Maxima symphonia (СИ) - Страница 2

- Принято!

Через пару минут из арки дома появляется массивный Петр - осанистый и в костюме. На часах глубокая ночь, а этот свеж, как будто десять часов спал. Всем бы так выглядеть к сорока годам. Скользящим шагом профессионала Петя быстро приближается к добивающей свою жертву компании.

- Ребята, покиньте территорию. Вы жильцам спать мешаете, – тихо, но твердо. Его голос раздается в ночной тишине, вместе с треском вырывается из моей рации.

- Слышь! А ты еще кто такой? Вали отсюда, пока и тебя не задавили. Или тоже хочешь рядом лечь? – обернувшись, нагло тянет один из нападавших. Я даже по голосу слышу, что он сильно пьян, и, возможно, не столько от алкоголя в крови, сколько от бодрящей и срывающей гайки вседозволенности.

Петя не любит спорить, поэтому с каменным выражением лица сразу сует руку под полу пиджака и извлекает хищный хромированный металл, в темноте и из рации раздается многозначительный щелчок передернутого затвора.

- Повторяю еще раз – покиньте территорию, – все еще держит ствол направленным в землю, но для него вскинуть руку - секундное дело. Не сомневаюсь, что он пустит оружие в ход при первой же угрозе, видел уже такое, и не раз. Моя охрана никогда не разменивается на пустые угрозы, за то и плачу.

- Да ты чё, чувак! – сразу неуверенно мычит тот, что угрожал расправой. – Мы же ничё! Мы так тут!..

- Пошли вон! – прерывает его поток словоизлияния Петр. – Считаю до трех! Раз!

Видимо, квартет мертвецов не настолько безбашенный, чтобы игнорировать заряженное смертью под завязку и уже взведенное оружие. Все четверо тут же пятятся прочь от Петра.

- Два! – подсказывает он и поднимает ствол до уровня глаз, готовясь стрелять.

Его будущие мишени разворачиваются и, спотыкаясь, несутся к машине. Залезают в нее, и авто, взвизгнув шинами и виляя по дороге, уносится прочь.

Хмыкаю и снова подношу рацию к губам.

- Петь, проверь парня!

Петр не спеша прячет ствол и нагибается над неподвижным мотыльком. Не церемонясь, переворачивает его носком ботинка на спину и вглядывается в лицо.

- Пидорасы! – тихо матерится мой всегда спокойный водитель. – Похоже, ему в больницу надо, и как можно скорее, Максим Александрович. Вызвать неотложку?

- Нет! – захожу в спальню и подбираю рубашку, брошенную на стуле. – Отнеси его в машину. Сами довезем быстрее, чем они сюда доберутся. Я выйду через пять минут.

Быстро, по-солдатски, одеваюсь, не застегивая до конца пуговицы. Плевать на стиль, кому он сейчас нужен. Уже выходя, в последний момент вспоминаю и оглядываюсь на спящего блондина. Достаю из бумажника три зеленых купюры и кладу их на секретер, а затем, больше не оглядываясь, выхожу из квартиры, тихо прикрыв за собой дверь. Похоже, эта ночь будет не такой уж скучной.

В тишине больницы громким эхом звучат мои шаги, отбивают ритм, а я только и успеваю, что переставлять ноги, попадая им в такт. Ненавижу такие места. За запах безнадежности и общую унылость красок. Хотя нет. Ненавидеть я давно разленился, перерос вообще все яркие чувства, не только ненависть, заменил конкретно ее на терпимую неприязнь. В белом халате, небрежно накинутом поверх делового костюма, захожу в одноместную палату, несу в руках приношение - букет из семи алых роз. Сидящий на кровати бледный пациент поворачивает голову в мою сторону. Смотрит угрюмо, не изменяет себе.

- Привет, малыш! – улыбаюсь вполне солнечно, несмотря на свинцовые тучи за окном, а может, даже вопреки им.

Пацан глядит диким зверем, но уже притерпелся ко мне. Не огрызается, как делал это при нашей первой встрече.

- Здравствуйте, - бурчит сердито, а я улыбаюсь еще шире, совершенно не задетый его неприветливым тоном. Улыбка - моя броня против озлобленных юношей, а также агрессивно настроенных мужчин и истеричных женщин.

