Маурайская федерация (сборник) - Страница 189

– Ты думаешь, что меня примут как ученого? – тревожно спросил Хэйвиг капитана. – Но это совсем не так. У нас все такие, как я.

Лоханассо положил руку ему на плечо:

– Не бойся, друг. Мы торговый народ. Мы платим за то, что имеет цену для нас, а то, что предлагаешь ты, – бесценно. Кроме того, мы хотим распространять цивилизацию и знания повсюду. А для этого нам нужны союзники. Умные и знающие люди.

– Вы действительно хотите переделать все человечество?

– Переделать? Ты имеешь в виду, создать наши копии? Нет, конечно. Я не вхожу в правительство, но а читаю отчеты о дебатах, труды наших философов. Основная причина гибели предыдущей цивилизации, машинной культуры, заключалась в том, что, она стремилась сделать всех людей подобными. Разумеется, это не единственная причина, но одна из тех, что привели мир к катастрофе. – Лоханассо ударил могучим кулаком по поручням. – Черт побери, Томас, нам нужно все многообразие человечества, многообразие обликов, способов мышления, образов жизни!

Он рассмеялся и закончил:

– Разумеется, в разумных пределах. Например, от пиратов нужно избавляться. Ну хватит на сегодня. Уже полдень. Мне нужно проделать кое-какие измерения, а потом мы пообедаем. Считай, что ты не жил еще, раз не пробовал моего пива.

– Я провел больше года среди ранних Маури, – сказал мне Хэйвиг. – И получил там именно то образование, которое мне было нужно для моей цели. Это были очень милые, добрые люди. О, разумеется, среди них были и подлецы, и мошенники, у них были свои недостатки, но в целом Федерация того времени была самой счастливой и пригодной для нормальной жизни человека. Чего не скажешь о более ранних стадиях развития, которые я прошел, вплоть до двадцатого столетия. Там я сел в самолет и перелетел из Веллингтона в Стамбул. Я хотел увидеться с Ксенией. Вскоре мы поженились.

Об их совместной жизни, о пяти счастливых годах, проведенных с нею, он рассказывал мало. Да это и понятно. Я тоже никому не рассказывал о своей с Кэйт.

Впрочем, жизнь их была довольно сложной. Им приходилось жить затворниками, скрываться от агентов Ээрии.

К тому же ему было не так просто заниматься предпринимательством. Он не мог начать свое дело в этом мире гильдий, монополий, сложных банковских взаимоотношений, ибо даже тогда, когда отсутствовала регулярная связь с метрополией, слухи и сплетни разносились со скоростью курьерского поезда. Ему стоило немалых усилий утвердиться в роли торгового агента некоего датского торгового дома, выполняющего скорее роль наблюдателя, чем комиссионера, и, следовательно, не связанного с франками. Финансы как таковые не были для него проблемой, ведь он сумел захватить с собой достаточно золота. Однако он должен был иметь разумное объяснение своему богатству.

Хэйвиг подумывал о том, чтобы им с Ксенией перебраться куда-нибудь в безопасное место, например в Россию или Западную Европу.

Но в Россию нахлынули татары, а в Европе господствовала Святая Инквизиция. Следовательно, перед ними везде будут развертываться жуткие сцены, свидетелями которых они были здесь. Кроме того, они не останутся незамеченными. Каждому будет ясно, что они выдают себя не за тех, кто они есть на самом деле. Поэтому Хэйвиг купил дом в пригорода Константинополя – Пера. Там обычно жили чужестранцы.

Чтобы еще больше обезопасить себя от агентов Ээрии, он придумал себе новое имя – Джон Андерсен – и приучил Ксению называть его так. К счастью, она была не любопытна и не задавала глупых вопросов относительно того, почему он сменил имя и почему он, такой богатый и знатный, решил жениться на ней, бедной девушке? В конце концов, если ему так захотелось иметь ее, почему он не сделал ее своей наложницей?

– Какую долю правды ты говорил Ксении? – спросил я.

– Я ничего ей не сказал. Правда могла только повредить ей. Она всегда была простодушной девушкой с открытым сердцем. Она совершенно спокойно приняла мои объяснения относительно нового имени. И никогда не спрашивала меня о делах, так как понимала, что, когда я с ней, мне совсем не хочется думать о делах. И она была права.

