Мекленбургский дьявол (СИ) - Страница 1

Все-таки правы были наши предки, говоря, что утро вечера мудренее. Вчера вечером, когда мы возвратились на рейд Азова, все казалось мрачным. Крепость почти разрушена, из довольно многочисленного гарнизона в живых осталась едва треть, да и те по большей части перераненные, команды моих кораблей толком не обучены и если бы не преимущество в артиллерии еще бог знает, чем бы все закончилось, а ведь впереди еще долгая война с одним из самых мощных государств мира — Османской империей! И в глубине души повеяло холодком от малодушной мыслишки, не зря ли я все это затеял?

Но стоило выглянуть солнышку, как все стало выглядеть не так мрачно. Да, Азов сильно пострадал, но, если подумать, укрепления его давно морально устарели, и их, хочешь-не хочешь, все равно пришлось бы перестраивать. А теперь можно не заморачиваться и начать все с чистого листа.

Да, набранным с бору по сосенке экипажам галер трудно тягаться с потомственными моряками османского флота, но, тем не менее, они справились. И теперь, пока турки не очухались, есть немного времени на обучение и боевое слаживание. Правда и то и другое придется делать в боях, но когда у нас на Руси-матушке было по-другому?

Это, кстати, я еще не вспомнил, про несколько султанских каторг захваченных во время сражения. Вот уж действительно не было ни гроша, да вдруг алтын! Корабли с разной тяжести повреждениями есть, а вот ни ремонтных мощностей, ни экипажей, ни командиров пока нет и откуда брать их непонятно. Разве что освобожденных гребцов в матросы поверстать, но тут все хорошенько обдумать надо!

Что же до донских и запорожских казаков, положивших животы, отбивая турецкие атаки… на все, как говорится, воля божья! Тем паче, что они мне не верноподданные, а скорее союзники, причем не самые надежные. А если вспомнить, сколько горя принесли они России в не так давно миновавшую Смуту, так и вовсе, может оно и к лучшему.

Цинично? Так я и не спорю. Я — это великий герцог Иоганн Альбрехт Мекленбургский, всенародно избранный Земским собором на Московский трон. А еще когда-то я жил в совсем другом времени, и представить себе не мог, что угожу в прошлое, где меня будет ожидать столько бурных приключений, кровавых сражений, великих побед и тяжелых потерь. А еще народная любовь и ненависть врагов.

— Доброе утро, государь, — заглянул в каюту мой бессменный телохранитель Корнилий Михальский.

Вот уже много лет, как бы рано я не проснулся, он встречает меня безукоризненно выбритым и тщательно одетым, как будто нам предстоит не обычный полный тяжких трудов день, а торжественный прием в честь приезда иноземных послов.

— И тебе не хворать, — не удержавшись от зевка, ответил я бывшему лисовчику. — Вели подавать умываться.

— Как прикажете, — одними уголками губ усмехнулся тот.

Блин, мы же, можно сказать, в море! Утренний туалет свелся к тому, что один из матросов кинул за борт ведро, после чего вытянув его за веревку, и под одобрительный гогот команды вылил воду мне на голову.

— Тише вы, идолы! — беззлобно ругнулся на них Корнилий. — Царевича разбудите!

— Разбудишь их как же, — ухмыльнулся я, вытираясь жестким холщевым полотенцем. — Небось, сопят в четыре дырки без задних ног!

— Умаялись ребятки, — поддакнул денщик, подавая мне свежую рубаху и камзол.

Не прошло и нескольких минут, как я был готов явить себя городу и миру, хотя был ли готов принять меня город, большой вопрос. После того, как стало ясно, что враг повержен, мы, естественно, немного отпраздновали это дело. Мы, это я со своими приближенными и офицерами с одной стороны, и казачья старшина с другой. Донцы и запорожцы на радостях изрядно перебрали и вповалку разлеглись прямо на палубе «Святой Елены» благо августовские ночи на Азовском море теплые и легкий бриз только освежал, а теперь стоят с помятыми лицами, настороженно поглядывая в мою сторону, на освежающем ветерке.

