Медведицкая гряда - Страница 6
Итак, вот вам его история.
Будучи совсем зеленым пацаном, он, уроженец ХХIII века, решил угнать машину времени и прокатиться на ней в какую-нибудь экзотическую старину. Прихватив для компании подружку (ради прекрасных глаз которой, между нами говоря, все это и затевалось), он рванул сквозь миры и века. Но улетел не далеко. И в 1930-х годах угнанный транспорт потерпел аварию.
Очень быстро ошалевшие от ужаса малолетки поняли, что искалеченная машина сможет поднять лишь одного из них, и хватит ли у нее энергии на полет в ХХIII век, – неизвестно. Впрочем, особого выбора у них не было, а посему парень затолкал ревущую девчонку в агрегат и, наказав вернуться с помощью, отправил в будущее. По крайней мере, в случае еще одной аварии, она оказывалась намного ближе к своему столетию (а значит, дальше от всяких варварских эпох вроде нашей)…
Помощи он не дождался. Очень скоро малолетнего скитальца усыновили добрые люди, и мальчишка начал осваивать новую жизнь – которую, по его же собственным словам, поначалу просто возненавидел. Только прокатившись впервые в жизни на велосипеде, он понял, что здесь тоже могут быть свои маленькие радости…
В 15 лет он поступил в школу книжного ученичества при Ленинградском доме книги, работал продавцом в отделе литературы точных наук и техники. Однако, несмотря на столь специфическую специализацию, был знаком с Борисом Олейником, Юрием Лебединским, Борисом Корнеевым, Олешей, Булгаковым, Бернесом, Шульженко, хорошо знал Маршака…
…А однажды – вот ведь ирония судьбы! – даже разговаривал с автором «Машины времени», легендарным Гербертом Уэллсом…
Возможно, именно эти гуманитарные знакомства и повлияли на его дальнейшую судьбу – Евгений поступил на режиссерское отделение театрального училища. Из которого пару лет спустя отправился прямиком в Сибирь: что такое Сталин, из школьного курса истории он помнил прекрасно, ну а язык за зубами держать еще не научился…
Лагерная камера была набита «политическими» до отказа, основной контингент составили малограмотные мужики, и очень скоро смышленый парень нащупал путь к спасению. Каждый вечер надсмотрщик приносил в камеру ворох газетных обрывков – на самокрутки. И каждый вечер лагерный люд терпеливо ждал, когда студент составит из этой мозаики полноценные фрагменты и начнет «политинформацию». Через пару месяцев он уже прекрасно разбирался в «злобе дня» и дымил вместе со всеми как паровоз (в будущем, по его словам, ни у кого такой привычки не было).
Хорошую службу сослужили ему знания по истории – помня об истинных целях Сталина и Гитлера, он мог с легкостью читать «между строк». Помогли и навыки художника (в отличие от курения, хоть немного рисовать в его веке мог каждый). Очень скоро он возглавил лагерную редколлегию и начал выдавать на-гора лозунги, плакаты и стенгазеты с идеологически выдержанным содержанием. В общем, два года спустя репутация осознавшего, прозревшего и искупившего трудом дошла до кого надо, и недоучившийся студент вышел на свободу.
Свобода, впрочем, оказалась относительной – началась финская кампания, и бывшего зэка призвали в армию. Службу он начал в Баку, в батальоне авиационного обслуживания. В то время все опасались, что Англия начнет бомбить кавказские нефтепромыслы, но Гайдучок, помня из истории о союзничестве англичан, утверждал, что «Черчилль не посмеет, а Сталин не допустит», и подводил под это дело соответствующую идеологическую базу. Знание «современного момента» помогло сориентироваться и в роковое воскресенье 41-го. Утром 22 июня, когда весь офицерский состав еще пребывал в состоянии шока, сержант Гайдучок уже читал бойцам лекцию о «германском зверином фашизме». Так он стал политруком. Слыл, кстати, прекрасным аналитиком (школьный курс истории продолжал помогать), и «вычисление» дальнейших ходов воюющих сторон всегда было его коронным номером.
После войны он осел на Медведицкой гряде, в ближайшем райцентре, был директором ДК, создал и возглавил краеведческий музей, на уникальное собрание которого приезжали посмотреть даже из-за границы. Кстати, в 1970—1980-х годах в одном из залов музея висела длиннющая «Лента времени» – многометровый бумажный свиток с изображением основных событий мировой истории – от каменного до… ХХI века включительно!
