Мастер гендзюцу: проснись, если сможешь (СИ) - Страница 11

Точно, как во сне. Та же площадка. Только Изуми все еще оставалась собой. Теперь уже она провалилась в свои мысли и задумчиво брела по направлению к качелям. Итачи понял, что она хочет сделать, и дернул ее за руку. Подруга остановилась и удивленно проронила:

— Ты чего?

Нет, если бы она начала раскачиваться на качелях, как Сая, Итачи бы этого не вынес.

— Просто давай посидим.

Он кивнул на лавочку. Изуми растерянно пробормотала:

— Ладно. Если ты так хочешь, Итачи-кун.

Они присели рядышком.

— О чем ты думаешь? — спросил Итачи.

Подруга помрачнела.

— Про убийства, — Изуми взглянула на него с тревогой. — Мне страшно, Итачи-кун. Я… я боюсь засыпать.

Она отвернулась. А Итачи понял, что теперь он тоже боится. Не только за родителей, Саске, Шисуи. А еще и за Изуми. Чистая добрая девочка не заслуживала смерти, а ведь Сая могла прийти во сне и к ней.

Имя «Сая» за последние сутки прочно сплелось в его сознании со словом «смерть». Теперь это были почти синонимы. Итачи сглотнул и уставился в песок детской площадки. Крошечные дюны напоминали ему пустыни Деревни Скрытого Песка.

— Твоя мама сегодня дома?

— Нет, она на дежурстве.

Итачи немного поразмыслил.

— Изуми. Приходи ночевать ко мне.

Изуми покраснела и выдавила, заикаясь:

— И-итачи-кун…

Но Итачи был серьезен и наблюдал ее замешательство с искренним недоумением.

— Ты ведь боишься, что к тебе ночью придет убийца. Ведь так?

— Да, но…

— Тогда приходи. Я присмотрю за тобой.

Изуми покраснела еще сильнее.

— Но твои родители…

— Шисуи тоже придет ко мне, — продолжал Итачи, не обращая внимания на смущение Изуми. — Мы должны держаться вместе. Я не хочу, чтобы пострадали близкие мне люди.

— Близкие люди…

Изуми была готова провалиться сквозь землю.

— Эй, ты в порядке? — с беспокойством осведомился Итачи

В отличие от Шисуи он время от времени не понимал чувства людей. Он беспокоился об Изуми от чистого сердца и не видел в этом ничего неприличного, ведь она была одной из немногих, кого он мог назвать своим другом.

— Не знаю, — честно призналась Изуми. — Просто это странно.

«Чего в этом странного? — недоумевал Итачи. — Это же естественно».

Но вслух сказал:

— Мне пора идти. Встретимся вечером.

Изуми растерянно проводила его взглядом.

****

— Кику-чан! Ты выйдешь сегодня?

Под домом стояла Хоши и кричала ей, сложив руки рупором. Кику выглянула из окна на улицу и недовольно отозвалась:

— Нет.

И захлопнула окно. Прислонившись к стене, она краем глаза наблюдала, как подруга опускает руки, некоторое время наблюдает за неподвижным окном и разочарованно уходит.

В другом конце комнаты сидела в инвалидном кресле старшая сестра. Ее сгорбленное тело было закутано в серый шерстяной платок покойной матери. Подножка кресла с одной стороны пустовала: левой ноги сестра лишилась во время нападения Кьюби. Как и левой руки, но этого увечья не было заметно под шарами шерстяного платка.

Ущербное полубезумное существо смотрело на мир волчьим взглядом, не скрывая своей ненависти ко всему, что ее окружало.

«Черт, — с досадой подумала Кику. — Из-за нее я не могу выйти к Хоши и ребятам».

Мэйса приходилась ей не родной, а единокровной сестрой. Мать Мэйсы погибла тогда же, во время трагедии с Девятихвостым. Девочка-инвалид осталась с отцом, который вскоре женился на матери Кику.

Кику полагалось присматривать за сестрой. Мать относилась к падчерице без особой нежности, но с должной заботой, и приучала к этому дочь. Однако Кику не испытывала к неполноценности сестры ни сочувствия, ни снисхождения. Она не считала себя злой. Будь на месте Мэйсы любой другой человек — она бы пожалела его и заботилась бы о нем по своей воле, а не из-за приказа матери. Но сестра не вызывала у нее никаких положительных эмоций.

