Мастерство актера и режиссера - Страница 2

Тень Грррозного меня усыновила! Димитрррием из гррроба нарекла! Вокруг меня наррроды возмутила И в жертву мне Боррриса обрррекла!!!

— что мы искренне зааплодировали.

Выдержав небольшую паузу, Борис Евгеньевич усмехнулся, польщенный нашей реакцией, и вдруг сказал: "И ведь вот что важно... Мне это было совсем не трудно. Хотите, я сразу же все повторю?"

— Хотим! — немедленно откликнулись наглые студенты.

Пожалуйста!— ответствовал профессор и немедленно вновь "выдал" весь набор псевдотемпераментных штампов, — с тем же "огнедышащим" финалом.

Выслушав новую порцию рукоплесканий, он строго сказал: "Ну-с, а теперь продолжим..."

Конечно, бесценным даром в устах Б. Е. Захавы звучали рассказы о Вахтангове, о "Принцессе Турандот", о борьбе за сохранение Студии после смерти Евгения Багратионовича... Меня тогда поражала, да и теперь безмерно волнует, одна простая мысль: он ведь сам был активным участником тех событий пятидесятилетней с лишком давности! Именно юный Борис Захава присутствовал на самой первой вахтанговской лекции по системе К. С. Станиславского 23 октября 1914 года, именно Борис Евгеньевич играл во всех студийных постановках Вахтангова и получил от учителя благословение на занятия педагогикой... Именно он, уже руководитель театральной Школы, стучал по столу в кабинете Вл. Ив. Немировича-Данченко, доказывая, что Студия, основанная Евгением Багратионовичем, сможет жить и после его смерти...

Да, что и говорить! Борис Евгеньевич — это целая эпоха,, он — воистину "фельдмаршал Щукинской школы" (с трудом удерживаюсь от подробного описания его исполнения роли Кутузова в знаменитом фильме С. Ф. Бондарчука "Война и мир"!), строитель Вахтанговского дома, хранитель очага.

О его заслугах можно писать бесконечно.

Коснусь лишь того главного, что составляет суть выработанного Захавой педагогического метода.

Евгений Багратионович Вахтангов почти не оставил после себя теоретических трудов по педагогике. Данный им исходный "толчок" был в основном практическим. В школе от поколения к поколению передается легенда о том, как в 1920 году, собрав старших студийцев, которые должны были вести первые занятия с только что пришедшей в Студию молодежью, Учитель вручил Б. Е. Захаве, Ю. А. Завадскому, К. И. Котлубай, В. К. Львовой листок из блокнота, на котором были последовательно перечислены элементы актерской техники: сначала — "внимание", потом — "свобода мышц", затем — "воображение и фантазия..." и так далее, до "сценического общения". Таким образом Вахтангов задал логическую последовательность освоения элементов, при которой каждый новый раздел как бы вбирает в себя предыдущие, абсолютно легко и естественно! Этот "вахтанговский канон" используется в Щукинском институте и сегодня.

Итак, первый импульс в деле создания школы был дан Евгением Багратионовичем. Но подробная разработка всей системы воспитания была потом полностью создана Б. Е. Захавой.

Великий рационалист, Борис Евгеньевич достиг абсолютной логичности в мотивировании и в формулировках, избежав при этом навязчивой дидактичности.

Когда перечитываешь главы его книги, посвященные мастерству актера, невольно поражаешься простоте языка Автора, его мудрой требовательности и абсолютной убежденности в том, что излагается.

И еще: тон разговора о профессии, который предлагает Борис Евгеньевич, сознательно лишен излишней эмоциональности. Автор книги "Мастерство актера и режиссера", разумеется, понимает, что в искусстве можно достичь истины разными путями, что скрупулезная подробность изложения вовсе не означает одновариантности; а потому он с максимальной подробностью и великим терпением формулирует свою точку зрения.

Терпение Захавы...

Оно иногда представляется даже чрезмерным. А порой — играет роль прочнейшего фундамента, "Антеевой земли"...

...Когда я слышу от недоброжелателей Щукинского вуза упреки в том, что, дескать, "ваша школа — внешняя", я всегда вспоминаю Захаву, и он помогает хранить спокойствие, защищает от любых наскоков.

