mASIAfucker - Страница 9
В нагрудном кармане куртки лежал розарий — католические четки. Уезжая из дому больше чем на день, я всегда беру их с собой. Не помню, я говорил, что был крещен именно в католической церкви?
На ногах были носки. Один был надет правильно, а второй — вывернутым на левую сторону. Это ничего: в конце концов, ноги у меня тоже не одинаковые, а разные: одна левая, а другая правая.
Это было все. Именно с этим добром мне предстоит жить дальше.
Я лег спать. За окном мимо поезда ползли руины космодрома «Байконур». Над руинами светили азиатские звезды, до которых отсюда уже никогда не доберется ни один из рожденных на Земле.
Утром попутчик-старичок первый раз посмотрел на меня осмысленным взглядом и спросил, правильно ли он понял: я еду в Азию один? Я сказал, что да, все верно.
— Один? Ты что, дурак? В эти края по одному не ездят.
— Почему?
— Ты даже не дурак, ты покойник! Зачем ты поехал?
— Ну… как сказать?
— Хрен ты оттуда выберешься. Там в кишлаках на границе людям ноги бомбами-растяжками отрывает. Прямо на улицах. Идешь, а вокруг — оторванные ноги!
— Так не бывает.
— Да ну?
— Неужели бывает?
— Сам увидишь. Только для тебя, парень, будет уже поздно.
Мы полежали молча. Каждый на своей полке. Потом я спросил:
— Оттуда действительно сложно выбраться?
— Оттуда невозможно выбраться! Там на вокзале очередь за билетами — на несколько километров. Люди неделями спят в этих очередях, понял? Стоя! Несколько километров узбеков, каждый из которых обеими руками держится за задницу впереди стоящего, понял?
— Зачем они держатся за задницу?
— Чтобы без очереди никто не влез. Там на поезд вместимостью тысяча двести человек продают по пятнадцать тысяч билетов. Они выстаивают такую очередь, покупают билет, но все равно не могут уехать. Потому что ты с билетом, как лох, подходишь к вагону, а там стоят люди с пистолетами, которые упирают ствол тебе в лоб и говорят, чтобы ты шел вон, понял? Там все поезда куплены на пятнадцать лет вперед.
— Кем куплены?
— Ты действительно, что ли, идиот?
— Вообще-то нет. Просто никогда не был в Средней Азии.
— Там все купе забиты дынями и героином. Целые купе героина, понял?
— Разве так бывает?
— Ага. Тут еще и не так бывает. Ты открываешь дверь купе, которое указано у тебя в билете, а там до самого потолка вбиты холщовые мешки с героином. Сесть некуда, парень.
Мы опять помолчали.
— Зачем вообще ты сюда поехал?
— Так. Не знаю зачем. Прогуляться.
— Прогулялся? Можешь считать себя покойником. Русских там не любят.
Он помолчал, перевел взгляд на меня и добавил:
— Особенно таких, как ты.
Я вышел в тамбур и выкурил сигарету. Это была 120 488 сигарета в моей жизни.
Ташкент — Самарканд (Время в пути: 6 часов)
Утром в купе заглянул проводник.
— Просыпайтесь. Готовьте валидол. Казахская граница.
— Все так серьезно?
— Шутки еще дома кончились.
Поезд двигался вперед короткими рывками, а потом встал окончательно. Для начала состав загнали на солнцепек и забыли про него на несколько часов.
Вокруг вагонов в оцеплении стояли пограничники в бундесверовской форме и со злыми собаками на поводках. Даже майки, торчащие из-под расстегнутых рубашек, у них были в модных камуфляжных крапинках.
За спинами военных виднелось множество легковых машин с местными номерами. Аборигены специально приезжали к этому месту, чтобы, дождавшись, пока пассажиры начнут выбрасывать из окон нелегальную контрабанду, потом всю ее подобрать и увезти.
Во время стоянок генератор электровоза вырубался. Кондиционер не работал. К двум часам дня стекла в вагоне начали плавиться. Мне было видно, как по железнодорожным путям бродят куры. Утешало, что солдатам из оцепления еще хуже.