Пробираюсь с букетом к тумбочке и вазе расположившейся на ней. Бесцеремонно выдергиваю из узкого стеклянного горлышка чуть увядший букет белых роз, принесенный мною ранее в жертву сердитому юному божеству, и сую на его место новый, а старый несу к санузлу и, не щадя пожухлые лепестки, ломаю тонкие стебли и бросаю их в мусорное ведро. Никаких сожалений об отжившем.

- Как ты? – возвращаюсь к своему новому приобретению.

- Нормально. Врачи сказали, что скоро можно будет выписываться.

- Замечательно.

«Приобретение» неуверенно теребит пальцами здоровой руки простыню на коленях.

- Чем… Кхм! – у пацана видимо в горле пересохло от волнения. – Чем я могу рассчитаться с вами за лечение?

Подпускаю в улыбку немного хищного коварства, пусть понервничает. А как с ним сердитым еще справляться? Приближаюсь и сажусь на край кровати, совсем рядом. Пациент застывает, как испуганный шорохом в траве сурикат, и так же настороженно смотрит обведенными болезненными тенями зенками, но не отодвигается от меня, хоть и видно, что прилагает для этого немалые усилие. Только лапки на животе сводит, защищая мягкое сурикатово брюшко. Страшно, маленький?

- Врачи сказали, что у тебя оказался очень высокий болевой порог, – говорю подчеркнуто спокойно и миролюбиво. Не хватало мне тут еще истерик. - Тебе сломали два ребра и три пальца, но ты все равно дрался, пока тебя не огрели по голове. Ты знаешь об этих твоих особенностях?

- Я знаю. Я… не чувствую боли. Вернее, чувствую, что что-то не так, но это не мешает мне драться. Боль для меня вторична.

- Философ, однако.

Сурикат, вещающий хриплым голосом о вторичности боли. Потискал бы, да по нему и так будто грузовик прошелся.

- Неужели эти четверо были настолько плохи? Они ж тебя чуть не убили. Мог же дать им без вопросов, возможно, они были бы даже щедры и заплатили. А там смотришь - понравилось бы тебе развлекаться в такой большой и дружной компании.

Зло глядит прямо в глаза, протыкает насквозь чернотой расширенных от принятых лекарств зрачков.

- Вам легко говорить! А мне очень нужны были деньги. Я не хотел так… Думал, если один, то еще ничего. Переживу как-нибудь. Но четверо…

- Хм, понятно. Да уж! Мне, конечно, легко говорить. И я весь такой легкий и воздушный со своего барского плеча хочу предложить тебе кое-что.

Пациент прикрывает глаза длинными черными ресницами. Борется с собой. С интересом наблюдаю за тем, как его лицо искажается от захлестывающих с головой эмоций. Целый водопад чувств всего за несколько минут. Не умеешь ты закрываться, детка. Разве ж можно так обнажаться перед чужим человеком.

- Я сделаю все, что вы потребуете, – наконец долетает до меня шепот.

Открывает глаза, моргает, и я понимаю, что он пытается сдержать злую влагу, плавающую по краю ресниц. Совсем еще ребенок, ну, как его вообще можно захотеть трахать. Разве что ебать и самому рыдать навзрыд.

- Не нервничай, – надо как-то отвлечь, успокоить несчастного суриката. - Я не предложу тебе ничего такого, чего ты сам не захочешь. Ты ходишь в секцию? Так ведь?

Я мог бы и не спрашивать - видел же драку, видел определенные навыки, но все же решаю поинтересоваться. Десять баллов мне за отвлекающие расспросы.

- Да. Уже года четыре. На кунг-фу.

- Нехило! - добавляю побольше восхищения в интонацию, и он сразу начинает расправлять гордые плечи. - Тогда мое предложение может прийтись тебе по душе. Я - владелец элитного закрытого клуба. Не скрою, что это клуб для мужчин, и в нем можно найти развлечение на любой вкус. Но тебе я предлагаю стать… бойцом. Гладиатором на арене. Хороший тренер улучшит твои навыки в борьбе, а твоя способность не чувствовать боли, я думаю, позволит тебе быстро стать одним из лучших. Если ты захочешь, конечно, и будешь упорно работать над собой.

А вот теперь замолкаю и честно гляжу в глаза. Предложение прозвучало, и я жду ответа. Пацан смотрит на меня удивленно и с большой долей скепсиса. Потом опускает глаза в простыню и снова мнет ее в здоровой руке, а я снова терпеливо жду.

- Я… согласен, – наконец произносит он и поднимает на меня колючий взгляд.