Мечтай вопреки (СИ) - Страница 4

— Своеобразно, — склонил он голову. Непослушные пряди упали ему на лицо. — Но, думаю, тебе понравится.

— Твоих рук дело? — кивнула она на стены, вглядываясь в ту, где бродили, отрывая корни от земли и снова погружаясь в грунт, деревья. Кажется, у них даже лица на коре проступают. Чёрт…

— Моих, — не стал отнекиваться Валера.

— Почему ж снаружи так кисло? — не удержавшись, спросила она. — Театр, как известно, начинается с вешалки. А встречают по одёжке… Они ж теряют клиентов.

Валера расхохотался. Необидно, открыто.

— Скажем так: это место не для всех. И не совсем кафе или ресторанчик. А контраст всегда действует на «ура»: ничем непримечательная наружность и очень красивый внутренний мир. Согласись: это впечатляет. На то и рассчитано. И, поверь, здесь всегда весело, но оборотни оживают ближе к вечеру, поэтому у нас с тобой есть уникальная возможность познакомиться.

— Вроде ж уже? — выгнула Лиза бровь.

— Не так, — мотнул он головой, отчего его волосы снова рассыпались.

— А как? — всё это могло быть частью игры, но почему-то Лиза понимала: всё на самом деле, без подтекста.

— Ближе, — сказал он твёрдо и завладел её ладонями. — Вот как это место: снаружи — одно, внутри — другое.

— Тогда ты начинай, — тепло его рук рождало волнение. Слишком быстро. Так не бывает. Так не должно быть. Или должно?.. Она ведь несколько часов назад его убить была готова, а сейчас сидит и млеет, потому что он просто за руки её держит. А тут ещё и эти деревья смотрят сурово, в душу заглядывают.

Валера никуда не спешил. Сделал заказ. Лиза вслушивалась в его уверенный спокойный голос, следила за жестами. Так и тянуло поправить прядь, что всё время падала ему на глаза. Волосы у него, наверное, мягкие. Каково это — просеивать сквозь пальцы солнечный свет?..

— Валерий Щепкин, тридцать лет, веб-дизайнер и программист, — он снова держит Лизу за руки и смотрит в глаза.

— Лиза Гордеева. Мне двадцать, и я студентка. Спорим, мы будем слишком разными, как А и Я?

Он улыбается тонко — чуть вздрагивают его ресницы и губы.

— Я не спорю. Споры нужны лишь, чтобы достичь какой-то истины.

Лиза смотрит на него торжествующе, словно хочет всем своим видом сказать: «Я же говорила».

— Твой любимый цвет? — входит она во вкус, наперёд зная, что не совпадут.

— Серый.

— Красный! Сладкое или солёное?

— Горькое, — усмехается он и проводит пальцем по Лизиному запястью. Простое касание, а у неё дух захватывает.

— Мы сейчас увязнем в мелочах, покажем, что снаружи, но так и не доберёмся до того, что внутри, — сжимает она губы, понимая, что ей почему-то мало этих простых вопросов-ответов. — Расскажи лучше то, о чём не знает никто или знают избранные.

Он чуть медлит, улыбка уходит с его губ. Лизе кажется, что сейчас он замкнётся или придумает что-нибудь на ходу. Но для Валеры это всего лишь пауза, нужная ему, чтобы начать говорить.

— В семнадцать я ушёл из дома и до сих пор не общаюсь с родителями. Точнее, с матерью иногда, с отцом — нет. Мы и с Эс общаемся недавно.

Для Лизы его слова — шок. Она и представить не могла, что можно вот так. Уйти. Обрубить концы. Остаться один на один сам с собой.

Это тот Валера, что плёлся по трассе на минимальной скорости? Ей всегда казалось, что так делают трусы или очень нерешительные люди. Он не вписывался ни в одну категорию. Он вообще ломал стандарты — это видно, и не важно, что знает она его несколько часов. Лиза вообще считала, что неплохо разбирается в людях.

Ей очень важно узнать, что двигало им. Семнадцать… она помнит себя в этом возрасте. Ветер в голове, школьная скамья. Недалеко ушла, но три года — пропасть. Лиза тогда и сейчас — две разные девушки.

Насколько она знала, у них нормальная семья. Старые традиции. Какие-то там корни. Просто так из таких семей не уходят мальчики, которые и жизни толком не знали.

— Почему? — задаёт она всего лишь один вопрос, но Валера понимает её правильно. У него нет сомнений, о чём она спрашивает.

