Мечты Сбываются - Страница 28

– Настоящие, – сказал он удивленно.

– Я ненавижу вас, – всхлипнула Луиз. Она и вправду ненавидела его в эту минуту почти так же сильно, как любила.

– Перестаньте плакать, вы победили, – обреченно произнес Закари. – Я признаю в суде, что был невнимателен, когда ваш отец поворачивал. Все, что угодно, только не плачьте! Я не могу вынести этого, вы выглядите такой беспомощной.

Она улыбнулась светло, как солнышко, хотя слезы продолжали струиться по лицу.

– Правда? Спасибо…

– Я заслуживаю награды за это? – мягко спросил Закари и медленно наклонил голову.

Она неподвижно стояла рядом с ним, ослабев от желания. При первом же прикосновении его губ глаза Луиз закрылись, и она испытала необыкновенное наслаждение. Она умирала от желания поцеловать его с той самой минуты, как вошла в студию, но думала, что это безнадежно.

Закари снял с нее плащ и уронил его на пол. И опять ее руки обхватили его голову, а пальцы запутались в густых черных волосах.

Целуя, Закари не переставал ласкать ее. Его руки исследовали ее тело, как будто он был слепой, который кончиками пальцев пытается познать то, что не может увидеть. Она не противилась.

Внезапно он прервал поцелуй и спрятал лицо на ее шее. Луиз чувствовала его горячее дыхание на своей коже.

– Вы сбили меня с толку, – пробормотал он. – Внешне такая холодная… и такая страсть внутри… Вы, как айсберг, не правда ли? Лишь часть видна над поверхностью, и я думаю, что вы так же способны уничтожить любого, кто неосторожно с вами столкнется.

Эти слова так задели ее, что она выкрикнула:

– Как вы можете быть столь несправедливым? Вы меня совсем не знаете!

Закари посмотрел на нее беспокойно и недоверчиво.

– Думаете, я не понимаю этого? Я не знаю, – что творится в вашей голове. А когда я рядом с вами, то не понимаю, что происходит со мной. – Он цинично усмехнулся. – Например, как так получилось, что я поцеловал вас? Луиз густо покраснела.

– Хотите сказать, что я вешаюсь вам на шею? Неужели он догадывается о ее чувствах? Она готова была провалиться сквозь землю от стыда. Закари покачал головой, усмехнувшись.

– Нет, конечно нет. Если бы вы были девушкой, которая сама вешается на шею, я постарался бы уклониться от встреч с вами, поверьте мне. От таких я бегу быстрее ветра. Нет, первый шаг всегда делаю я.

– Зачем же тогда спрашивать, как произошло то, что вы поцеловали меня. Если вы всегда делаете первый шаг, то и можете ответить на свой же вопрос.

Луиз и самой хотелось бы услышать ответ. Закари отошел от нее, засунув руки в карманы, и наклонил голову.

– Я не собираюсь отвечать и не жду ответа от вас. Просто размышляю вслух. Я сильно озадачен тем воздействием, которое вы оказываете на меня. Может быть, в моем мозгу произошли какие-то изменения в результате аварии.

Луиз успокоила его.

– С вашей головой все в порядке. Я видела снимки. Мозг не поврежден.

– Все время забываю, что вы медицинская сестра, – усмехнулся он. – Но не в этом дело. Может быть, я слишком много времени нахожусь в одиночестве. Знаете, в последнее время я часто ловлю себя на том, что думаю о вас…

Она почувствовала, что ее сердце забилось чаще. Но как тогда быть с девушкой, которую он видел за мгновение до несчастного случая?

– А девушка в белом? – еле слышно спросила Луиз. – Вы вспоминаете о ней?

– Все время, – ответил Закари с недоумением на лице. – Она мне все еще снится, но иногда…

Он замолчал, нахмурившись.

– Иногда – что?

Закари не ответил. Он застыл перед мольбертом в центре студии, уставившись на полотно, его руки были все еще в карманах голубых джинсов, которые плотно облегали стройные ноги. Луиз разглядывала его, думая о том, как он потрясающе сексуален. Помимо джинсов на нем был только тонкий белый свитер, одетый на голое тело, который обтягивал его, как вторая кожа.

