Медленный скорый поезд - Страница 9

А все ж хороший вопрос: откуда у них вертолет? И еще: случившееся – оно из ряда вон или рутинное для здешних мест событие?.. Ответа пока нет…

А бегущие к составу «ковбои» веером рассыпались: двое к тепловозу, а остальные к вагонам. «Калашников» со стороны тепловоза гулко шпарил короткими очередями, но явно мимо, поверху, над головами бегущих. Чей «калашников»? Тепловозная команда, что ли, вооружена? Или с ними какой-никакой охранитель едет?..

– Дуй к тепловозу мухой, – приказал Стрелку Пастух, – прикрой машинную команду. А я этих гавриков встречу, они ж небось на вагоны нацелились…

Стрелок и рванул к голове состава. Он тяжело бежал по насыпи, оскальзываясь, обваливая грунт. Оттуда, от локомотива раздались выстрелы. Очередью. Короткой.

– Отстанет, – заволновалась Марина.

– Вряд ли, – усомнился Пастух.

Его насторожила фраза проводницы о «прошлом разе», хотелось подробностей, но не время, события торопили отчаянно.

– Всем стоять тихо, не двигаться, не кричать! – гаркнул он пассажирам, которые, как видно, еще толком и не поняли, что не веселое дорожное происшествие с ними стряслось, а смертельно опасное. Буквально! Эти отморозки, что вскакивали в ближние вагоны, были с оружием. По крайней мере – пятеро из них, у каждого в руке что-то вроде любимого населением «макарова», хотя издалека не очень и видно было.

Хорошо, что пока паники не случилось, а несколько вооруженных мужиков на него одного… ну, прежде и побольше бывало, однако жив, здоров и практически невредим. Да они, если не дураки, по вагонам рассыплются. Не толпой же грабить.

Еще раз оглядел стоящих у вагона пассажиров – вроде бы как «своих», хотя они все «свои», у каждого вагона по крохотной толпешке маячило, а и то понятно: долгая дорога, скучно, а тут – ну прямо бесплатное представление… Ну, никто не понимал, что оно вполне может оказаться кровавым… А все ж таки хорошо, что много пассажиров вышло на насыпь. Хотя кто-то наверняка остался. Но все спокойнее, когда большинство – вне игры. Живее будут.

Подмигнул Марине – она стояла столбиком, молчала, сжав губы, судя по всему – что-то соображать начала, это славно, только бы паники не стряслось, – и вскочил в родной вагон.

Он попал туда как раз за двумя парнями, перешедшими из предыдущего по межвагонной «гармошке» или «суфле», как его железнодорожники зовут. Они были веселыми и расслабленными, эти ребяточки, они знали, что никто не встанет против двух надежных «макаровых» и неискренней вежливости, за которой были всего лишь те же «макаровы», умеющие, как они считали, все. В том числе и обеспечить милую покорность тех пассажиров, которые почему-то не вышли из вагона, остались в своих купе. Что ж, «макаровы», ясное дело, вещь надежная, знал Пастух, толковые отечественные боевые стрелялки о восьми патронах каждая, цена на рынке примерно в районе штуки американских рублей за ствол и выше, в общем-то – доступно всем страждущим по личному оружию. Но вот хорошо бы они не стреляли. Надо постараться…

Один из парней уже начал обход купе с одного конца, а второй, пройдя вагонный коридор, выгонял пассажиров, так сказать, навстречу. Бандитам, видать, тоже пассажиры были в лом. Они явно выжимали оставшихся и нелюбопытных в коридор, а потом – в тамбур и на волю. И – никаких физвоздействий. Пастельный этюд прям.

– Осмотр вагона, – нудно повторял один из парней, – всем собраться на насыпи, далеко не отходить, в вагоне может быть бомба.

Это или что-то другое действовало. Все немногие оставшиеся в купе стадно тянулись к выходу.

Купе проводницы, как и положено на остановке, было заперто. На всякий пожарный Пастух постучал. Никто не ответил, что объяснимо: проводница вместе со всеми пассажирами дышала свежим воздухом, а вторгаться в ее очевидно небогатое обиталище парням было незачем.