В принципе, понять их можно. Царь я и есть царь, и неизвестно что от меня ожидать. Раньше ведь как, ты государь царствуй в белокаменной Москве, а мы на Тихом Дону! А как теперь?

— Здорово, атаманы-молодцы, — усмехнулся я, глядя на нового войскового атамана Мартемьянова и его свиту.

Выглядит тот сущим разбойником, каким, к слову, и является, да и его старшины с есаулами не лучше. Большая часть из них успела повоевать в свое время сначала на стороне многочисленных самозванцев, а затем и в ополчении Трубецкого или Минина с Пожарским, не по разу меняя сторону конфликта. Ну, то дела прошлые.

— Многая лета, царь батюшка, — нестройно басят они.

— По здорову ли ночевал, государь? — осведомился есаул Татаринов, единственный кого я знаю еще с тех времен, когда мы осаждали занятый поляками Кремль.

За прошедшие годы юный джура[1] вырос, раздался в плечах и, что называется, заматерел, превратившись в бравого казака. В отличие от прочих донцов Мишка смотрит на меня прямо, но без вызова. Они, как успели мне доложить, с недавно выбранным после гибели Родилова Исаем Мартемьяновым не ладят.

— Слава богу! — отвечаю я. — А вот вы, господа казаки, что-то кисло выглядите.

— Прости, батюшка, — развел руками Исай. — Уж больно ты вчера добрым вином угощал! Так что сегодня, не обессудь, башка немного трещит!

— Так я и нынче налью, коли подлечиться желаете.

— Спаси тебя Христос, государь. Но только если за твое здоровье!

— Подайте атаманам по доброй чарке, — усмехнувшись, велел я, — только смотрите не переусердствуйте, а то нам еще совет держать.

После чего развернулся к Мишке и тишком шепнул, — а ты покуда воздержись, успеешь еще. Пойдешь со мной, будешь город показывать!

В общем, так и получилось. Старые и я бы сказал «авторитетные» казаки остались поправлять здоровье, а мы сели в шлюпку и отправились на берег, на предмет осмотра местных достопримечательностей, а заодно захваченных трофеев.

Последних, было много. Только тяжелых стенобитных орудий калибром от одного пуда и выше более ста, да еще почти семь сотен пушек поменьше от древних тюфяков до вполне современных фальконетов. Конечно, до стандартизации артиллерии турки пока что не додумались, а потому каждая пушка имеет свой калибр, длину ствола и, соответственно, баллистику, но это пока что норма. Нам же на бедность и это сойдет!

— А что это за цепи? — удивился я, заметив, что некоторые пушки прикованы одна к другой и к вкопанным в землю столбам.

— Так это, — ухмыльнулся казак, — чтобы значит, мы их во время вылазок к себе не утаскивали!

— Что, правда?

— Ага!

Пока мы рассматривали трофеи, к нам успели присоединиться Панин с Безе. Федька за то время что мы с ним не виделись, изрядно похудел и осунулся, а вот француз, напротив, казалось, стал еще более дороден и улыбчив.

— Здорово, брат! — похлопал я по плечу своего бывшего рынду. — Что-то ты вчера рано ушел. Или угощение мое тебе не показалось?

— Прости, великий государь, — повинился полковник, — уж больно голова разболелась.

— А что такое, — встревожился я, — к доктору ходил?

— Да ну его, — поморщился парень, — скажет опять лежать неделю, а тут голову приклонить некогда, не то, что лечь!

— Как твои подчиненные себя показали?

— По всякому, — не стал кривить душой Панин. — Кое-кого пришлось на башку укоротить, а иные служили честно.

— И в бою не оплошали?

— Дрались как черти, тут ничего не скажу!

— Хорошо коли так. Как думаешь, многие из них на службе останутся?

— Из тех, кто уцелел, дай бог, половина. Все же они люди разбойные по большей части. Им прямая дорога в казаки.

— А донцы их примут?

— Да кто их ведает? Низовые точно нет, а вот в верховьях, пожалуй, что и возьмут. Разве что…

— Говори!

— Война-то еще не закончилась, — помялся Федор. — Коли ты, своей царской милостью, им жалованье доброе положишь, а сверх того зипуны позволишь добывать, так они от эдакой службы ни за какие коврижки не откажутся!