Мекленбургский дьявол (СИ) - Страница 3

— Как вас зовут?

— В Стамбуле меня все называют Бахтияр-Ага.

— Вы, действительно, врач?

— Волею всемогущего Аллаха.

— Что же вы слышали мой приказ. Посмотрим на результаты вашего лечения.

— Благодарю, мой повелитель. Мне приходилось слышать о ваших воинских талантах и великой учености. А теперь я, ничтожный, смог убедиться и в вашей непревзойденной мудрости!

— А ты сам, Попел, кроме кровопусканий, чем еще лечишь раненых?

— Ваше величество, со всем моим почтением… — Начал, вскинув голову и мгновенно разгорячаясь чех, но видимо разглядев в моих глазах иронию, выдохнул и, проведя ладонью по усталому лицу, неожиданно продолжил, — Ваше величество, когда я только прибыл в Россию, меня просветили относительно ваших требований относительно врачевания. Признаюсь, это несколько озадачило, да и коллеги проявляли по этому поводу некую долю пессимизма. После начала осады мне досталась очень обширная практика. И тогда я подумал, что следует заносить результаты лечения и моих наблюдений в особый журнал. Этим утром я вчерне свел все в одну таблицу — в ней лишь цифры. Но я хотел бы с вашего высочайшего соизволения написать полноценный трактат и опубликовать его. Ибо польза от нововведений очевидна!

— Это весьма любопытно, пан Вацлав! Дайте-ка посмотреть. — Я пробежал раскрытую страницу, исписанную ровным убористым почерком глазами, и кивнул, — Доля выживших после операций на удивление высока, а напротив число смертей от гангрены не превышает одного из восьми! Верно ли я помню, что обычно счет идет один к одному?

— Да, ваше величество. И даже больше. Хорошо если один из трех выживает.

— Весьма похвальные результаты! Пишите ваш труд, господин доктор. И я гарантирую вам, что опубликую его и в Москве, и в Мекленбурге!

Вернувшись на корабль, засел за документы. А куда деваться? Хорошо додумался заранее собрать несколько подъячих для текущей работы. Вот и загрузим их теперь, пущай корпят, чернильные души.

Мысль создать свои ордена и медали для награждения героев витала в моей голове давно. Но все было не до того. А тут и повод, и время подходящее! Все же одно дело отбиваться от врага под стенами Москвы или Смоленска, и совсем иное — разбить сильнейшую армию нашего времени — османов и взять турецкую крепость!

Раз уж начал орденами заниматься, решил разом еще два учредить. Уже собственно мекленбургских. Первый назвал орденом вендской короны. Восьмилучевой белый крест с той самой короной на синем щите и девизом на красном фоне по кругу. «Per aspera ad astra» — Через тернии к звездам. Венды — предки всех славян и сами славяне (вот чухонцы русских до сих пор вендами называют), тут выходит намек на мои рюриковы корни. Этот будет за свершения на мирных поприщах и научных. Для гражданских чинов. Хотя, можно и всех награждать. За вящие заслуги и пользу царству нашему! Например, сделать вариант с мечами для военных и без — для чиновников.

И еще Орден Грифона — восьмилучевой алый крест с золотым грифоном в центре на круглом щите и двумя черными скрещенными пушками-грифонами внизу. На желтой ленте с красным кантом. Грайфенорден! «Altor Adversis» — Выше противящихся. Этот будет военным, за подвиги. Но статус ощутимо ниже Андреевского креста. С него и будем начинать награждать в будущем отличившихся.

Раз пошли такие дела, то и памятную медаль решил отчеканить. И казакам ее дать, и своим войскам. Пусть носят с гордостью!

Сочинять ордена занятие хоть и ответственное, но приятное. Как и составление списков награжденных. Но пора и честь знать. Вызвал своих ближайших соратников для определения планов следующей фазы нашей кампании. Заодно велел и обед принести, а то с утра толком ничего не ел, оголодал как собака. Вот она — царская участь…

Самое просторное и при этом светлое помещение на «Святой Елене» это кают-кампания, расположенная в кормовой надстройке нашего галеаса. По-морскому она еще называется архекастель (передняя соответственно именуется — форкастель). Поскольку именно сюда выходят двери кают командного состава, именно здесь мы встречаемся, проводим совещания и принимаем пищу. Всего кают четыре, одна моя, вторая фон Гершова, третья Петерсона, в четвертой должен обитать штурман, но ему пришлось переселиться палубой ниже, вместе с другими офицерами, поскольку помещение понадобилось для царевича.