Умер Евгений Иосифович в 1991 году в возрасте 76 лет, уйдя из жизни за два века до рождения…
Он знал, что так и будет. Надежда на поисковую группу из Будущего растаяла очень быстро. Став частью истории, он подписал себе тем самым страшный приговор – никто не в праве забрать из Прошлого человека, от которого в этом прошлом зависит хоть что-нибудь. О том, что первые машины времени будут созданы уже после его смерти, он тоже знал – та встреча с Чернобровом была не столько надеждой на возвращение, сколько возможностью облегчить душу и рассказать о том, чего не расскажешь даже самым близким и родным. Но даже после длинной-длинной жизни в нашем веке он оставался верен своему времени, продолжая жить его заботами:
– Я знаю, как подсластить себе пилюлю, – говорил он тогда. – Я оставлю им, бывшим-будущим современникам, информацию. Ведь я знаю, какие сведения о Прошлом будут цениться в Будущем. Рано или поздно они получат эту «посылку» – пусть не поминают лихом и считают меня разведчиком…
О содержимом таинственной «бандероли» он рассказывать не стал. Возможно, что роль почтальона была доверена кому-то из его учеников. За долгую жизнь в n-ске Евгений Иосифович стал учителем для сотен мальчишек и девчонок. Но не в прямом – занудно-школьном смысле (хотя у многих он развил талант художника, актера, литератора…) – он стал для них учителем жизни. В самых трудных, кризисных ситуациях они приходили к нему за советом, уже, будучи взрослыми, приезжали из других городов, звонили из-за рубежа… И слали, слали по старой памяти письма-отчеты. По признанию многих, то, что было в этих письмах, они могли доверить только ему – своему Учителю. И Учитель не подводил – в тот же день в ответ летели письма-советы (толстенные пачки листов, исписанных мелким убористым почерком)…
Похоже, что поведай он адресатам собственную тайну – дети, внуки и правнуки той верной энской ребятни донесли бы «посылку» сквозь века в лучшем виде. Увы, многолетние аккуратные расспросы самых близких из его учеников результатов не дали, о тайне этого человека никто из них, похоже, не знал. Или дал понять, что не знает…
Впрочем, есть шанс, что таинственная посылка все-таки нашлась. На эту почетную роль серьезно претендует грандиозный архив, который Гайдучок собирал в течение всей жизни. Миллионы газетных и журнальных вырезок, фотографии, репродукции, письма, документы… – старый невзрачный подвал был забит ими по самую крышу. Рассортированный по всевозможным разделам (от «Любви» и «Экологии» до «Борьбы с генетиками» и «Нетрадиционных наук»), архив являл собой живую, дышащую историю. Историю, в которую как в зеркало гляделось наше время. В отличие от государственных архивариусов Гайдучок не жаловал парадно-официозную информацию, но с явным удовольствием собирал материалы, максимально приближенные к действительности. Доведись нынешним историкам заполучить подобный темпоральный привет из какого-нибудь ХVI века, древнейшую из наук залихорадило бы от шквала открытий…
Смогут ли сделать свои открытия историки ХХIII века, нам, похоже, узнать не удастся. Данный текст – единственное, чем мы можем помочь своим еще нерожденным потомкам. В конце концов эти строчки осядут в библиохранилищах и, быть может, не успеют за два века истлеть, и, быть может, кто-то там – в зыбком и непредставимом далеке, листая пожелтевшие страницы, наткнется на них блуждающим взором…
Мы не знаем, кто Вы, наш далекий читатель, мы даже не знаем, есть ли… будете ли Вы у нас… Но как бросают бутылки с записками в море, как терзают черноту эфира сигналами «SOS» – так и мы в надежде на извечное «а вдруг?» попытаемся прорваться сквозь толщину веков с ЕГО информацией.
К сведению темпоральных пилотов: 24 ноября 1994 года в подвале, где хранил свой архив Гайдучок, вспыхнул пожар. Большая часть собрания исчезла. Может, сгорела, а может, отправилась под треск разгоравшихся бревен в нужное время и в нужное место… Правды до поры до времени не узнать. Как не узнать, был ли услышан наш глас вопиющего… И все же, все же… Мы знаем, что хронопутешественники не афишируют свое пребывание в Прошлом, но знаки – бывало – оставляли… Не об эффектном приземлении в Шереметьево-2 – о легком знаке для спокойствия души просят вас ваши далекие предки!..