Меч Бедвира - Страница 20

— Лютиен, — вновь крикнул Оливер, застывший на месте при виде приближавшегося чудовища.

Внезапно юношу осенило. Лютиен бросился на корму парома и закричал, обращаясь к людям на Даймондгейте:

— Рубите канат!

Сперва они, казалось, не услышали или как минимум не поняли, что от них требовалось, но затем Лютиен закричал снова и указал вверх, на канат. Капитан немедленно подал знак матросу, и проворный малый, зажав в зубах большой нож, полез вверх по шесту.

Лютиен подошел и остановился возле Оливера, наблюдая за приближавшимся китом.

Оставалось сто ярдов. Восемьдесят.

Пятьдесят ярдов. Лютиен слышал тихое бормотание Оливера. «Молится», — понял юноша.

Неожиданно паром накренился и начал раскачиваться. Лютиен потянул Оливера к скакунам. Оба, Ривердансер и Тредбар, нервничали, ржали и били копытами, словно чуяли приближавшуюся опасность. Лютиен торопливо подвязал свободно обвисший канат, так что паром не мог скользить по нему.

Кит продолжал их преследовать.

Тридцать ярдов. Оливер уже мог разглядеть черный глаз кита.

Паром несся вперед на хорошей скорости, подхваченный быстрым течением, но кит все равно двигался быстрее.

Двадцать ярдов. Теперь Оливер молился вслух.

Паром подскочил, ударившись о скалу, и когда Оливер и Лютиен нашли в себе силы оторвать взгляд от кита, они увидели, что находятся вблизи береговой линии скал. Они оглянулись назад как раз вовремя, чтобы заметить, как удалялся плавник кита, чьи мечты о вкусном обеде разрушила береговая отмель.

Однако друзьям не суждено было насладиться передышкой и порадоваться своему чудесному спасению. Прибрежные скалы надвигались с угрожающей скоростью, поскольку паром двигался вперед гораздо быстрее, чем когда их канат перерезало возле Даймондгейта.

— В седло! В седло! — кричал Оливер, вскочив на Тредбара и натянув поводья, чтобы удержать возбужденное животное.

У самого Лютиена не нашлось подходящего плана действий, поэтому он подчинился команде, не понимая, впрочем, что имел в виду хафлинг. Как только юноша вскочил на Ривердансера, он заметил, что Оливер установил своего пони как раз напротив места, где паром, вероятно, должен был удариться, и тогда Лютиен понял, что задумал его отчаянный спутник.

— Ты должен успеть вовремя прыгнуть! — кричал хафлинг. Паром неожиданно накренился, когда его днище задело за скалы. Доска обшивки в дальнем конце парома оторвалась и осталась качаться на волнах, поднятых стремительно несущимся суденышком.

— Прыгать? — крикнул Лютиен.

Приближавшаяся стена камней была всего несколько футов высотой, и юноша не сомневался, что Ривердансер мог бы совершить подобный прыжок на твердой земле. Но качавшуюся палубу парома нельзя было назвать твердой землей, к тому же Лютиен понятия не имел, что находилось по другую сторону стены. Однако он хорошо понимал, что может произойти, если он не прыгнет, и потому, когда Оливер пустил Тредбара по палубе, молодой человек последовал за ним.

Лютиен спрятал лицо в пышной гриве коня, не желая видеть, как они поднимаются вверх, оттолкнувшись от палубы парома. Он слышал, как затрещало судно, ударившись о скалы, а моментом позже понял, что они преодолели стену.

Юноша поднял голову, когда Ривердансер перешел на легкую рысь и помчался по травянистому холмику. Тредбар стоял в стороне, без всадника, слегка поранив переднюю ногу. На мгновение Лютиен испугался, что Оливер свалился на середине прыжка и разбился о камни. Затем он заметил, что хафлинг валяется на траве и дико хохочет.

Оливер вскочил на ноги и поднял упавшую шляпу. Он оглянулся на Даймондгейт и лихо взмахнул своим чудовищным головным убором, давая знать тем, кто помогал им, что они с Лютиеном спаслись.

Юноша направил Ривердансера к краю холма и посмотрел вниз, на разбитый паром. В двадцати ярдах от него свирепый кит, вернувшись, кружил вокруг обломков.

