Маски времени (сборник) - Страница 147

— Видите, они раскрашивают их после обжига, — с пренебрежением бросила Элен. — Полная деградация. Сделать это может любой ребенок. Университет Нью-Мексико пытался возродить древние традиции, но индейцы утверждают, что туристам больше нравятся подделки. Они выглядят эффектнее, а стоят дешевле.

Тут же Ворнан удостоился сердитого взгляда Элен, ибо заявил, что и он находит подделки более привлекательными. Возможно, он хотел только подразнить Элен. Но, с другой стороны, эстетические вкусы Ворнана оставались для меня загадкой, да и с позиции человека тридцатого века и подделки, и настоящая индейская утварь представляли собой практически одинаковую ценность.

Если не считать мелкого инцидента, посещение деревни прошло спокойно. В магазин вбежала стройная девушка с длинными волосами. Чертами лица она больше походила на китаянку. Красота ее покорила нас всех, а Ворнан тут же возжелал добавить ее к своей коллекции. Не знаю, что бы произошло, если бы он потребовал от нее провести ночь в его постели. К счастью, до этого дело не дошло. И я, и Элен заметили его сладострастный взгляд. Когда мы выходили на улицу, Ворнан повернул, чтобы сказать девушке, чего он от нее хочет. Но Элен заступила ему дорогу — ее глаза яростно сверкнули.

— Нет! — прошипела она. — Нельзя!

На том все и кончилось. Ворнан подчинился. Улыбнулся, поклонился Элен и вышел. Такого я от него не ожидал. Новый, покорный Ворнан стал для нас откровением, но публика в большинстве своем отдавала предпочтение откровениям Ворнана, которые он высказал в многочисленных январских и февральских интервью. Надо отметить, что интерес к поступкам и словам Ворнана нарастал с каждой неделей. Его пришествие, пожалуй, уже по праву могло считаться сенсацией века. Какой-то шустрый бумагомарака быстренько слепил книжку о Ворнане и назвал ее «Новое откровение». По существу в ней давался пересказ выступлений Ворнана на пресс-конференциях и различных встречах, начиная с его появления в Риме в канун Рождества. От себя автор добавил разве что общие фразы, позволяющие связать высказывания Ворнана в некое подобие единого целого. Книга увидела свет в середине марта, причем не только в виде дискет и видеокассет, как большинство книг, но и, как в не столь давние времена, была отпечатана на бумаге. Калифорнийский издатель выпустил ее в яркой красной обложке, на которой выпукло чернело название. Миллион экземпляров разошелся в течение недели. И тут же посыпались пиратские издания, несмотря на отчаянные попытки владельца авторских прав защитить свою собственность. Бессчетные миллионы «Нового откровения» заполонили Америку. Один экземпляр, как сувенир, купил и я. Как-то раз я увидел, что книгу читает Ворнан. Пиратские издания внешне ничем не отличались от первого, настоящего, с тем же красно-черным цветовым решением. В общем, той весной над Соединенными Штатами пролился красный книжный дождь.

Так что обожатели Ворнана, уже имея своего пророка, теперь получили и евангелие. Я, правда, не понимаю, какое душевное утешение могло нести в себе «Новое откровение», но, скорее всего, в книге этой видели талисман, а не священное писание. Люди чувствовали себя увереннее, имея при себе эту книгу, касаясь пальцами ее блестящей обложки. И теперь, если Ворнана встречала толпа, над головами, словно флаги, вздымались красные книжицы, с черными точками букв. Появились переводы. На немецкий, польский, шведский, португальский, французский, русский. Все страны обзавелись собственным вариантом «Нового откровения». Один из сотрудников Крейлика приобретал новые издания и знакомил нас с ними. Колфф, тот просто начал их собирать. Книга завоевала и Азию. Мы получили ее на японском, суахили и хинди, китайском, корейском. Наконец, появился перевод на иврите, истинном языке для святой книги. Колффу нравилось выкладывать эти издания перед собой, смотреть на два слова, написанные на разных языках. И мечтал он о собственном переводе, на санскрит или язык древних персов. Возможно, то были лишь слова. После той памятной беседы с Ворнаном Колфф начал угасать. Его потряс компьютерный анализ записи речи Ворнана. Неоднозначность выводов компьютера поколебала его уверенность в том, что он слышал язык будущего, ему пришлось отказаться от собственных слов. Теперь у него уже возникли сомнения. Действительно ли Ворнан прибыл из тридцатого века? Уловил ли он в чирикании пришельца пусть в видоизмененные, но дошедшие из нашего времени слова? Колфф потерял веру в себя, не доверял более собственному опыту, короче, гибнул у нас на глазах. Разумеется, по ходу нашего достаточно долгого путешествия мы поняли, что от этого Фальстаффа можно услышать всякую чушь. И при всей учености и несомненных достоинствах Колфф знал, что репутация его на протяжении десятилетий никем не ставилась под сомнение, а тут он вроде бы показал свою некомпетентность. Из жалости к Колффу я попросил Ворнана вновь записать на пленку все, что он сказал в первый раз. Ворнан отказался.