Комок концентрированной злобы. Мэйса никогда никого не благодарила за заботу о ней. Она вообще не разговаривала. Кику была более чем уверена, что сестрица вообще не осознает окружающий ее мир в полной мере. Из-за травмы и стресса, смерти матери она замкнулась в себе еще в раннем детстве. Но почему от этого должны были страдать окружающие? Кику тратила свое время и свою молодость на заботу о сумасшедшей калеке. Вместо того, чтобы пойти с Хоши, обязана была сидеть дома и присматривать за сестрой. Угадывать ее прихоти. Мыть ее, помогать справить нужду. Убирать за ней. Кормить ее. Мэйса без уговоров даже отказывалась есть.

«Ну и не ешь, — со злостью думала Кику. — Это ведь не мне надо. Это тебе надо, чтобы не отбросить копыта».

В последнее время она все чаще ловила себя на жуткой мысли, что, если бы Мэйса умерла — было бы гораздо лучше. Для всех. Эта идея вызывала у Кику ужас, и ей становилось стыдно за свои нехорошие мысли. Но раз за разом возвращаясь к размышлениям о смерти Мэйсы, она приходила к тому, что в этом есть рациональное зерно.

Ее никто не любил. Ни мачеха, ни собственный отец, ни сама Кику, разумеется. Мэйса не получала от жизни ничего. Она вряд ли осознавала себя как личность. Обуза, калека. Безумная. По мнению Кику, она скорее страдала, чем жила, и смерть стала бы для нее избавлением.

Комок злобы вдруг начал мерно покачиваться в своем шерстяном гнезде.

«Ну вот и что она делает?» — сердито подумала Кику.

А Мэйса раскачивалась все сильнее и сильнее, неотрывно глядя в одну точку. Платок спал с ее плеча, обнажив пустоту на месте левой руки. Инвалидная коляска ходила ходуном и начала понемногу перемещаться со своего места. Кику окликнула ее:

— Мэйса.

Никакой реакции. Только ритмичный скрип коляски. Сестра раскачивалась уже с такой амплитудой, что Кику испугалась, не выпадет ли она из кресла.

«Потом поднимать ее… Черт».

— Мэйса, — сдержанно повторила Кику.

Скрип. Задушенное пыхтение. Кику почувствовала, что горло сводит подступающий комок отчаяния. Она яростно рявкнула:

— Мэйса!

Какое счастье, что матери не было дома. Мама бы наверняка отчитала ее за грубость. Дома не было никого вообще, только она и сестра. Сестра прекратила качаться. Ее застывший взгляд начал блуждать по комнате, пока не наткнулся на источник звука — Кику.

Стеклянные глаза, абсолютно безразличные.

— Ты, — Кику больше не могла сдерживать рвущиеся из груди рыдания. — Ты, ничтожное существо.

Она захлебнулась истерикой.

— Как же я ненавижу тебя…

Она в беспамятстве кричала все, что ей приходило в голову. Ненависть к сестре, гнетущее чувство скованности, все, что накопилось в душе за последние шесть лет, в один момент выплеснулось из нее.

Голос охрип. Все тело сотрясала паническая дрожь.

— Я не могу жить с тобой. Знаешь, лучше бы тебя вообще не было.

Сестра тупо смотрела нее. В ее взгляде не читалось ни капли понимания.

— Ты слышишь меня? — отчаянно крикнула Кику. Уже не сознавала, что она говорит: — Я хочу, чтобы ты умерла! Умри, пожалуйста, Мэйса!

Все тот же бессмысленный взгляд скользнул с Кику в прежнюю невидимую точку. Калека снова начала потихоньку раскачиваться. Ни единое слово ее будто бы не тронуло.

— Мэйса! — в истерике взвизгнула Кику.

****

Изуми ждала его на площадке. Итачи издали помахал ей, и подруга радостно откликнулась на приветствие, но заметила Шисуи и стушевалась. Еще бы. Его лучший друг был старше, ему уже присвоили ранг джонина. Изуми просто не знала, как вести себя с ним. Она чувствовала себя лишней в их обществе.

— Изуми-чан! — весело позвал Шисуи. — Итачи сказал, ты составишь нам компанию?

Изуми смущенно кивнула. Кажется, она опасалась, что Шисуи посчитает ее ночевку в доме Итачи неприемлемой или станет смеяться. Но Шисуи обращался к ней приветливо и без тени издевки.