Машка Самбо и Заноза - Страница 16

Пете открыла Ксения Ивановна. За ее спиной стояли Самбо и Митькина мама, Римма Тимофеевна. Детектив всю дорогу бежал и теперь еле мог говорить.

– Здрасте!.. Не нашлись?

– Ничего о них не слышно, – тихо ответила Ксения Ивановна.

– Мы думали, это они, – сказала Самбо и, приглядевшись к детективу, добавила: – Заходи! Ты что это... какой-то такой?

Ксения Ивановна пропустила Петю в маленькую переднюю. Взъерошенный детектив помолчал несколько секунд, глядя в упор на Самбо, несколько раз глотнул от волнения слюну...

– Я... я знаю, где они, – наконец выговорил он. – У них же... у них же третий сообщник! Ты что, не понимаешь?

– Не понимаю, – серьезно ответила Самбо.

– Четырехпалый! Забыла?

Секунд десять Самбо размышляла.

– Верно! – прошептала она, помолчала еще немного и энергично кивнула головой. – