмеялся. На пальцах его блеснули острейшие когти.
Внезапно Тирди осознал, что не может больше двигаться. Сердце замерло, а тело обильно истекает кровью. Он упал в реку и черные воды подхватили его. Рядом раскрылась источающая зловоние пасть…
И тут Тирди проснулся. Серая предутренняя мгла растворялась в лучах встающего солнца, что с трудом, но настойчиво пробивалось сквозь верхушки деревьев. Он встал, прогоняя видение.
Умывшись в протекающем неподалеку ручейке — вода оказалась ледяной и обжигала кожу, — гном позавтракал и стал собираться в дорогу. Ларн сообщил уже, что скоро станет легче: холмы, обильно поросшие сосной и пихтой, уступят место равнине, лес поредеет, на пути появлятся поля и озера; по левую руку широко раскинется полноводная Суолле. Именно там, по донесениям разведчиков, должны находиться Дану.
Какое зло согнало их с насиженных мест? Какой ужас вынудил бросить детей в незащищенном лагере и погнал к берегам южного моря?
В таких раздумьях Тирди продолжал путь. Железная лапа страха никак не хотела отпускать сердце. И с каждым днем становилось все хуже.
На седьмой день, когда темные леса Ягодной гряды остались далеко позади, он сам вызвался идти в дальний дозор, так как не мог больше выносить мучений бесцельным раздумьем. Ларн очень переживал расставание — пусть даже на пару дней, — и давал всяческие напутствия. Тирди только отмахивался, авось как-нибудь сам выберется из возникнувших передряг.
Когда солнце только готовилось оставить мир до следующего утра, Тирди оседлал пони и двинулся в путь.
Ночь и весь последующий день гном неустанно продолжал движение. Останавливался ненадолго, чтобы подкрепиться и дать отдохнуть пони. Ему пришлось оставить топор и тяжелый доспех, с которыми Тирди успел сродниться. И теперь он чувствовал себя раздетым. Единственной его надеждой оставался короткий меч, заправленный в ножны и арбалет с небольшим запасом бельтов у седла.
Постепенно лес избавлялся от вечной своей запущенности: с каждой новой лигой подлесок становился ниже, пружинящая почва под ногами сменялась утоптанной звериной тропой. Изредка встречались выгоревшие проплешины лесных пожаров.
Пару раз за гномом следовали волки. Он не видел зверей, но чувствовал их присутствие за спиной. Потом, видимо, отвлеченные более легкой добычей, они отставали.
Непривычно было для гнома осознание одиночества. Лес подавлял волю. Очень хотелось оказаться в родных пещерах, откуда мир кажется нерушимым и неизменным, словно вековая скала.
Минуло еще двое суток, а об эльфах ни слуху, ни духу.
Тирди уже достаточно далеко удалился от отряда. Все указывало на то, что Дану уходят далеко на юг, к самому берегу моря. Он знал, что необходимо вернуться и сообщить обо всем старейшине. Но что-то засело в душе: неприятная заноза царапала сердце.
До побережья рукой подать — оставшийся путь не составил бы больше пары дней пути. И гном решил, прежде чем вернуться, разобраться до конца, что могло так напугать Дану.
Волки напали, когда Тирди в очередной раз остановился у ручья. Пони находился от него на некотором расстоянии. Один из зверей, появившись, слово из ниоткуда, вспрыгнул ему на спину, другой зло рыча, вцепился в горло. Падая в холодную воду, пони жалобно заржал.
Гном выхватил меч, но не успел кинуться на помощь спутнику, дорогу преградила третья тварь. Ростом волк едва ли уступал подземному жителю. Угрожающе скаля пасть, зверь сделал шаг, приближаясь. Прижался всем телом к земле и прыгнул, метясь гному в горло.
Тирди упал на спину, и, что было силы, полоснул промахнувшегося зверя вдоль брюха. Скуля и оставляя позади себя кровавые кляксы, волк покатился по траве.
Жадно глотая воздух, гном бросился к пони, который уже не издавал ни звука. Твари продолжали рвать беспомощное животное. Отпустив грязные ругательства, Тирди ударил мечем, по морде отвлекшегося на него зверя. Волк заскулил, но тут же замолчал и упал замертво, иссеченный коротким, но опасным в умелых руках клинком.