– Но как ты объяснил ее чудесное спасение?

– Я ответил, что молился своему святому, который, видимо, принял мои молитвы. Она была так напугана насильниками, что едва помнила, как все тогда происходило. Поэтому она мне безоговорочно поверила. Мне было больно смотреть на нее, такую нежную, такую юную, как ребенок. Я ведь знал, что нам не суждено иметь детей.

– Хмм… Кстати о религии. Она стала католичкой или ты перешел в ортодоксальную веру?

– Ни то ни другое. Я не требовал от нее перемены веры. Что же касается меня, то я должен был оставаться примерным католиком, чтобы не потерять доверия у своих торговых партнеров, итальянцев и франков. Мы нашли священника, который обвенчал нас, а затем западного епископа, который за определенную мзду отпустил мне грех. Ксения же вообще не заботилась об этом и вполне терпимо относилась к вопросам веры и религии. Она была твердо уверена, что я не буду гореть в аду после смерти, ведь мой святой так хорошо относился ко мне. А кроме того, она была так счастлива…

– Он рассмеялся. – И она постоянно пребывала в таком состоянии!

Дом их вначале пустовал, но со временем он был обставлен и украшен со вкусом, который она унаследовала от отца. С крыши дома можно было видеть бухту Золотой Рог и стены и купола Константинополя на другом берегу. С такого расстояния он казался богатым, неразграбленным городом.

У них в доме было трое слуг. Совсем немного для того времени, когда работы было не очень много, а нанять людей было очень просто. У Хэйвига в услужении был грум – каппадокиец с лицом мошенника. Он был женат на кухарке. Ксения с удовольствием возилась с их детьми, баловала их. Она ухаживала за садом, который вскоре стал настоящим уголком рая. Остальное время она занималась шитьем, проявляя при этом большой талант, читала книги, которые ей приносил Хэйвиг.

Византийцы, говорил Хэйвиг, были полны суеверий. Магия, гадания, амулеты от дурного глаза, предзнаменования, приворотные зелья… Ксения же увлекалась астрологией. Естественно, ее увлечение было безвредным, она составляла гороскопы, интерпретируя их так, как ей казалось интересным. Часто ночами они вместе ходили наблюдать звезды. О Боже, как она была прекрасна в лунном свете! Он постоянно боролся с искушением преподнести ей телескоп. Хотя бы маленький. Но это было слишком рискованно.

– Ты многое сделал, чтобы преодолеть интеллектуальную пропасть между вами, – заметил я. – В случае с Леонсой тебе было проще. Ты заполнил эту пропасть сексуальными наслаждениями.

– Ничего особенного я не сделал, док. Она была моложе меня лет на пятнадцать. Она многое не знала из того, что знал я, но знала много такого, чего не звал я. Во-первых, она с детства читала классиков, что не принято в нашем веке. Поэтому у нее сформировался идеальный вкус к прекрасному. Она наизусть знала многое из Эсхила и Софокла, Сафо и Аристотеля. Она хорошо разбиралась в древней истории, искусстве, архитектуре, обычаях.

Он остановился, переводя дыхание. Я ждал.

– Мы любили друг друга, и я с удовольствием наблюдал за ней, когда она легко передвигалась по дому, делая свои дела, постоянно напевая нежные мелодии.

Они оба не любили гостей, хотя Хэйвигу время от времени приходилось приглашать в дом своих компаньонов и агентов. Но Ксения тогда скрывалась в своей комнате. К счастью, в то время было не принято, чтобы хозяйка присутствовала при таких встречах. Однако если в гости приходили ее друзья, тогда Хэйвигу приходилось скрываться. Ведь он был Джоном Андерсеном, чужим в этой стране.

И когда ему приходилось исчезать, он, с одной стороны, был рад переменам, а с другой – очень грустил в разлуке с Ксенией. Правда, ему, чтобы оправдывать свою роль коммерсанта, довольно часто приходилось отлучаться. Хотя его канцелярия находилась в доме, дела фирмы требовали, чтобы он встречался со своими агентами в городе или даже в других городах.