Она вздохнула и подошла к нему.

– Вы уже начали писать? – спросила Луиз, кивая на холст.

– Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел это, поспешно произнес Закари.

Но было уже поздно: она увидела.

Картина была не закончена. Но живая изгородь, хрупкая девичья фигурка в развевающемся белом платье, стоящая вполоборота к зрителю, с черными волосами, рассыпавшимися по плечам; луна, спрятавшаяся за серебристыми листьями деревьев; окна дома, смутно светящиеся на расстоянии, были выписаны достаточно тщательно.

Луиз сразу же поняла, кто изображен на холсте. Ревность сделала ее сверхчувствительной. Ей было достаточно одного взгляда, чтобы понять, это – девушка, которую Закари видел тем вечером. Картина обладала магическим воздействием – озадачивала и интриговала, вселяя в зрителя уверенность, что скрывает какую-то тайну.

Затем глаза Луиз остановились на лице девушки и расширились от изумления.

Это было ее лицо.

Луиз была так ошеломлена увиденным, что даже не потребовала у Закари каких-либо объяснений, а только с недоумением смотрела на него.

Он побагровел и проворчал:

– Я даже не могу представить ее лица. Я помню только, что оно произвело на меня сильное впечатление, и мысленно я вижу его очень отчетливо. Но когда пытаюсь воспроизвести, оно исчезает из моей памяти. Я даже думал, что, может быть, стоит вообще вместо лица оставить пустое место. Это было бы даже интересно и, возможно, стало бы предметом искусствоведческого обсуждения. Некоторые художники подобным образом стараются заинтересовать толпу. Но я к ним не отношусь – не собираюсь завоевывать популярность трюкачеством. И пока я решал, что же мне делать, рука как бы сама набросала глаза, нос, рот. Когда же я, отступив на несколько шагов назад, посмотрел на то, что получилось, то оказалось, что это вы. – Закари пожал плечами. – И поэтому, когда от набросков перешел непосредственно к живописи, я вставил ваше лицо в картину.

Он смотрел на холст, стиснув зубы. Луиз наблюдала за ним, желая понять, о чем Закари думает.

Взглянув в ее сторону и опустив глаза, он спросил:

– Вы не возражаете?

Она молча покачала головой.

Возражает ли она? Ее сердце билось так сильно, что Луиз даже затошнило. Что все это значит?

Его голос стал грубее.

– Может быть, вы теперь понимаете, почему я был несколько озадачен… Не только вы волнуете меня. Меня беспокою я сам. Почему, когда я пытаюсь нарисовать ее лицо, получается ваше. Такое впечатление, что два образа слились в моем сознании воедино. Но я не понимаю, каким образом. Что, черт побери, творится в моей голове?

Луиз не нашла ответа на его вопрос…

Думая об этом во время ночного дежурства, она решила было поговорить с одним из психиатров больницы. Но он бы все равно ничего ей не объяснил, так как счел бы непрофессиональным делать какие-либо выводы с чужих слов.

Любой специалист захочет увидеть Закари лично, исследовать довольно долгий период его жизни, но она посчитала, что он откажется. За последний год у него и так сменилось множество врачей. А к психиатрии он относился с большим недоверием. На этот счет у Закари была своя точка зрения, как, впрочем, и на все остальное; На следующий день она заехала за Закари, чтобы отвезти его в суд.

– Что так рано? – сухо спросил он, открывая дверь.

В темном костюме, в рубашке в красную и белую полоску и в шелковом галстуке коричневого цвета он мало походил на себя. Луиз он больше нравился в старых голубых джинсах и в свитере.

– На стоянке возле суда вряд ли удастся поставить машину, – сказала она. – И я сначала высажу вас, а потом уже найду место для парковки.

Он посмотрел на нее тяжелым взглядом.

– Понятно. И конечно, у вас вряд ли хватит смелости на то, чтобы нас увидели вместе.

Луиз покраснела и постаралась сменить тему разговора.

– Не забудьте про ремень. Не обращая внимания на ее слова, он посмотрел в зеркало.

– Представляю, как все будут на меня пялиться, когда я войду в зал. Может быть, мне надеть что-нибудь на голову. – Его голос звучал жестко.