Пастух вошел в первое купе, где один из налетчиков уже толково и споро работал: выворачивал на постель сумки, шарил в содержимом, не трогал всякие баночки-шманочки, а вот почему-то косметику в сторонку отложил, складной нож со множеством лезвий и иных приспособлений в карман сразу сунул, платок женский шелковый хапнул – явно для кого-то своего, вернее – своей, а уж никак не на продажу. Он аккуратно и быстро шмонал одежду, висящую на вешалках, подымал матрацы на полках и, к вящему удивлению Пастуха, кое-что нашел. Бумажник из мужского портфеля, а с ним небольшой пакетик, обернутый в носовой платок, развернул, а там – пачка розовых пятитысячных, по виду на пол-лимона деревянных, а то и на лимон тянет, не исключено – тяжким трудом на Дальнем Востоке заработанным. Уложил в борсетку. У парня да и у подельников его не было в руках каких-то больших емкостей – сумок там, мешков полиэтиленовых. Обычные рюкзаки имелись, потертые, справно служивые. Туда и платок уложил, и какие-то найденные в карманах одежды документы – очень полезные предметы для воров, себе не сгодятся, так продадутся. Еще коробочка нашлась, маленькая, от парфюма какого-то, а в ней – кольцо и серьги, а уж из чего они изготовлены, Пастух издалека не оценил. Парень быстро и профессионально делал шмон. Пастух терпеливо следил за ним, а времени-то между тем прошло всего-ничего: минуты три, вряд ли боле. Пора было завязывать. И парню с добром жильцов этого купе, и Пастуху с парнем. Пастух ткнул стволом «глока» с глушителем в бритый затылок, сказал вежливо:

– Руки подыми…

Тот непроизвольно дернулся, явно испугался, но не спасовал – резко обернулся, вскинув «макаров», а Пастух возьми и выстрели. Негромко в общем-то. Как раз в руку с пистолетом и попал.

И зря.

«Пацан» трубно заорал от боли, видать, не стреляли в него никогда прежде, не знал, что пуля в кость – это очень больно, ухватил второй рукой раненую, прижал к груди, сел на полку, глаза закрыл, забаюкал руку и завыл волком. Ну больно, больно и вправду было, знал Пастух, но чтоб так верещать… Двинул орущего рукояткой пистолета по шее, место там такое заветное есть, и бандит временно отключился, оборвал вой, сложился и беспамятно прилег на постельку. С утра не прибранную.

А Пастух хотел выйти в коридор, но не успел, потому что в дверном проеме сразу наткнулся на второго «пацана», услыхавшего вопль лепшего корефана. Второй был покрупнее, постарше и очевидно мощнее напарника. Первый тяжелый вес. До девяносто с чем-то килограммов. Этакий cruiserweight. Покруче приятеля. Но не умнее.

– Где Вовка? – тупо спросил он у Пастуха и приставил ствол к его виску.

Пастуху издавна очень не нравилось ощущение ствола у виска. Холодно и, как ни крути, стремно. Он перехватил руку со стволом, вывернул ее за спину круто, до боли, знал, нестерпимой, и «пацан» непроизвольно взвыл и, пытаясь уйти от боли, бухнулся на колени, чуть ослабляя захват, а тут некстати в вагонном коридоре шумно затопали, и в купе сначала влез ствол «калашникова», а следом возникло лицо его владельца.

– Всем на пол! – заорал владелец.

Он был, на автомате отметил Пастух, в выгоревшей до серости солдатской гимнастерке со знаками сухопутных войск Российской Армии – жухло-золотенькими скрещенными мечами и одной широкой, тоже некогда золотой нашивкой-ленточкой. Старший сержант, значит.

«На пол» относилось к Пастуху, потому что первый «пацан», успокоенный Пастухом, уже лежал на полке и тихо кочумал, а второй – на полу и нещадно орал от боли. Не исключено, Пастух ему руку сломал. Бывает. Крепкие вообще-то ребята на поезд напали, надроченные, ясный пень, в «качалках», богатых «железом». Ан не помогло.

– Можно я постою? – спросил Пастух, подымая руки «в гору», но пистолет не выпуская.

– Это наш человек, напарник мой… – В купе втиснулся Стрелок.

– Где Марина? – спросил Пастух.

– Стоит у тамбура. Как все. Живая и веселая. Я приказал проводнице никого в вагон не впускать, пока машинист не посигналит.

– Как там у них?

– Помощника подранили. В руку. Несильно. Медсестричка забинтовала. Да им все равно в Иркутске подмена будет.

– А в вагонах что?

– Повязали солдатики ребятишек. Один ушел, взять толком ничего не успел, спугнули его солдатики, вовремя подоспели, а остальных – в багинеты и в предвариловку. Второй налет подряд. Первый местные силовики и вояки, естественно, просрали, а этот ждали. Информацию вовремя получили.