Весь первый год учебы в школе — в позиции "от себя", в законе: "я в предлагаемых обстоятельствах". Половина второго года обучения целиком посвящена подходу к сценическому образу — вначале в наблюдениях, а затем в этюдном освоении. Можно это назвать школой "внешней"? Кстати, уникальный раздел "Этюды к образу на литературном материале" был введен в программу школы в 50-е годы Б. Е. Захавой.

Недопустимость попыток создания спектакля раньше, чем на третьем году занятий, — "школа внешняя"?!

Нет... Подобный упрек может высказать только тот, кто ничего не знает о вахтанговской методике воспитания и обучения.

По своим эстетическим взглядам Борис Евгеньевич Захава был последовательным и правоверным реалистом. Этим определяются и его актерские черты, и его педагогические приемы, и особенности его режиссуры.

На вахтанговской сцене он поставил множество спектаклей, среди которых было немало серьезных, добротных постановок и... один выдающийся спектакль, вошедший в золотой фонд Российского театра XX века!

Горьковский "Егор Булычов" с Борисом Васильевичем Щукиным в главной роли стал звездным часом в режиссерской биографии Б. Е. Захавы, его поразительным взлетом, настоящей победой... В этой работе театра из великолепно организованного, подробнейшего быта вырос мир яростных страстей, подлинной нежности, глубоких социальных прозрений.

...В разделе книги, посвященном мастерству режиссера, Борис Евгеньевич предстает теоретиком убежденным, но деликатным. Предлагая читателям примеры из собственной постановочной практики, конечно, принадлежащие определенной эпохе и соответствующим этой эпохе оценкам, он многократно затрагивает тему бесконечного разнообразия режиссерских трактовок, пишет о том, что в каждом конкретном случае не настаивает на своей точке зрения...

Формулируя метод, Захава прежде всего касается взаимодействия режиссера с пьесой, говорит о доскональном знании жизни, которое должно вести любого театрального постановщика, о разборе событийного ряда каждого драматургического сочинения... Наконец, о работе с актерами!

Борис Евгеньевич и здесь неотразимо логичен и тверд в своих профессиональных позициях. На мой взгляд, современному театру все это — абсолютно необходимо. В нынешние, довольно сумбурные времена настоящим профессионалам очень нужна книга Захавы с ее мудрыми формулировками простых истин, с ее обязательным "чистописанием" и спокойным знанием прямого пути. От простого к сложному.

И снова жизненные примеры...

Был ли Борис Евгеньевич способен принять, выпустить спектакль, подлинно новаторский, — но не близкий ему эстетически? Бесспорно.

Вот, к примеру, момент, о котором рассказывал мне А. Г. Буров. В 1974 году он ставил на курсе Л.В.Ставской "Ромео и Джульетту" и оформить спектакль пригласил молодого Сергея Михайловича Бархина, нарисовавшего для шекспировского спектакля совершенно фантастический эскиз! Чего там только не было... И опилки, толстым слоем покрывавшие сцену, и капители гигантских колонн (красно-зеленого цвета), выраставшие из-под "вековых наслоений вражды", и разбитые яйца, растекавшиеся алыми (?!) "пауками"... Словом, нечто, весьма рискованное.

Режиссер-педагог и художник понесли картину в кабинет Ректора, совершенно не представляя себе реакции Бориса Евгеньевича. А тот — покряхтел, попыхтел... озорно улыбнулся и крупно написал внизу: "Утверждаю. Б. Захава". Так и остался этот эскиз с автографом Бориса Евгеньевича, так он и на международные выставки ездил, так и премии всяческие получал...

Почему же одобрил Захава весь этот "модернизм"? Да потому, что уже видел заявку с поразительной Леной Кореневой — Джульеттой, потому что уже убедился в яркости и точности режиссерского рисунка, потому что твердо знал: в основе своей спектакль будет правдивым! Именно поэтому и была так легко разрешена условная декорация. Уж Захаве ли, ученику Вахтангова и Мейерхольда, было бояться острой театральной формы?!