Мать - Страница 6

Павел. Двадцать лет в рабочем движении, рабочий, революционер, Первого мая тысяча девятьсот пятого года, в одиннадцать часов утра, на углу бульвара Спасителя, в решительную минуту. Он сказал...

Смилгин. Я его не отдам! Переговоров не будет.

Андрей. Так, Смилгин, сказали мы. Вот это правильно. Теперь все в порядке.

Иван. "Да", - ответил он и упал ничком, потому что они его застрелили.

Андрей. Четверо или пятеро их кинулись захватить знамя. Знамя лежало рядом с ним. И наклонилась тогда Пелагея Власова, наш товарищ, спокойная, невозмутимая, и подняла знамя.

Мать. Дай сюда знамя, Смилгин, сказала я. Дай! Я понесу его. Все это еще переменится.

VI

Квартира учителя Весовщикова в Ростове.

А

Иван Весовщиков после ареста Павла приводит мать к своему брату Николаю,

учителю

Иван. Николай Иванович, вот я привел мать нашего друга Павла Власова, Пелагею Ниловну. Он арестован за первомайскую демонстрацию. Поэтому ее выгнали с квартиры, и мы обещали сыну позаботиться о крове для нее. Твоя квартира вне подозрений. Никто не посмеет утверждать, что у тебя может быть связь с революционным движением.

Учитель. Верно. Совершенная правда. Я учитель и потерял бы место, начни я, подобно тебе, заниматься всякими бреднями.

Иван. И все же надеюсь, что ты позволишь остаться здесь Власовой: ведь ей деться некуда. Ты мне по-братски сделаешь большое одолжение.

Учитель. Не вижу оснований делать тебе одолжение. Я строго осуждаю все, что ты делаешь. Все это вздор. Это я тебе не раз доказывал. Но это не касается вас, Власова. Я сочувствую. К тому же мне нужна прислуга Вы видите, какой здесь ужасный беспорядок.

Иван. Ты ей, конечно, будешь платить кое-что за работу. Ей ведь придется время от времени посылать сыну.

Учитель. Разумеется, я смогу платить только очень мало.

Иван (Власовой). В политике он понимает как вот этот стул. Но извергом его назвать нельзя.

Учитель. Ты дурак, Иван! Вот кухня, Власова, в кухне стоит кушетка - на ней вы можете спать. Я вижу, вы захватили свое белье.

Власова с узелком входит в кухню и начинает в ней располагаться.

Иван. Спасибо, Николай Иванович. Присмотри за этой женщиной. Пусть пока будет подальше от политики. Она участвовала в первомайских беспорядках, и теперь ей надо передохнуть. Ее заботит судьба сына. Оставляю ее на твоей совести.

Учитель. Я - не вы. Я втягивать ее в политику не буду.

Б

Учитель Весовщиков застает Власову за пропагандой

На кухне вокруг матери сидят соседи.

Женщина. Мы слыхали, что коммунизм - это преступление.

Мать. Неправда! Коммунизм - это для нас как раз то, что надо. Что можно сказать против коммунизма? (Поет.)

ХВАЛА КОММУНИЗМУ

Он разумен, он всем понятен. Он так прост.

Ты не кровопийца ведь. Ты его постигнешь.

Он нужен тебе как хлеб, торопись узнать его.

Глупцы зовут его глупым, злодеи зовут его злым,

А он против зла и против глупости.

Обиралы кричат о нем: "Преступленье!"

А мы знаем:

В нем конец их преступлений.

Он не безумие, но

Конец безумия.

Он не загадка, но

Решенье загадки.

Он то простое,

Что трудно совершить.

Женщина. Почему же это понимают не все рабочие?

Безработный Зигорский. Потому, что им не дают понять, что их обирают, что это преступно и что вполне можно положить этому преступлению конец.

Смолкают - в соседнюю комдату вошел учитель.

Учитель. Усталый, возвращаюсь я из пивной. В голове еще гудит от спора с этим дураком Захаром, который меня обозлил опять: постоянно он мне возражает, хотя я безусловно прав. Я рад покою в своих четырех стенах. Не принять ли мне ножную ванну? И не почитать ли при этом газету?

Мать (входя). Как, вы уже дома, Николай Иванович?

Учитель. Да. И приготовьте мне, пожалуйста, горячую ванну для ног. Я приму ее на кухне.