— Это было не так плохо, — заметил Оливер.

Лютиен не знал, то ли соскочить с коня и вздуть хафлинга, то ли подбросить его в воздух, радуясь победе. Его кровь бурлила в жилах, сердце отчаянно колотилось. Он чувствовал себя более живым, чем когда-либо раньше. Никакая победа на арене не могла сравниться с нынешним ощущением полноты бытия. Но если Оливер говорил правду, тогда с чем еще может столкнуться юный Бедвир, находясь рядом с хафлингом? Какие приключения ожидают их впереди?

Несмотря на радостное возбуждение, дрожь пробежала по спине Лютиена.

— Они приближаются, чтобы поздравить нас и воздать должное нашей находчивости, — сказал Оливер, привлекая внимание юноши и указывая на север от холма, назад, по направлению к причалам на этой стороне пролива. Две дюжины людей бежали к ним, крича и размахивая инструментами.

— Чтобы поздравить?! — воскликнул Лютиен.

Оливер посмотрел на разбитый паром.

— Ты думаешь, они хотят заставить нас заплатить за него?

Кивок юноши заставил хафлинга моментально взлететь на своего пони.

Он развернулся в седле и поклонился, изящно взмахнув шляпой вдоль бока Тредбара.

— Я высоко ценю ваши аплодисменты, — крикнул Оливер приближавшейся толпе. — Но теперь, боюсь, занавес закрывается!

И с этими словами они помчались прочь со всей скоростью, на которую оказались способны их утомленные скакуны. Трудно было представить себе более странных спутников: пышно разодетый хафлинг с большой дороги на уродливом рыжем пони и потомок Бедвиров на сверкающем коне.

Следующие несколько дней усталые компаньоны наслаждались передышкой. Они неторопливо двигались на юг через земли крестьян, принимая пищу и ночлег там, где находили их. Это было не особенно трудно, поскольку крестьяне северного Эриадора оказались дружелюбным народом. Они более чем охотно делились пищей и предоставляли сараи для ночлега в обмен на новости о большом мире, столь редко доходивших до их забытых богом уголков.

Оливер всегда играл первую скрипку в разговоре, рассказывая крестьянам и Лютиену байки о своей жизни в Гаскони, повествуя о приключениях, далеко превосходящих «маленькие неудобства», которые они с Лютиеном испытали со времени схватки у купеческого фургона.

Юноша молча выслушивал подобные истории, хотя и понимал, что в них было на три четверти хвастовства и только на четверть правды. Впрочем, молодой человек не видел вреда в безудержном хвастовстве хафлинга, тем более что крестьяне, казалось, получали огромное удовольствие от подобных историй и никто из них не беспокоился о достоверности. Только одно огорчало Лютиена: никто из добродушных земледельцев слыхом не слыхивал об Этане. Каждое утро, когда Лютиен и Оливер покидали очередной дом, их провожала вся семья, а иногда и соседи, так что вслед путникам несся нестройный хор голосов, на разные лады желавший им удачи.

У Лютиена хватало поводов для беспокойства, так что он не особенно прислушивался к болтовне хафлинга. Юноша все еще мысленно перебирал события последней недели, хотя и не чувствовал за собой вины. Даже когда Лютиен думал о циклопе в отцовском доме, или на крыше купеческого фургона, или о тех, на перевернутой лодке, он не испытывал угрызений совести и был уверен, что и впредь следует действовать, повинуясь велениям собственного сердца.

Он также все больше привязывался к своему спутнику. Этот хафлинг, разбойник с большой дороги, вовсе не был злодеем. Судя по его действиям и рассказам о прошлом (по той их части, в которой, как считал юноша, могли содержаться крупицы правды), Лютиен заключил, что Оливер придерживался высоких принципов. Например, хафлинг грабил только купцов и аристократов. К тому же, насколько заметил Лютиен, Оливер с большой неохотой убивал кого-либо, кроме циклопов. Поразмыслив, юноша выкинул из головы предложение спутника прикончить свидетелей их первого совместного ограбления, поскольку Оливер с видимой охотой от него отказался.

И поэтому Лютиен, не имея понятия о том, каким образом разыскать брата, решил просто ехать вместе с хафлингом с большой дороги и предоставить судьбе решать за него.