Маска Ктулху - Страница 103

Профессор Шрусбери обращается к тени.

— Абдул Альхазред, где Ктулху?

Призрак взмахивает рукавом и показывает на свой рот: у него нет языка, он не может говорить.

Профессор не отступает.

— В Р’льехе? — спрашивает он и, не получив ответа, произносит: «Пф’нглуи мглв’нафх Ктулху Р’льех вгах-нагл фхтагн», что, как я выяснил позднее, означает: «В своем доме в Р’льехе мертвый Ктулху видит сны и ждет».

На этот раз призрак кивает.

— Где находится Р’льех?

Призрак вновь показывает на свой рот.

— Начерти карту, — говорит профессор Шрусбери.

Призрак совершает движения, как будто что-то рисует на потолке. Поскольку чертить ему нечем, он не оставляет линий, а просто водит в воздухе рукой; профессор внимательно следит за его движениями и заносит рисунок на листок бумаги.

Так постепенно появляется чертеж; это географическая карта, но такая, какую смог нарисовать древний араб Альхазред, основываясь на своих представлениях о земной поверхности, а также на тех знаниях, что удалось ему собрать и изложить в своей книге «Аль Азиф».

Закончив срисовывать карту, профессор показывает ее призраку.

— Это здесь?

Тот кивает.

— А из этих островов который Р’льех?

Призрак указывает крошечную точку на карте и делает какой-то загадочный жест, но профессор сразу все понимает.

— Ах вот как, он то опускается, то поднимается.

Призрак кивает.

Профессор переходит к другому вопросу, который, как я понял, давно вертится у него на языке.

— Скажи, Альхазред, где «Аль Азиф»?

Призрак отвечает не сразу; некоторое время он неподвижен, затем слегка поворачивает голову, словно пытаясь разглядеть нечто, недоступное его взору.

— В этой комнате? — спрашивает профессор.

Призрак кивает.

— В саркофаге?

Призрак качает головой.

Профессор оглядывает комнату. Здесь негде спрятать бумаги, разве что в стенах или под полом.

— Стены? — спрашивает он.

Призрак кивает.

— С южной стороны?

Нет.

— С северной?

Нет.

— С восточной?

Да. Призрак пытается что-то сказать; жалко смотреть на это несчастное, изуродованное тело, лишенное не только глаз, но и языка — страшное наказание тому, кто посмел посягнуть на тайны Властителей Древности.

Профессор продолжает задавать вопросы.

— Это рукопись?

Короткий кивок.

— Ее охраняют?

— Да.

— Где стражи, здесь?

— Нет.

— Внизу?

— Да.

— Это все?

— Нет, есть кое-что еще.

— Рукопись была закончена?

— Да.

— Но она частично уничтожена?

— Да.

— Я заберу то, что осталось, — говорит профессор. — Возвращайся к себе, Абдул Альхазред.

Мгновенно лохмотья и кости соединяются в единое целое и исчезают; туман рассеивается и оседает, как пыль; голубой огонь вокруг саркофага гаснет. В ту же минуту ко мне возвращаются силы; профессор закрывает саркофаг.

Затем он подходит ко мне и трясет меня за плечо.

— Проснитесь, мистер Колум, — шепчет он. — Мы узнали то, что нам нужно; теперь нельзя терять ни минуты.

Мы начинаем обшаривать восточную стену, в которой спрятаны остатки рукописи «Аль Азиф». Она должна находиться ближе к полу, рассуждает профессор, поскольку Альхазред наверняка был связан или скован цепями, так что спрятать рукопись наверху он не мог. Профессор лихорадочно прощупывает стены, все время к чему-то прислушиваясь. Наконец мы находим один неплотно пригнанный камень, который можно использовать как тайник. За камнем обнаруживаются листки рукописи «Аль Азиф», которые профессор торопливо сует в карман пальто. Затем мы ставим камень на место, выходим из комнаты и притворяем за собой бронзовую дверь.

Профессор застывает на пороге; склонив голову набок, он вслушивается в глухую тьму, стараясь уловить малейший звук, скрывающий еще бог весть какие тайны.

И вдруг мы услышали. До сих пор до нас долетал лишь тихий шелест песчинок, занесенных сюда ветром из пустыни, да звуки наших собственных шагов. Но теперь мы услышали другие звуки: из самых глубин подземелья прозвучал чей-то низкий рев, похожий на стон, которому, словно ветер, начали вторить другие, нечеловеческие голоса, я не могу их описать, ибо от этих звуков в жилах стыла кровь.