Мать. Очень хорошо, что вы пришли, Николай Иванович, очень хорошо, потому что сейчас вам придется опять уйти. Только что передала мне соседка, что приятель ваш Захар Смердяков заходил час тому назад. Ничего не велел передать. Ему надо срочно поговорить с вами лично.

Учитель. Пелагея Ниловна, я весь вечер провел с Захаром Смердяковым.

Мать. Вот как! Да, но в кухне неприбрано, Николай Иванович. И белье развешано.

Из кухни доносятся приглушенные голоса.

Учитель. С каких пор мое белье разговаривает, пока сохнет? (Замечает самовар в ее руках.) И с каких пор мои рубашки чаевничают?

Мать. Признаюсь, Николай Иванович, - мы тут немножко разговорились за чашкой чая.

Учитель. Ага! Кто такие?

Мать. Не думаю, чтоб вам с ними было приятно, Николай Иванович. Это люди небогатые.

Учитель. Так, значит, разговор снова о политике! А не здесь ли и безработный Зигорский?

Мать. Да. И с ним жена, и брат его с сыном, и дядя, и тетка. Все очень толковые люди. Думаю, и вы с интересом послушали бы их разговоры.

Учитель. Разве, Власова, я вас не поставил в известность, что никакой политики в своем доме не потерплю? И вот нате вам - прихожу я усталый из пивной и обнаруживаю, что кухня моя полна политики. Я поражен, Власова, крайне поражен.

Мать. Мне очень жаль, Николай Иванович, что пришлось вас разочаровать. Я рассказывала им о Первом мае. Они о нем слишком мало знают.

Учитель. Что вы смыслите в политике, Пелагея Власова? Как раз сегодня вечером я сказал приятелю своему Захару (а он очень умный человек): политика - это самая трудная и самая непонятная вещь на земле.

Мать. Вы, конечно, очень устали, утомились. Но будь у вас немного времени, мы все так думаем, что вы могли бы многое растолковать нам, и особенно насчет первомайских событий, которые очень непонятны.

Учитель. Должен сказать - у меня мало охоты препираться с безработным Зигорским. Попытаться изложить вам основы политики - это максимум, на что я мог бы согласиться. Но вообще-то, Власова, мне очень не нравится, что вы знаетесь с такими сомнительными людьми. Захватите-ка с собой самовар, немного хлеба да несколько огурцов.

Идут на кухню.

В

Мать учится читать

Учитель (перед классной доской). Значит, вы хотите научиться читать? Не понимаю, на что это вам в вашем положении. Да и кое-кто из вас для учения староват. Но я попытаюсь это сделать. Только ради вас, Власова. Есть у всех у вас чем писать? Ну вот, я пишу три простых слова: "сук", "лог", "сиг". Я повторяю: "сук", "лог", "сиг". (Пишет.)

Мать (с тремя остальными сидит за столом). Скажите, Николай Иванович, почему именно "сук", "лог", "сиг"? Мы ведь старые люди, нам бы поскорее выучиться нужным словам.

Учитель (улыбается). Видите ли, совершенно безразлично, на каких примерах вы учитесь читать.

Мать. Разве? А как, например, пишется слово "рабочий"? Это интересно Павлу Зигорскому.

Зигорский. "Лог" ведь слово, которым не пользуются.

Мать. Он же металлург.

Учитель. Но буквами этого слова пользуются.

Рабочий. Но буквами в словах "борьба классов" - тоже пользуются!

Учитель. Да, но надо начинать с простейшего, а не с трудного. "Лог" это просто.

Зигорский. "Классовая борьба" - много проще.

Учитель. К тому же никакой классовой борьбы не существует. Это прежде всего надо понять.

Зигорский (встает). Если для вас не существует классовой борьбы, мне нечему у вас учиться!

Мать. Тебе надо здесь научиться читать и писать, и ты это сделать можешь. Чтение - это уже классовая борьба!

Учитель. Совершенная чепуха! Что это значит: "Чтение - это классовая борьба"? К чему вообще эта болтовня? (Пишет.) Вот слово - "рабочий". Списывайте!

Мать. Чтение - классовая борьба. А значит это вот что: если бы солдаты в Твери могли прочитать наши плакаты, они, пожалуй, не стали бы в нас стрелять. Ведь там были одни крестьянские парни.