Мастера американской фантастики - Страница 68

Из шатра высунулась лохматая голова.

— Ви училь свой речь, Формайл?

— Будьте уверены. Я училь ее битых два часа. Не отрываясь от проклятого курса — Клейнман об иллюзионизме.

— Нет, нет, нет! — закричал лохматый, — Сколько раз мне говорить?! Иллюзионизм не есть красноречий! Иллюзионизм есть магия! Dumbkopf!!! Ви училь неправильный курс!

Оранжевое трико начало таять. Формайл рухнул с плеч дрожащего слуги и исчез в шатре. Ревела и бушевала толпа. Коптили и дымили кухни. Кипели страсти. Царил разгул обжорства и пьянства. Гремела музыка. Стоял кавардак. Жизнь неслась на полных парах. Водевиль продолжался.

В шатре Формайл переоделся, задумался, махнул рукой, переоделся, снова передумал, накинулся с тумаками на лакеев и на исковерканном французском потребовал портного. Не успев надеть новый костюм, вспомнил, что не принял ванну, и велел вылить в пруд десять галлонов духов. Тут его осенило поэтическое вдохновение. Он вызвал придворного стихотворца.

— Запишите-ка, — приказал Формайл. — Le roi est mort, les… Погодите. Рифму на «блещет».

— Вещий, — предложил поэт. — Рукоплещет, трепещет…

— Мой опыт! Я забыл про мой опыт! — вскричал Формайл. — Доктор Кресчет! Доктор Кресчет!

Полураздетый, очертя голову, он влетел в лабораторию и сбил с ног доктора Кресчета, придворного химика. Когда химик попытался подняться, оказалось, что его держат весьма болезненной удушающей хваткой.

— Нагучи! — воскликнул Формайл. — Эй, Нагучи! Я изобрел новый захват!

Формайл встал, поднял полузадушенного химика и джантировал с ним на маты. Инструктор дзюдо, маленький японец, посмотрел на захват и покачал головой.

— Нет, посалуйта, — вежливо просвистел он. — Фссс. Васэ давление на дыхательное горло не есть верно. Фсс. Я покасу вам, посалуйста. — Он схватил ошеломленного химика, крутанул его в воздухе и с треском припечатал к мату в позиции вечного самоудавления. — Вы смотрисе, посалуйста, Формайл?

Но Формайл был уже в библиотеке — дубасил библиотекаря толстенной «Das Sexual Leben» Блоха, потому что у несчастного не оказалось трудов по производству вечных двигателей. Он кинулся в физическую лабораторию, где испортил дорогостоящий хронометр, чтобы поэкспериментировать с шестеренками; джантировал в оркестр, схватил там дирижерскую палочку и расстроил игру музыкантов; одел коньки и упал в парфюмированный пруд, откуда был вытащен изрыгающим страшные проклятья по поводу отсутствия льда; затем выразил желание побыть в одиночестве.

— Я хочу пообщаться с собой, — заявил Формайл, щедро наделяя слуг оплеухами. Он храпел, не успел еще последний из них доковылять до двери и закрыть ее за собой.

Храп прекратился, и Фойл поднялся на ноги.

— На сегодня им хватит. — Он подошел к зеркалу, глубоко вздохнул и задержал дыхание, внимательно наблюдая за своим лицом. По истечении одной минуты оно оставалось чистым. Он продолжал сдерживать дыхание, жестко контролируя пульс и мышечный тонус, сохраняя железное спокойствие. Через две минуты двадцать секунд на лице появилось кроваво-красное клеймо. Фойл выпустил воздух. Тигриная маска исчезла.

— Лучше, — пробормотал он. — Гораздо лучше. Прав был старый факир — ответ в йоге. Контроль. Пульс, дыхание, желудок, мозг.

Он разделся и осмотрел свое тело. Фойл был в великолепной форме, но на коже от шеи до лодыжек до сих пор виднелась сеть тонких серебристых швов. Как будто кто-то вырезал на теле схему нервной системы. То были следы операции, и они еще не прошли.

Операция обошлась в 200 000 Кр. — столько заплатил Фойл главному хирургу Марсианской диверсионно-десантной Бригады, Бригады Коммандос, — и превратила его в несравнимую боевую машину. Каждый нервный центр был перестроен, в кости и мускулы вживили микроскопические транзисторы и транформаторы.

К незаметному выходу на спине он подсоединил батарею размером с блоху и включил ее. Во всем теле начали пульсировать электрические токи.

