Меченые злом - Страница 21

– Не волнуйся, на память я пока не жалуюсь.

– Свободу и независимость рядовым ментам! Кратко, а значит гениально.

– В этом что-то есть, – невесело ухмыльнулся Артем. – Мне довелось на собственной шкуре испытать все прелести начальственной пяты. И попробуй пикни.

– Свобода нужна только тем, кто понимает в ней толк. А способность к подчинению, увы, предполагает в человеке наличие такого низменного качества как карьеризм. Разве тебе не хочется стать начальником управления?

– Честно?

– И никак иначе.

– Очень хочется.

– А зачем?

– Если думаешь, что ради высокой зарплаты и приличной пенсии, то глубоко заблуждаешься. Упоение почти безграничной властью в областном масштабе – вот моя голубая мечта. Я бы даже сказал – предел всех моих желаний.

– Экий ты сукин сын, Артем Саныч! Предвосхитил мои умозаключения – и радуется.

– Да понял я, Серж, что ты хочешь сказать. Настоящая свобода предполагает полное отсутствие любых оков. И в первую голову внутренних. А наша служба (как и вообще любая служба) – это якорная цепь на шее брошенного в глубокий омут. Она тянет вниз, на дно, но ты этого не замечаешь, так как тебе кажется, будто происходит карьерный рост.

Сияющая вершина в конце служебной лестницы, которая видится такому несчастному глупцу, на поверку оказывается заиленным дном, где копошатся жирные, равнодушные ко всему живому, пескари с холодными безразличными зенками.

– Ладно, пусть так. А как ты можешь охарактеризовать, например, увольнение по причине служебного несоответствия?

– По-разному. Для истинно свободного человека – это благо. Он всплывает на поверхность, чтобы насладиться свежим воздухом. И не делает из своего фиаско никаких трагедий. Скорее, наоборот, – радуется, что какая-то случайность наконец помогла ему преодолеть вполне понятные колебания. А вот зацикленному индивидууму освобождение от оков смерти подобно… Ладно, я потопал. Не то заберемся в такие дебри, что без бутылки не разберешься. Перенесем наш философский диспут на вечер, если твое приглашение остается в силе.

– Обижаете, гражданин мыслитель. Буду ждать вас с огромным нетерпением. Вот только пивком разомнусь. Пошлю за ним лаборанта. Есть тут у меня, кроме всех прочих, один салага, быстрый на ногу…

Артем ушел от эксперта подавленным. Дело Завидонова, и поначалу явно тянувшее на "глухарь", только что получило подтверждение своего незавидного статуса. Поэтому радоваться было нечему.

Саюшкин битый час обхаживал хозяина бара "Волна" Микиту Москаленко. Этот хитрый хохол был его последней надеждой.

Если смотреть на Микиту без предвзятости, могло показаться, что это весьма богобоязненный человек, регулярно посещающий если не христианский храм, то молельню сектантов – точно. Вечно постное выражение длинного лошадиного лица, жидкие светлые волосы, зачесанные поперек начавшей лысеть яйцеобразной головы, прячущиеся под густыми, выцветшими до белизны, бровями водянистые голубоватые глазки, глядящие с умиляющей собеседника кротостью, впалая грудь и худоба, предполагающая длительные посты и радения, и, наконец, тихий вкрадчивый голос – вот почти полный портрет содержателя "малины", которого за глаза и очень осторожно называли Чмо. Иногда добавляя – ушастое.

Уши Микита и впрямь имел уникальные. Огромные, оттопыренные, они, тем не менее, были полупрозрачными, как крылья фантастической птицы. Казалось, еще чуть-чуть, и он взмахнет ими, и запорхает над столами, паря в клубах табачного дыма, словно древний птеродактиль.

Однако вряд ли кто из знающих его людей осмелился бы в открытую позлословить над Москаленко. Это было просто опасно. Под личиной невзрачного задохлика, тихони, скрывался чрезвычайно жестокий и мстительный тип. Некоторых, с позволения сказать "шутников", имевших неосторожность проехаться на счет внешности Микиты во всеуслышание, потом находили в канализационных колодцах, обезображенных до неузнаваемости.

