Меч Роланда - Страница 8

Мне понадобилось некоторое время, чтобы завоевать благосклонность Арнульфа. Он всегда шел пешком перед своими волами, закинув на плечо прут, как удочку. Сначала Озрик и я плелись за повозкой, не видя своих пожитков, и нам казалось бестактным взять их оттуда. Арнульф делал вид, что нас нет. Если он с кем и говорил во время коротких привалов, то только со скотиной. Мужчина ухаживал за своими волами, ласкал их, ходил вокруг повозки, тщательно осматривая колеса, оси и груз. Так продолжалось, пока не доехали до первого брода через реку, где мы с Озриком сумели завоевать неохотное признание нашего возницы. Арнульф остановил повозку посреди реки, чтобы волы постояли в воде и остудили копыта. Я кивнул рабу и взял ведро, прицепленное сзади к повозке. Вскоре мы наполнили чан с угрями речной водой. Арнульф не поблагодарил нас, но, по крайней мере, дождался, пока мы закончим работу, и только после этого цокнул языком, чтобы волы двинулись вперед. Позже в тот же день он срезал две ветки с листьями и сделал знак, чтобы мы шли рядом с волами. Ветками мы должны были отгонять от скотины мух и мошек, появлявшихся перед заходом солнца.

С каждой милей во мне возрастало ощущение благополучия. Я не спешил в Ахен и впервые в жизни в какой-то степени распоряжался собственной судьбой. Став уверенней в себе, я предпринял единственную предосторожность: сменил повязку на глазу. Для этого я нашел шорника в маленьком городке, через который мы проезжали, – там как раз проходила ярмарка. Он сделал кожаный наглазник с завязками, чтобы плотно стоял на нужном месте. Когда пришло время платить, возникла трудность: мужчина не хотел брать отчеканенные Оффой серебряные монеты, говоря, что здесь это не деньги, и направил меня к еврею-меняле. Тот за двадцать процентов комиссии предложил обменять все мое мерсийское серебро на монеты короля Карла. Не колеблясь ни мгновения, я высыпал содержимое кошелька. Пока еврей взвешивал и скреб каждую монету, проверяя чистоту серебра, до меня дошло, что, вероятно, я в последний раз вижу лицо короля Оффы. По крайней мере, я надеялся на это.

Наша поездка изменила Озрика. Физическая нагрузка и долгие дни, проведенные на солнце, начали благотворно сказываться на его здоровье и осанке. Он теперь держал голову немного прямее, его сломанная нога постепенно выпрямлялась, а хромота была не так заметна. Он раскрепостился и сделался общительнее. Раньше он произносил за раз лишь по несколько слов, а теперь стало возможным обмениваться с ним несколькими предложениями, хотя сам он редко начинал беседу.

– Ты бы предпочел остаться и служить моему дяде Кинерику? – спросил я его.

Это случилось на третий день после нашего отбытия из монастыря аббата Вало, и мы сидели на заросшей травой обочине дороги. Арнульф объявил остановку, чтобы переждать полуденный зной, и суетился возле волов в тени гигантского каштана.

Озрик потер рукой свою кривую ногу, массируя место перелома.

– Меня там ничто не удерживало.

– Король Оффа мог придумать что-нибудь другое, чтобы покончить со мной. Что бы ты тогда делал?

– Это решает судьба, – пожал плечами он. – Сейчас я предвкушаю, как мы приедем в Ахен и посмотрим, правду ли говорят о короле Карле.

– А что тебе говорили про него?

– Что у него странные привычки. Он не придерживается обычного распорядка – дремлет днем, бродит без охраны по своему дворцу, носит обычную повседневную одежду, ничем не выделяющую его как короля, иногда даже созывает свой королевский совет глубокой ночью.

– Звучит так, словно ты говорил с его слугами.

– Аббат Вало несколько лет служил в дворцовой администрации. Когда его назначили аббатом в монастырь, он взял с собой своего дворецкого и повара. Слугам нравилось рассказывать о временах, когда они были на королевской службе.

– Это только слухи, или они лично видели Карла?

– Дворецкий утверждает, что однажды видел короля в коридоре поздно ночью. Карл остановил его и задал кучу вопросов о дворцовой челяди, кто чем занимается и откуда они родом. Очевидно, он любит знать обо всем, что происходит. Челядь его боготворит.

