Медовый десерт - Страница 16

Желтое сияние придало ее чертам некоторую мягкость, хотя сама Таш ни при каких условиях не хотела бы показаться мягкой. Ее страдание никуда не делось — оно выделялось острым барельефом, но луч света уловил также и нежность, невинность, которые, казалось, были утеряны навсегда.

Грейс отдала бы все на свете за то, чтобы вернуть их.

Брент прислонился спиной к стене домика и медленно сполз по ней вниз, положив руки на бедра. Он надеялся, что не наговорил лишнего и не надавил слишком сильно. Они с Таш во многом были похожи. Он знал, что такое расти без родителей.

По лестнице кто-то поднимался, и Брент повернул голову — именно в этот момент в дверном проеме показалась голова Грейс. Их глаза встретились.

— Ты все слышала?

Грейс замерла там, где стояла, и кивнула. Она слышала каждое слово. И каждое из них оставляло на ее сердце насечки, словно сделанные острым хирургическим скальпелем.

— Я чувствую себя полной неудачницей, — прошептала она.

Грейс выглядела абсолютно подавленной, и сердце Брента сжалось в груди. Грейс, которая всегда достигает поставленных целей, никогда не останавливается перед трудностями, была растеряна, как ребенок.

— Иди сюда. — Он похлопал ладонью по полу рядом с собой.

Грейс заколебалась на мгновение, а потом взобралась по лестнице до конца. Она помнила, как они с ним лежали здесь, глядя в темноту, и разговаривали. Точнее, говорила она. А он слушал. Она рассказывала ему об учебе, о том, что мать опять заставляет ее сидеть с детьми, или о чем-то еще, что волновало ее в ту пору.

А он делился с ней своим мнением, помогал советом.

Он был не просто ее возлюбленным — он был ее лучшим другом.

Только сейчас она поняла, как ей не хватало этого. Брент всегда умел ее слушать.

Она подползла к нему на четвереньках. Внутри было темнее, чем снаружи, но постепенно глаза привыкли к темноте. Грейс села на пол. Не слишком близко к нему. Оставила достаточно большое расстояние, чтобы их руки и ноги не соприкасались.

— Тьфу, — ругнулась она, отряхивая руки. — Здесь уже пляж можно устраивать.

Брент хмыкнул:

— Ага, песочек попадается кое-где, правда?

Грейс закатила глаза:

— А я смотрю, ты по-прежнему сдержан в выражениях.

Одно время ее бесила его скупость на эпитеты. Но, пообщавшись с ним и узнав его ближе, она поняла, что это издержки воспитания. Жизнь не баловала Брента.

Услышав сегодня, как он упомянул о том, что родители отказались от него в детстве, она вновь ощутила бессилие и жалость. Когда он впервые рассказал ей о своем безрадостном детстве, она испытала негодование из-за несправедливости по отношению к нему. Нет, с ним не обращались плохо, но его передавали из рук в руки, словно вещь. У него не было места, которое он мог бы назвать домом. Ничего стабильного. Ничего постоянного.

Сердце Грейс кровью обливалось, когда она представляла себе одинокого потерянного мальчугана, каким он был когда-то. Но Брент только пожимал плечами. «Так сложилась жизнь», — говорил он. И тогда она прижималась к нему всем телом и клялась любить его еще сильнее.

Погруженные в свои мысли, они оба молчали. Воцарившуюся тишину нарушали лишь звуки ночи. Где-то вдалеке завели машину, неподалеку лаяла собака, а у соседей плакал ребенок.

Брент склонил голову набок:

— С ней все будет в порядке, вот увидишь.

Он не знал, откуда в нем появилась эта уверенность. Но знал, что это правда.

Он взял ее за руку, и их пальцы сплелись. Было холодно, поэтому вторую руку он положил на ее кисть и начал рассеянно поглаживать ее.

Грейс посмотрела на их сплетенные руки. Последний раз они так касались друг друга двадцать лет назад, а ей казалось, что это было вчера. Тепло его тела заструилось по ее венам, отгоняя прочь страх, сомнения и тревогу.

Слова утешения, которые он произнес, успокоили ее. Ей хотелось положить голову ему на плечо и попросить его, чтобы он повторял их снова, снова и снова.

— Надеюсь, ты прав.

Брент сжал ее руку:

— Я редко ошибаюсь.