И вот с таким человеком Леха вел переговоры на предмет продажи все того же злосчастного героина. Саюшкин "признался" Москаленко, будто у него имеется совсем немного наркотика – не более ста грамм. Но и это количество вызывало вполне обоснованные подозрения хитрого, как змей, содержателя "малины".

Микита – это не Бубенцов, из-за своей сильной независимой натуры сохранивший остатки благородства. Москаленко по своей сущности был крестьянином, а точнее – кулаком, если применить к нему терминологию недавнего прошлого, волею судьбы оказавшимся в незнакомой и враждебной ему городской обстановке. Прижимистый, патологически жадный, немало посидевший в свое время за забором зоны, Микита не верил ни единому слову Саюшкина, которого он знал вдоль и поперек. -…Выиграл, говоришь? Хи-хи… – дребезжал смешочком Москаленко. – Экий ты удачливый, хлопец.

"Не твое собачье дело, гнида ушастая, где я взял наркоту!" – грубо подумал Леха.

Подумал, но ничего не сказал, лишь простодушно захлопал ресницами, продолжая играть роль недалекого рубахи-парня. Миките, как и Бубенцову, он вешал на уши ту же самую лапшу о мифическом выигрыше в карты.

Но Чмо, в отличие от Крота, достаточно хорошо знал аховые способности Саюшкина по части карточных игр, и такой действительно крупный выигрыш считал брехней. Он думал, что Леха просто украл где-то героин и теперь хочет толкнуть наркотик мимо Саврасыча. Впрочем, барыга действительно не занимался сбытом запретного зелья.

– Фраерок попался пьяный, – твердил вор набившую оскомину туфту. – Ну, я его и…

Проигрался он в пух и прах.

– Оно и понятно… Горилка нынче что керосин. Между ушей бьет. Наповал.

– Сведите с надежными людьми, – бубнил свое Саюшкин. – И вы в накладе не останетесь.

– Хи-хи… А как же. Шо касается надежных людей… – Микита уколол Леху острым, как сапожное шило, взглядом. – Помаракую маненько. Думаю, дельце выгорит. И навар будет клевый.

– Это точно? Я могу надеяться?

– Надежды вьюношей питают… хи-хи… Могешь. Не мандражируй, Лексей. Мое слово – кремень.

– И как долго мне придется ждать?

– День, другой. Пока люди грошей наскребут. Сумма немалая…

– Лады… – с трудом сдержав вздох разочарования, согласился Саюшкин.

Он не послушался Бубенцова. Кроту легко говорить – закопай. У него денег куры не клюют, а тут приходится рисковать свободой почти каждый божий день, чтобы, в конце концов, зашакалить сотню-другую "зеленью". Если не удастся продать всю партию, можно попробовать сбагрить героин по частям. Конечно, это опасно, очень опасно, но что делать?

И все же Леха не утратил надежду найти серьезного покупателя на свой опасный товар.

Но для начала нужна хотя бы завязка, первый контакт с наркоторговцами, пусть и работающими с мелким оптом.

Саюшкин очень сомневался, что те, которым он продаст зелье, поступят так, как Илья Львович. На фиг им нужен какой-то химический анализ? Коси бабки – и все дела. А навар у будущих партнеров должен быть весьма солидный. Кто откажется от двойного подъема?

Нет, таких дураков в городе не найдешь. В этом Леха был твердо уверен.

– Нам нужно решить ишшо один… хи-хи… важный вопросик. – Микита елейно улыбался.

– Но мне кажется, мы обо всем договорились… – Саюшкин насторожился.

– Почти про все. Осталось главное: скоки я буду иметь?

– Как обычно. Посредник получает десять процентов.

– Это ежели какого-нибудь бобика торгуешь. А тут совсем другой компот.

– И сколько вы хотите?

– Ну, если по старой дружбе… хи-хи… Думаю, пополам будет в самый раз.

– Пятьдесят процентов!? Да вы что!? Побойтесь Бога! Это чистый грабеж!

– Лексей, не будь таким жадным, – осуждающе сказал Москаленко. – Пятьдесят на пятьдесят – и по рукам.

– Ладно, будь по-вашему. Пятнадцать процентов. Только из-за большого уважения к вам.

– Уважение в карман не положишь. Ну, добре, куда тебя денешь. Сорок процентов – это по-божески.