Я задумался над ответом Озрика. Моего отца народ уважал издалека. Подданные короля Оффы боялись своего господина. А король Карл, по рассказам, был не похож ни на кого из монархов, о которых я слышал.

– А королевское семейство? Что оно собой представляет?

– У Карла есть незаконнорожденный сын. Он, как все верят, унаследует трон.

Опять странность. Обычно короли не признают бастардов.

– Разве у него нет никого ближе?

– Он сластолюбив, и у него была пара наложниц, родивших ему нескольких детей, в основном девочек.

Что-то в тоне, каким Озрик произнес последнее замечание, заставило меня посмотреть на раба вопрошающе.

Он улыбнулся.

– Мне говорили, что он любит держать девушек при себе. Но это только слух.

С этими загадочными словами Озрик встал на ноги. Арнульф погнал своих волов дальше, и они размеренными шагами двинулись по дороге на запад.

По дороге мы встречали других путников – нищих, бродячих ремесленников, торговцев, странствующих от хутора к хутору с мешками, набитыми всякой мелочью, которую удобно переносить, – от ножей до иголок. Заунывные песни вдали предупреждали о приближении группы паломников, идущих к святыне. В базарные дни встречались крестьянские телеги, груженные сельскохозяйственными продуктами, рядом бежали дети, в телегах болтались вниз головой живые куры, визжали связанные свиньи. Все нас обгоняли, если ехали в ту же сторону, кроме калек на костылях или женщин с детьми на руках. Верховые ругали нас, требовали освободить дорогу. Арнульф не обращал на них внимания, и им приходилось нас объезжать. Поравнявшись с нами, они сердито хмурились, но родимое пятно у него на лице удерживало их от выражений недовольства.

Только однажды он свернул на обочину, пропуская других. К нам двигалась небольшая группа всадников вполне обычного вида за исключением того, что их сопровождал небольшой отряд солдат. Арнульф сразу съехал на обочину, и они с каменными лицами проскакали мимо. Потом, уже в сотне ярдов от нас, один из них повернул коня и подъехал к нам. Это был молодой человек, возможно, какой-нибудь мелкий чиновник. Он натянул поводья и задал нашему провожатому несколько вопросов – как долго тот в пути, откуда он, куда направляется и сколько заплатил на трех последних местах сбора пошлины. Удовлетворенный ответами, молодой человек учтиво кивнул и ускакал обратно к своим товарищам.

– Кто это был? – спросил я.

Раньше никогда я не видел Арнульфа таким почтительным.

– Люди короля. Их посылают с высочайшим приказом и полномочиями требовать объяснений. Они всюду суют свой нос, проверяя, все ли в королевстве идет как надо.

– Зачем им вооруженная охрана?

– Для виду. Все равно никто не посмеет им перечить.

– Значит, до Ахена уже недалеко?

– Роща, где мы сейчас едем, – королевский охотничий заказник.

Это было глухое, мрачное место, дорога миля за милей тянулась через дремучий лес. Близился вечер, смеркалось, и у меня появилось неприятное чувство, будто кто-то следит за нами из-за деревьев. Но когда присматривался, то никого не замечал. Я поделился своими тревогами с Арнульфом, тот только хмыкнул. В конце концов мы нашли поляну, где можно остановиться на ночлег. Костер разводить не стали и поужинали холодным окороком с хлебом, взятыми на последней монастырской кухне, после чего легли спать под повозкой. Два вола, послушные, как выдрессированные собаки, жевали свой корм, а потом опустились на колени, чтобы отдохнуть.

Через какое-то время я проснулся от тихого скребущего звука. Приподнялся на локте и выглянул из-под повозки. Луна на безоблачном небе светила так ярко, что предметы отбрасывали тени. Все казалось обычным. Я различил грузные очертания волов и услышал, как они жуют жвачку. У них в брюхе раздавалось глубокое урчание. За животными виднелась черная опушка леса, и где-то ухала сова. Я снова улегся, подумав, что меня разбудила крыса или лиса, заинтересовавшаяся нашей провизией. И вдруг послышался сдавленный визг. Две темные фигуры соскочили на землю у повозки и бесшумно убежали в темный лес. Я поднялся на ноги и, взглянув на чан с угрями, увидел, что крышка открыта. Мой крик разбудил Арнульфа и Озрика, и, присоединившись ко мне, они успели увидеть, как первая змееподобная тварь выскользнула из чана.