Матильда. Тайна дома Романовых - Страница 7
–Не знаю, – пожал плечами Ники. – Мне вдруг подумалось, что такая татуировка сможет сделать меня более серьезным, жестким, настойчивым человеком.
–Но ведь не все должны быть такими. Ты мне нравишься и в своей теперешней ипостаси…
–Зато себе не всегда нравлюсь.
Подали кальян. Восточное развлечение было одним из любимы для юного Николая Александровича. Вместе с кальяном в комнату вернулись Михайловичи. Сандро в шутку сказал:
–Все флиртуют! Нет, ты посмотри на них, все-то они флиртуют! А ну, как царь-батюшка узнает обо всем! Несдобровать вам, господа любовнички, а?
Никто не воспринял его тираду всерьез, да и сам он, казалось, понимал всю абсурдность сказанного, так что громко расхохотался и уселся за стол. Стол был накрыт прямо в уборной Мали, разве что ухаживать за ним просили дворцовую свиту Наследника, часто разъезжавшую с ним. Это были несколько гусар, которых Маля еще толком не знала, но которые иногда, в зависимости от благорасположения наследника престола, могли сесть с ними за стол. Мале было все равно – главным для нее по-прежнему оставался Ники.
Вскоре ужин закончился, и члены компании оставили влюбленных вдвоем. Напор, который цесаревич демонстрировал своей пани, был ей приятен, но и настораживал в то же время. С одной стороны, она была влюблена, как и он, и такие проявления чувств импонировали обоим. С другой – она корила себя мысленно за то, что, несмотря на девятимесячное молчание с его стороны, ведет себя доступно по отношению к нему. Меж тем, вскоре эти мысли ее улетучились…
Да и разве могло быть иначе, когда губы любимого были так близко, а его руки так нежно ласкали ее заждавшуюся плоть? Он был у нее первым, часто думал об этом по дороге сюда и не вполне находил себе оправдание, но ничего не мог с собой поделать. Некстати надетый кринолин был разорван в порыве взаимной страсти – никто и не знал, кем именно. Оба жаждали отдаться скорее порыву, о котором Маля только еще мечтала, а Ники страстно желал…
А уж после предаваться ласкам и смотреть друг другу в глаза –то, что оба так любили делать.
–Интересно, – все шутила она, – что ты станешь делать, коль скоро я рожу от тебя ребенка?
–Я буду самым счастливым человеком на свете, только после того, что было, это сразу не получится.
–Почему?
–У тебя все случилось первый раз, такова уж наша анатомия…
–Но ведь не последний?
–Как ты можешь говорить такое? Я налюбоваться на тебя не могу, надышаться тобой…
–Когда же мы увидимся вновь?
–Еще не знаю. Нам с отцом предстоит путешествие в Данию до конца года. Уезжаем, наверное, завтра или послезавтра. Потому тебе придется еще немного подождать – но совсем немного. Ведь эта короткая разлука уже не способна повлиять на наши чувства?
–Нисколько, – Маля отвела глаза. Ей не хотелось ранить его, но и самой было не по себе от вечных расставаний с объектом своей страсти. Конечно, она понимала, что Ники как государственное лицо и будущий царь будет много разъезжать по миру по государственным же делам. Понимала она и то, что, скорее всего, вместе им быть не придется – еще не знала русская история браков царей с дворянами, а не с представителями правящих же родов, и нарушение этого правила могло стоить трона Наследнику. Однако, разве разумом живет влюбленное сердце? Ему вечно жизнь видится не такой, какая она есть на самом деле, вечно оно пребывает в облаках выдуманных им самим фантазий и образов, вечно грезит, а грезы, как известно, далее всего отстоят от жизни земной. И когда видишь это, детская обида подкатывает к горлу и хочется возопить от несправедливости!
Ники почувствовал ее обиду и недовольство, снова крепко обнял ее.
–Ну перестань, прошу тебя. Мы пережили и куда более долгое расставание. А они, как известно, только укрепляют настоящую любовь…
Последняя фраза понравилась ей, она улыбнулась. Он почувствовал, что может ехать со спокойным сердцем. Правда, теперь ему придется ей часто писать, но это было ему скорее в радость, чем в обузу.