Когда пограничники решили, что начальник поезда созрел, к нему были отправлены парламентеры. Они долго торговались. Я надеялся, что предложенная сумма устроит начальника. Соседи по купе говорили, что в этом случае проверять пассажиров не станут. Если же сумма его не устраивала, то поезд должен был стоять до тех пор, пока не устроит.
Переговоры не задались. Еще через час в вагон вошли несколько мужчин в камуфляже. Они громко скомандовали:
— Паспорта! Всем приготовить паспорта!
Вслед за военными по проходу двигались лица в штатском. Они, разумеется, не представлялись, но, как я понял, имелось в виду, что лица выполняют функции таможни.
В мое купе зашел тип, на лице которого имелись очень близко посаженные и узкие глаза. Это сочетание придавало мужчине экзотический вид. На нем была клетчатая рубашка с короткими рукавами и дорогие ботинки. По-русски он говорил практически без акцента.
Сперва он проверил у всех паспорта. Я все равно знал, что это ко мне.
— Выйдите из купе. Я хочу подробно проверить мужчину.
Старичок переполошился:
— Меня?
— Нет. Лысого.
Все, опустив головы, выскочили в коридор. Я остался. Таможенник сел и посмотрел на верхнюю полку, где лежал я. Молчание длилось долго.
— Слезьте, пожалуйста. Сколько мест багажа вы провозите с собой?
— Один рюкзак.
— Покажи. Оружие? Наркотики? Устройства для их применения? Иконы? Антиквариат? Изделия из золота и драгоценных металлов?
— Ничего из перечисленного.
— Чистосердечное признание является обстоятельством, смягчающим вину обвиняемого. Повторяю еще раз. Оружие? Наркотики? Устройства для их применения? Иконы? Антиквариат? Изделия из золота и драгоценных металлов?
— Нет.
— Хорошо. Сейчас я буду проводить наружный досмотр. Если чего не сказал, сам виноват.
Сперва казах тщательно обыскал меня. Даже сквозь трусы потрогал мошонку. И охота ему… по такой-то жаре?
— Сколько марок ты провозишь?
— Такой валюты больше не существует. Все страны Европы перешли на евро.
Мне показалось, что сейчас он меня ударит, но вместо этого он спросил, сколько рублей я провожу? А казахских теньге?
Он тщательно прощупал каждую вещь у меня в рюкзаке. Вещей было так немного, что мне стало неудобно. Зато в кармане куртки он нашел мои доллары. Все четыреста семьдесят.
— Ну вот. Я спрашивал про иностранные деньги. А ты отказался их декларировать.
— Вы не спрашивали про доллары. Я не отказывался их декларировать.
— А это что?
— Это узбекские сумы.
— Где ты их взял? Ты знаешь, что менять деньги у валютчиков — это нарушение закона?
— Серьезно?
— Ты нарушил закон. За это нужно платить.
Молчали мы долго. Потом я сказал:
— Три доллара США.
— Что «три доллара США»?
Я промолчал.
— Как тебя зовут?
Я сказал как.
— Вставай. Собирай вещи. Выходим. Тебя отдадут под суд. Ты будешь сидеть в казахской тюрьме. Я постараюсь, чтобы сиделось тебе как можно тяжелее.
Я встал и начал собирать вещи. Успел подумать, что кондиционера в казахской тюрьме наверняка нет.
— Давай поговорим по-мужски.
— По-мужски?
— Три доллара — это смешно.
— А сколько не смешно?
— Десять долларов.
— Нет. Я останусь в чужой стране без денег. Не смогу уехать. Я не могу заплатить столько. Дело в том, что я собираюсь приехать на вокзал, купить билет и сразу же уехать. В эту же секунду.
— Тогда семь.
— Нет. Я же говорю: три. Через несколько часов мне предстоит опять с вами встретиться. И представьте, сколько раз мне еще предстоит платить. Я столько не зарабатываю.
Мы сошлись на пяти долларах. Таможенник пошел дальше по вагону. В купе вернулись соседи. Они боялись на меня смотреть. Я вышел в тамбур и достал сигареты. В тамбуре было душно.
Потом я вернулся на свою верхнюю полку. У соседнего купе стояли, за руку держа детей, бледные поверх загара узбеки. Внутри купе кого-то из них очень тщательно досматривали.