Грейс издала негромкий смешок, хотя ей хотелось заплакать. За полтора года она ни разу не высказывала своих сомнений вслух. И вот теперь решила взвалить все это на плечи бывшего парня. И по совместительству — начальника. Она понятия не имела почему.

— Поверить не могу, что она… — Голос Грейс дрогнул, споткнувшись о переполнявшие ее эмоции, которые комком подкатили к горлу. Она сделала вдох, чтобы успокоиться. — Что она открылась тебе вот так.

К своему ужасу, она ощутила предательское жжение в глазах и пощипывание в носу.

— Я имею в виду, — продолжила она, чувствуя, как напряжение растет теперь еще и глубоко в груди, — что я пыталась говорить с ней. Обсуждать. Рассказывать о Джули и Даге, и…

Эмоции перехлестывали через край, мешая говорить. Голос стал сиплым и едва слышным. Затем из-под очков покатилась слеза, и она смахнула ее. Грейс снова посмотрела на Брента:

— Я слушала ее. Правда, слушала. У меня миллион воспоминаний, которыми я могла бы с ней поделиться. Я ведь пыталась рассказывать ей…

Бренту так хотелось обнять ее. Ему было больно за них обеих.

— Она хотела оградить тебя от страданий, Грейс, — произнес он мягко.

Грейс почувствовала, что по щеке покатилась еще одна слеза.

— Таш — ребенок. Она не должна чувствовать себя ответственной за мои… — Грейс сделала глубокий вдох, потому что громкий всхлип отчаянно рвался на волю из ее груди, а лицо грозило в любую секунду скривиться в гримасе рыдания. — Она не должна беспокоиться обо мне. Это не ее… забота.

— О, Грейси, — прошептал он, утирая ее слезу большим пальцем.

И это была последняя капля. Она вся съежилась. Он притянул ее ближе и обнял за плечи, прижимая к себе и поглаживая пальцами предплечье.

Грейс уткнулась лицом в его крепкое теплое плечо, не в силах остановить рыдания, которые тяжелыми волнами вырывались из ее груди. Они вскрыли нарывавшую рану горя, обнажив острые края, и поглотили ее в своей свирепой пучине.

Потом Грейс устыдится нервного срыва. Она захочет повернуть время назад и вырезать всю эту жуткую сцену. Но сейчас его надежное плечо было для нее маяком, ее корабль плыл на свет Брента, затерянный в бушующем море. И это даже не было странным. После двадцати лет разлуки найти утешение в объятиях Брента все еще казалось ей чем-то естественным.

Грейс не плакала так с того самого дня, когда Маршалл, чернее тучи, приехал к ней на работу в Брисбен, — родня не хотела сообщать ей страшную новость по телефону.

Она не рыдала даже на похоронах. Потому что внезапно на ее попечении оказались двое детей, которые растерянно смотрели на нее и ждали помощи и утешения. Кто-то должен был сказать им, что все образуется. Ради них она должна была стать сильной.

Конечно, потом она плакала, но не так, как сейчас. Бездонный колодец горя, который, казалось, никогда не опустеет.

Брент не выпускал ее из объятий. Грейс свернулась рядом с ним клубком, уронив голову ему на грудь, обняв его за шею. Он нежно гладил ее по руке и по спине медленными, плавными движениями; его футболка впитывала ее слезы, а его тело впитывало в себя ее неистовые рыдания. Она содрогалась с каждым всхлипом, словно выдавливая из себя страдания, а Брент прижимал ее крепче.

— П-прости м-меня, — бормотала Грейс в перерывах между рыданиями.

— Ш-ш-ш, все нормально, — шептал он, уткнувшись подбородком в ее волосы. — Джули умерла. Ты имеешь право выплакаться.

Грейс отрицательно покачала головой:

— Но я же с-сильная.

Брент сжал ее плечо:

— Я знаю, ты очень сильная.

Хватило же ей силы бросить его.

— Но со мной не обязательно быть сильной. Поплачь, тебе станет легче.

Грейс кивнула, и ее захлестнула новая волна эмоций — снова полились слезы, которые было не остановить. Грейс ухватилась за его футболку и последовала его совету.

Позволила себе выплакаться вволю.

Прошло какое-то время. Грейс не знала, сколько именно. Двадцать? Тридцать минут? Постепенно ее рыдания превратились в отдельные всхлипы, слезы высохли. Она начала приходить в себя. Ощутила щекой его твердую грудь и влажную ткань футболки, услышала ровное биение сердца, осознала, что его пальцы гладят ее по спине.