Медведица - Страница 4

Женщина докурила сигарету и сказала, заводя «пазик»:

– Значит, так. Перекантуешься у меня, пока мордашка не заживет. Ну а потом что-нибудь придумаем.

Она развернула автобус, и мы поехали обратно в сторону города, из которого только недавно выехали.

– Нет! – взвизгнула я. – Он же запросто найдет меня там.

– Не найдет. Глупость всех бегущих знаешь в чем? – хмыкнула она.

– В чем?

– В том, что мы бежим. Этот ублюдок первым делом сунется тебя искать на вокзалах. Он ведь знает, что ты захочешь уехать подальше. А то, что ты останешься здесь, ему и в голову не придет. Ты ведь не местная и родных у тебя тут нет?

Я мотнула головой.

– Ну вот. Так что поживешь у меня пока. – Наверное, заметив мой полный ужаса и недоверия взгляд, женщина засмеялась: – Да не бойся ты. Я не маньячка и не мамка.

Она достала мобильник и набрала чей-то номер.

– Вася, у меня снова это говно сломалось, – бросила она в трубку, когда на том конце ответил сиплый мужской голос. – Да выехала я, заправилась, а дальше все – кирдык. Подмени, а?

Из мобильного послышался отборный мат.

– Да ты же знаешь, за мной не заржавеет. Я отработаю потом твою смену. Проставиться? Ну, это само собой, милый, – засмеялась она и отключила телефон.

«Пазик» свернул на какую-то окраинную улицу, проскочил город почти насквозь и углубился в лес.

– Я здесь, в деревне, живу, – объяснила женщина. – Тут тебя точно никто не сунется искать.

– Он все равно узнает, что сегодня ночью ваш автобус отходил от автовокзала, – прошептала я. – Обязательно докопается.

– Докопается, – кивнула она, – но не сразу, а если повезет, то и промажет. Так что у тебя будет фора. Отдохнешь, лицо заживет, и я тебя вывезу отсюда.

Мы молчали какое-то время. Пару раз я порывалась крикнуть, чтобы она остановила автобус. Хотелось бежать подальше. Разве не глупо прятаться в такой близи от него? С другой стороны, в словах женщины была своя логика. Денис наверняка подумает, что я уехала из этого городка. Мне здесь не к кому было обратиться за помощью. То, что я украла деньги у другой больной, вскроется быстро, и тогда он будет знать, что мне есть на что купить билет. Права она и в том, что на мне места живого не было. Меня остановит первый же охранник на вокзале. А полиция? У него везде были связи. У меня же не было никого.

– Почему вы мне помогаете? – взглянула я на женщину.

– Потому что сама была в этой лодке и знаю, каково это, когда некуда бежать.

Несмотря на то что у меня болело все тело; несмотря на раны, гематомы и сломанный палец, я четко осознала: сегодня бог или дьявол, а может быть, они оба были на моей стороне, соединившись в лице вот этой грубой, говорящей мужским голосом женщины.

В ту ночь, когда Любаша привезла меня к себе в дом, я тут же свалилась в кровать и моментально забылась тяжелым сном, даже несмотря на то что ныло все тело.

Проспала я до полудня следующего дня, когда меня разбудил аромат жарящегося картофеля с луком и мелодичное насвистывание. Открыв глаза, я осмотрелась. Небольшую чистую комнату заливал яркий солнечный свет, который скрадывался полупрозрачными занавесками. Я с удивлением поняла, что заплывший накануне глаз без проблем открывается и даже видит. Правда, на коже ощущалось что-то липкое. Я осторожно потрогала лицо и поднесла пальцы к носу. Воняло отвратительно.

Свесив ноги с кровати, я осторожно села. Спина ужасно болела ниже поясницы. Делать глубокие вдохи было все так же тяжело. Задрав черную футболку, которую перед сном одолжила мне моя спасительница, я взглянула на кровоподтеки и фиолетовые синяки, усеивавшие мои живот и грудь. Опустив футболку, я начала озираться в поисках той одежды, в которой сбежала из больницы. Ее нигде не было. Зато на спинке кровати висела рубашка цвета хаки и черные спортивные штаны. Тут же я нашла совершенно новое белье, еще с бирками: трусы и майку, а также носки. На полу стояли тапочки.