Убранство и мебель здесь самые простые, но вместе с тем добротные, а из «предметов роскоши», разве что два «грифона» именуемых «ретирадными». Во время боя стол и лавки убираются, а высокие стрельчатые окна превращаются в орудийные порты, но сейчас это что-то вроде украшения интерьера.

Здесь же состоялся наш обед, как обычно переросший в совет. Присутствовали все вышеперечисленные, да еще атаман Мартемьянов, который успел немного прийти в себя и теперь чуть виновато поглядывал на меня и моих ближников. Блюда по походному времени были самые простые, но вот подавали их юнги. В смысле, Митька с Петькой. Таков был мой категорический приказ. Если уж навязались в поход, то служить, как положено!

— Государь, а можно нам погулять? — осторожно спросил Дмитрий, и немного подумав, добавил, — когда вы пообедаете?

— Вам что палубы мало? — хмуро поинтересовался я, ни на миг не переставая работать ложкой.

— Ну, ваше величество, — заканючил Петька. — Мы тут уже все видели, а в Азове ни разу не были.

— Это не разумно, — поддержал меня фон Гершов. — В городе множество вооруженных людей, большинство которых никак не могут протрезветь.

— Так и победа-то, какова, — скорбно вздохнул атаман, — за такое грех не выпить!

— Тоже верно, — скупо улыбнулся я, но тут же посерьезнел и окинул выразительным взглядом всех присутствующих. — Господа, а что за бардак? Почему низшие по званию обращаются ко мне напрямую, минуя своих непосредственных начальников?

— Потому, государь, что среди присутствующих ты есть высший начальник, коему вся власть в военное время принадлежит безраздельно! — отчеканил Дмитрий соответствующую статью и воинского уложения.

— Охренеть! — хмыкнул я под сдержанные улыбки Кароля с Яном, — нашим же салом нам и по сусалам!

— Ваше величество, — подал голос Петерсон, в чей огород, собственно, и был мой камень. — Я не могу отпустить на берег ни одного члена экипажа, поскольку есть надобность произвести срочные работы.

— Что за работы? — заинтересовался я. — Что-нибудь еще разбито во время боя? Почему не доложили?

— Нет, — покачал головой норвежец. — Ничего такого, о чем бы вы ни знали. Но я посоветовался со своими офицерами и пришел к выводу, что нужно переместить некоторые грузы. В том числе артиллерию. В частности, необходимо убрать самые тяжелые орудия с надстроек и поставить их на верхней палубе, ближе к миделю.

— Зачем?

— Помните, как тяжело всходила на волну «Святая Елена» и как она кренилась, меняя галс?

— Да тут и волн толком не было!

— Вот именно! А что будет, когда мы выйдем в Черное море?

— А мы уже собираемся? — насторожился фон Гершов.

— Неужели ты думал, что мы ограничимся посещением Азова? — хмыкнул я. — Ну уж нет, не посетить хотя бы южный берег Крыма, было бы крайне невежливо с моей стороны.

— Тогда надо с Тамани начинать! — решительно заявил Мартемьянов. — Она хоть и на другом берегу, однако без нее с проливом не совладать.

— Дельно говоришь, — кивнул я, после чего посмотрев на стол, велел, — коли поели, так убирайте все и несите карту!

С картами, как вы, наверное, сами понимаете, все обстояло не слишком хорошо. Легший с грохотом на стол чертеж весьма мало напоминал известные мне изображения будущей здравницы и житницы России. К примеру, напрочь отсутствовала Арабатская коса, горы тянулись через весь полуостров, а Киркинитский залив почему-то имел форму бутылки. Но, как говорится, чем богаты. На Руси своих картографов нет, а это копия из атласа самого Герарда Меркатора. Во всяком случае, южный берег изображен более или менее подробно, а насколько верно будем разбираться по ходу пьесы.