Вскоре он и впрямь уехал. Мале было все труднее скрывать свои переживания по этому поводу, и она, не имея возможности откровенничать об этом с родителями (по понятным причинам), решила поделиться ими со своим крестным. Поль Сракач был владельцем большого петербургского магазина нижнего белья «Артюр». Профессия обязывала его быть человеком легкого нрава, свободно сходиться с самыми разными людьми и уметь втираться в доверие. Последнее удавалось ему особенно хорошо. Он был крестным Мали, но с ее родителями они последнее время общались все реже – по закоснелому мнению отца Мали, владелец салона нижнего белья не может быть высокоморальным человеком, каким был сам Феликс Янович. Между тем, если кто и мог понять страдания молодой девушки, влюбленной в персону такого уровня, то это, без сомнения, был Поль.
–Ах, Поль, – разоткровенничалась Маля за чаем, сидя в его большом красивом доме возле Адмиралтейства. – Если бы ты только знал, какие душевные муки я переживаю сейчас только от того, что не могу поделиться охватившей меня страстью…
–Да уж кто ж не знает? – хохотнул розовощекий франт, сидевший напротив нее, и никак не похожий на человека, годившегося ей в отцы.
–Ты что? Что ты говоришь? Откуда кому что может быть известно?
–Не знаю, как в Париже или в Москве, а в Санкт-Петербурге подобные сплетни разносятся достаточно быстро. И господин Суворин, и генеральша Богданович уж сообщают свету о твоих взаимоотношениях с цесаревичем.
–Вот уж действительно говорят, лучше грешным быть, чем грешным слыть… – в сердцах опустила глаза Маля.
–Неужели между вами ничего не было? – в удивлении вскинул брови Сракач.
–Ах, Поль… Разве это меня сейчас гнетет?
–А что же, mon angie?
–То, что мы вечно в разлуке. Последнее его путешествие затянулось на 9 месяцев, в продолжение которых он не написал мне ни строчки. А сейчас – снова отъезд, на сей раз в Данию, откуда вернется он только к концу года!
–Но ведь ты же понимаешь, что он – наследный принц – и посещать другие государства есть его прямая обязанность!
–Понимаю, но, коль скоро мы любим друг друга и теперь уже не скрываем… ну, почти не скрываем этого, так что же мешает слать друг другу письма?
–Опять-таки его положение не всегда позволяет ему браться за перо в подобных фривольных изъяснениях!
–Я это уже слышала от него!
–В таком случае, – Сракач призадумался. – Я могу предложить тебе кое-что.
–Что же?
–Лучший способ отомстить – это совершить нечто подобное. Ты ведь об этом думаешь, не так ли? – Она хотела было возразить, но он не дал ей сделать этого. – Ты прекрасно оттанцевала свой первый сезон, и заслужила подарок, достойный твоей красоты и твоего таланта балерины. Тем более я собираюсь сейчас в турне по Европе. Поедем же со мной? Я поговорю с Юлей, и она убедит твоего папеньку отпустить тебя в моем обществе. Там ты развеешься и сможешь принять взвешенное и обоснованное решение относительно того, как дальше жить и как следует поступать.
Маля задумалась. Щеки ее заполыхали румянцем, а глаза заблестели, из чего сразу можно было понять, что она примет предложение крестного. Но не месть и не банальное желание оттаскать Наследника за чуб двигало ею в эту минуту, а слабая надежда на то, что программа европейского турне ее и Сракача хоть на мгновение пересечется с программой турне Наследника. Никогда прежде не бывавшей за границей Мале вся Европа казалась такой же маленькой, как Петербург, много раз даровавший возлюбленным случайные встречи. Ах, как она была наивна и смешна в этом своем порыве!..
Разговор с матерью балерины прошел у Сракача удачно – и Феликс Янович, хоть и нехотя, а отпустил дочь проехаться вместе с ним во Францию и в Италию. О посещении Дании сразу не было и речи, но – опять-таки влюбленное сердце – Маля тешила себя надеждой, что вот-вот Императорская Семья появится где-нибудь в пути ее следования каким-нибудь чудесным образом. Ясное дело, что, когда этого не случилось, она снова по-детски расстроилась.