Взглянув на часы, я увидел, что близится вечер, и тут же почувствовал дуновение «ветра призраков», вылетавшего из подземных пещер. Стремясь выбраться из пещеры как можно скорее, я кинулся было бежать, но профессор удержал меня за руку.

— Стойте, — сказал он, — нам от них все равно не уйти. Пока у нас есть камни, мы в безопасности. Давайте спрячемся в одном из коридоров и переждем, пока не стихнет ветер.

Мы заползли в один из боковых коридоров, где затаились, погасив карманные фонарики. Едва мы спрятались, как главный коридор озарился серыми бликами, но то был не свет, а некое излучение, исходившее от самих стен. Мы могли различить противоположную стену коридора и отверстия боковых ходов. А затем налетел ветер; это был яростный вихрь, принесший с собой визг и стоны тысяч голосов, — я слышал вой, пронзительные вопли и стенания. Постепенно мне начало казаться, что в воздухе кружится вихрь не только голосов, но и бесчисленных лиц, похожих на морды ящериц, змей, лягушек — всех тех тварей, что я видел на рисунках в подземелье Безымянного города; они потоком проносились мимо, широко разевая пасти, словно протестуя против своей печальной судьбы, что обрекла их на вечные скитания вместе с призрачным ледяным ветром, от которого мы между тем продрогли до самых костей.

Откуда он прилетел? Из каких подземелий вырвались эти вихри, что обрушились на безжизненную пустыню, где почти никогда не ступала нога человека? И чьи злые чары вызвали это порождение тьмы? Неужели рисунки на стенах погребенного города и в самом деле рассказывали о существовании в древние времена невиданного подземного рая, в котором когда-то сиял свет, цвели сады и зеленели долины? А может быть, он был разрушен еще до того, как Безымянный город стерли с лица земли прислужники какого-нибудь чудовища, о котором и не подозревали обитатели подземного рая?

Вскоре вой ветра и пронзительный визг голосов, эхом отзывавшихся в подземелье, слились в такую адскую какофонию, что я не выдержал и зажал уши, чтобы не оглохнуть. Профессор Шрусбери поступил так же; так мы пролежали около получаса, пока воющий ветер не пронесся мимо, оставив после себя лишь ледяной холод.

— Пора, — сказал профессор. — Будьте осторожны. Я ничего не знаю о стражах, которые охраняют могилу Альхазреда.

Подъем на поверхность, где шелестели пески, показался мне бесконечным. Время от времени профессор останавливался и, глядя во тьму позади нас, внимательно прислушивался. Не знаю, было ли то на самом деле, только мне казалось, что я слышу тихое шарканье, словно за нами кто-то идет, однако профессор ничего не говорил и только торопил меня с подъемом по ступеням туда, где при свете звезд поблескивали пески пустыни. В темных коридорах и проходах лабиринта раздавался звук наших шагов, ледяной ветер обдувал нам ноги, страшные голоса призраков звучали впереди, в пустыне, где они рассеивались и таяли, чтобы потом вернуться назад, в свое подземное обиталище.

Вскоре я уже не сомневался, что нас кто-то преследует. Что касается профессора, то он, не проявляя признаков паники, все же не давал мне задерживаться ни на секунду, увлекая за собой и бормоча, что наши верблюды могли испугаться бури и убежать, а проводники и носильщики, скорее всего, уже посчитали нас мертвыми, ибо пошла вторая ночь с тех пор, как мы покинули оазис. Я едва поспевал за профессором, поскольку, не спав более сорока часов и окончательно выбившись из сил, давно перестал понимать, где сон, а где реальность, — все происходящее казалось мне одним сплошным кошмаром.

Но вот мы выбрались на поверхность; к счастью, верблюды не разбежались — они стояли неподалеку. Скорее всего, животные действительно испугались и отошли в сторону от черной ямы, когда оттуда с ревом вырвался ледяной вихрь. Теперь профессор Шрусбери не просто торопился, а бежал сломя голову. С ходу взлетев на опустившегося на колени верблюда, он тут же заставил его встать и погнал прочь от города. Как и прежде, мы ориентировались по направлению ветра, который должен был вывести нас к оазису.