«Скорее машина, чем человек», — подумал Фойл. Он сменил экстравагантное облачение Формайла с Цереса на скромное черное платье и джантировал в одинокое здание среди висконсинских сосен, в квартиру Робин Уэднесбери. То была истинная причина прибытия Пятимильного Цирка в Грин-Бэй.

Он джантировал, очутился во тьме и осознал, что падает. «О, Боже! — Мелькнула мысль. — Ошибся?»

Он ударился о торчащий конец разбитой балки и свалился на полуразложившийся труп.

Фойл брезгливо отпрянул, сохраняя ледяное спокойствие, и нажал языком на верхний правый коренник. (Операция, превратившая его тело в электрический аппарат, расположила управление во рту.) Тотчас внешний слой клеток сетчатки был возбужден до испускания мягкого света. Он взглянул двумя бледными лучами на останки человека, поднял глаза вверх и увидел проваленный пол квартиры Робин Уэднесбери.

— Разграблено, — прошептал Фойл. — Здесь все разграблено. Что случилось?

Эпоха джантации сплавила бродяг, попрошаек, бездельников, весь сброд в новый класс. Они кочевали вслед за ночью, с востока на запад, всегда в темноте, всегда в поисках добычи, остатков бедствий, катастроф, в поисках падали. Как стервятники набрасываются на мертвечину, как мухи облепляют гниющие трупы, так они наводняли сгоревшие дома или вскрытые взрывами магазины. Они называли себя джек-джантерами. Это были шакалы.

Фойл вскарабкался в коридор на этаж выше. Там располагались лагерем джек-джантеры. На вертеле жарилась туша теленка. Вокруг огня сидели с дюжину мужчин и три женщины — оборванные, грязные, страшные. Они переговаривались на кошмарном рифмованном слэнге шакалов и сосали картофельное пиво из хрустальных бокалов.

Грозное рычание ярости и ужаса встретило появление Фойла, когда он, весь в черном, испуская из бездонных глаз бледные лучи света, спокойно прошел к квартире Робин Уэднесбери. Железное самообладание, вошедшее в привычку, придавало ему отрешенный вид.

«Если она мертва, — думал он, — мне конец. Без нее я пропал. Если она мертва…»

Квартира Робин, как и весь дом, была буквально выпотрошена. В полу гостиной зияла огромная рваная дыра. Фойл искал тело. На постели в спальне возились женщина и двое мужчин. Женщина закричала. Мужчины взревели и бросились на Фойла. Он отступил назад и нажал языком на верхние резцы. Нервные цепи взвыли, все чувства обострились, все реакции ускорились в пять раз.

В результате окружающий мир мгновенно застыл. Звук превратился в басовитое урчание, цвета сместились по спектру в красную сторону. Двое атакующих плыли с сонной медлительностью. Фойл расплылся в молниеносно двигающееся пятно, увернулся от застывших кулаков, обошел мужчин сзади и по одному швырнул их в дыру. Они медленно опускались вниз, разверзнутые рты испускали утробное рычание.

Фойл смерчем обернулся к сжавшейся на постели женщине.

— Здблтл? — взвыло расплывчатое пятно.

Женщина завизжала.

Фойл снова нажал языком на верхние резцы, и окружающий мир резко ожил. Звук и цвет скачком вернулись на свои места; тела двух шакалов исчезли в дыре и с грохотом упали на пол этажом ниже.

— Здесь было тело? — мягко повторил Фойл. — Тело молодой негритянки?.

Женщина была невменяема. Он схватил ее за волосы и встряхнул, а затем кинул в дыру. В это время из коридора появилась толпа с факелами и импровизированным оружием. Джек-джантеры не были профессиональными убийцами. Они всего лишь мучили беззащитные жертвы до смерти.

— Не досаждайте мне, — тихо предупредил Фойл, роясь в груде мебели и одежды в поисках ключа к судьбе Робин.

Толпа подвинулась ближе, подстрекаемая головорезом в норковом манто и воодушевляемая доносящимися снизу проклятьями. Предводитель швырнул в Фойла факел. Фойл снова ускорился, и джек-джантеры превратились в живые статуи. Фойл взял ножку стула и спокойно стал избивать едва двигающиеся фигуры; повалил бандита в норке и прижал его к полу. Потом нажал языком на верхние зубы.

Мир ожил. Шакалы попадали, их предводитель заревел.

— Здесь было тело, — с окаменевшей улыбкой проговорил Фойл. — Тело негритянки. Высокой. Красивой..