В приоткрытую дверь заглянула женщина, которая и привезла меня сюда.

– О, проснулась! Ну, молодец. Одевайся, а я как раз обед состряпала. Туалет в конце коридора, – подмигнула она мне. – Кстати, меня Любашей зовут.

Она исчезла, прикрыв за собой дверь. С этого момента я звала ее только Любашей и больше никак.

В ванной я с ужасом посмотрела на свое лицо. Правда, вчера все наверняка было хуже. Любаша намазала мой глаз и кожу вокруг него какой-то густой темно-коричневой субстанцией, жирно-вязкой и совершенно не смывающейся. Я кое-как помыла неповрежденную часть лица, сполоснула рот и почистила зубы найденной у раковины новой, еще в упаковке, щеткой.

Когда я показалась в кухне, Любаша уже накрыла на стол. Посередке стояла сковорода, полная жареной картошки. Тут же, на деревянной доске, лежали нарезанные толстые ломти черного хлеба. На тарелке блестело сало с тонкими прожилками мяса, а на другой – соленые огурцы.

Любаша кивнула на стул, а сама села напротив.

– Тебя как звать-то?

– Тая.

– Все впору пришлось?

– Да, спасибо, – кивнула я.

– Это дочки моей. Все новенькое. Она фигуркой такая же, как ты.

– У вас есть дочка? – почему-то удивленно спросила я.

– А что, не похожа я на бабу, у которой дочка может быть? – совсем по-мужски засмеялась Любаша.

– Извините, я не то говорю… – совсем смутилась я.

– Да брось ты, Тая, эти выканья да вежливость эту свою. Все нормально. Я баба простая.

Мы принялись за еду. Удивительно, но после всего произошедшего у меня был зверский аппетит. Однако все остальные чувства как будто атрофировались. Видимо, я так устала бояться, что на время организм словно впал в анабиоз, не позволяя мне думать о том, что нужно бежать, нужно оглядываться, нужно каждую секунду ждать врывающегося в дверь Дениса.

Я с удовольствием уплетала простую, но безумно вкусную еду, приготовленную Любашей. Сто лет не ела я ни жареной картошки, ни тем более сала. Денис такое не признавал. А уж есть прямо со сковороды – это было верхом варварства в его глазах.

– А что вы мне на лицо намазали? – спросила я, когда с обедом было покончено.

– Мазь одна. Из трав. Это меня одна бабка научила, еще по молодости, – сказала Любаша. – Воняет жуть, но отеки снимает моментально. Через пару дней от твоей гематомы останется лишь синячок, это я тебе гарантирую.

Любаша не соврала. Через три дня о страшной гематоме напоминало лишь желтое пятно. Если нанести тональный крем, то и его почти не будет видно. С гематомами на груди и спине справиться оказалось сложнее, потому что мазь впитывалась в одежду и давала меньше эффекта. К тому же меня не столько беспокоили следы на коже, как боли внутри. Наверное, у меня было сломано ребро и травмирована почка: когда я ходила в туалет, в моче были следы крови. Не впервой.

Через три дня жизни у Любаши я уже знала о ней все, и она обо мне – почти все.

В один из вечеров мы сидели в задней комнатке ее небольшого дома: я на диване – она на подоконнике. В приоткрытую створку врывался звук осеннего затяжного дождя, что шел уже вторые сутки. Любаша безбожно курила. Она только-только вернулась из города, а я даже на улицу не смела совать носа, боялась, что увидят соседи.

– В городе все тихо. Как я поняла, баба та, у которой ты одежду и деньги стащила, шум не поднимала и в полицию не заявляла.

– Денис ей, видимо, все компенсировал.

– Будет без полиции тебя искать?

– Пока да, – кивнула я. – У него хватит ресурсов.

– Он кто у тебя? Бандит?

– Хуже, – поежилась я. – Он очень влиятельный бизнесмен.

– Ясно, из тех, что мнят себя господом богом, – усмехнулась Любаша.

– Или дьяволом.

– Э, нет, Таюша. Мразь он конченая, а не дьявол. – И после долгой паузы сказала: – Я однажды вот такому дьяволу размозжила башку.

Я удивленно уставилась на Любашу.

– Я ж сиделица. Семь лет чалилась на нарах.

– За… за что? – охрипшим голосом спросила я.