— Потому что не захотел быть тем, кем они меня мечтали видеть. Это были их мечты. А я ушёл вслед за своей мечтой.

Валера

Им принесли заказ. Это и хорошо. Потому что сложно переводить дух под пристальным взглядом девочки, что сидит напротив и хмурит брови. Слишком серьёзная. Вряд ли она часто бывает такой. Она же ураган, буйный ветер, что сметает всё на своём пути.

Он бы никогда не стал об этом рассказывать кому попало. Лиза как раз не случайный человек. Трудно сказать, почему он так чувствует, но ощущение правильной картины мира не покидало его с той минуты, когда он вышел из машины и наткнулся на её бурное сопротивление.

С ней хотелось дышать. Совершать какие-то безумства, о которых Валера то ли забыл, то ли и не подозревал. Всего лишь одна фигура на шахматном поле жизни — и запахи становятся вкусными, а краски — яркими.

— А кем они хотели тебя видеть? — Лиза к еде не прикасается, хоть и голодна. И то, что она не смешивает разговор с едой, ему тоже нравится.

— У нас в семье девочки — балерины, на худой конец — танцовщицы, а мальчики — военные или художники. По-другому не бывает.

— Но ты не стал ни военным, ни художником. Значит, бывает?

— А те, кто прут против системы, становятся изгоями. Я не первый, конечно же. Но чаще почему-то бунтуют девочки.

Лиза встряхивает головой.

— Для меня это не понятно. Вообще. У нас не так. Почему нельзя быть тем, кто ты есть? Даже если ошибся, оступился, упал или шишку набил? Это ж твой опыт, ты его автор. Никто и никогда не сделает тебя счастливым насильно.

— Жаль, что тебя не слышит мой отец. Впрочем, он вряд ли бы понял.

Она снова вглядывается в стены. Крутит головой. Ей здесь нравится — в этом месте, где всё дышит сказкой.

— А может, ты обманулся. Может, это как раз в вас сильно: гены или что там. Альда достигла высот. А ты… мог бы воевать или рисовать. Потому что ты всё же художник, — кивает на мониторы, — просто пошёл чуть дальше, чем водить кисточкой по холсту. Новый век — новые технологии, иной взгляд, но ни твоя суть, ни твой талант не изменились.

— Да, — не спорит Валера. — Но это пришло гораздо позже, когда я почувствовал себя по-настоящему свободным. Много позже, Лиза. Я снова начал рисовать несколько лет назад. И это был мой выбор, а не навязанные стереотипы. Ешь, здесь вкусно готовят.

Он больше не хочет говорить о себе. Словно жаловался. На самом деле, всё это отболело слишком давно. Он лишь хотел сказать, что точно знает, что ему нужно от жизни. Что никто и никогда не сможет ему что-то навязать.

Они умолкают. Лиза принимается за еду. Музыка, как мелкий дождь, появляется ненавязчиво, капает с потолка. Неуловимо меняется «пейзаж» на мониторах, но она замечает.

— У сказки есть продолжение? — крутит она головой. На лице — восхищение. Живые эмоции. Улыбка. Лиза снова полна жизненной энергии и не напоминает ту серьёзную особу, что несколько минут назад допрашивала его с пристрастием. Хитрая девочка. Выспросила и ничего не дала взамен. Но Валера не спешит. Всему своё время. Он обязательно узнает больше. Некоторые ответы лучше искать без вопросов.

— У любой сказки есть продолжение, даже когда все считают, что наступил долгожданный счастливый финал.

Он вкладывает в свои слова чуть больше, чем нужно. Лиза поймет или догадается. Может, не сразу. Но сейчас Валера хочет оставить ей побольше «хлебных крошек», по которым она однажды вернётся, чтобы сложить два плюс два.

Больше о личном они не говорили. Ели, переглядывались. Лиза корчила умильные рожицы: ей нравилось наблюдать за «жизнью» на экранах, а у него чуть быстрее билось в груди сердце. Хорошо, когда кто-то с тобой на одной волне.

— Поехали ко мне? — берёт Валера Лизу за руку, когда с обедом покончено.

— Тебе не кажется, что ты спешишь? — выдёргивает она, словно обжегшись, пальцы из его ладони. Не напугана, нет. Но в глазах скользит разочарование. — Ты, наверное, что-то себе навоображал, — вздёргивает вверх подбородок. — Или тебе что-то показалось не то!