— Нет смысла, — отрезал он и сменил тему разговора.

А Колфф все меньше ел говорил, и к началу апреля так похудел, что мы едва узнавали его. Одежда висела на нем, как на вешалке. Двигался он, словно во сне, не понимая, где он и почему. Крейлик, озабоченный его состоянием, хотел освободить его от всех обязанностей и отправить домой. Он поделился с нами своими соображениями, но Элен переубедила его.

— Он умрет, — твердо заявила она. — Подумает, что уволен за некомпетентность.

— Он тяжело болен, — упирался Крейлик. — Эти переезды…

— Тут он при деле.

— Но от него нет никакого прока. За последние недели я не слышал от Колффа ни одного дельного предложения. Он лишь сидит да перекладывает с места на место все эти книги. Его надо положить в больницу.

— Он должен остаться с нами.

— Даже если это его убьет?

— Да! — воскликнула Элен. — Лучше умереть в общей упряжке. Во всяком случае, он не будет мучиться мыслью, что его выставили за дурь.

Крейлик смирился, но нам покоя не прибавилось, ибо Колфф слабел с каждым днем. Просыпаясь, я всякий раз ждал сообщения о том, что во сне он отошел в мир иной, но он выходил из номера, худой, с посеревшей кожей, выступающим далеко вперед носом. Мы тем временем приехали в Мичиган, чтобы Ворнан мог познакомиться с проектом «Искусственная жизнь», которым руководила Эстер. За нами по лаборатории следовал и Колфф, представитель ходячих мертвецов, призванный засвидетельствовать возможность создания жизни в пробирке.

— Вот результат одного из наших первых успешных экспериментов, если это можно назвать успехом, — поясняла нам Эстер. — Мы так и не решили, в какой филюм[39] занести это существо, но нет сомнения в том, что оно живет и размножается, то есть нам удалось добиться желаемого.

Мы всматривались в чрево громадного аквариума. Меж подводных растений лениво плавали лазурные создания, длиной в шесть или восемь дюймов, с протянувшимся вдоль всего туловища плавником, с тонкими, извивающимися щупальцами у пасти. Мне показалось, что их не меньше сотня. Размножались они почкованием, развивались на боках родителей, а затем пускались в самостоятельное плавание, отделившись от них.

— В этом эксперименте предполагалось создание кишечнополостных существ, — продолжала Эстер. — Нам это удалось. Перед вами гигантская плавающая анемона. Но у кишечнополостных нет плавников, а у этих есть, и они знают, как им пользоваться. Манипулируя с генами, мы не закладывали этот плавник. Он развился сам. Плавник — элемент скелета, то есть атрибут более высокого филюма. Если судить по обмену веществ, это существо приспосабливается к условиям окружающей среды гораздо лучше, чем большинство беспозвоночных. Оно живет и в пресной, и в соленой воде, в температурном диапазоне порядка ста градусов, питается любой пищей. Мы получили эдакого суперчервя. Нам хочется проверить его на выживаемость в естественных условиях, бросить бы нескольких в соседний пруд, но мы боимся выпускать его на свободу, — Эстер улыбнулась. — Сейчас мы перешли к созданию позвоночных, но продвигаемся куда меньшими темпами. Сюда, пожалуйста…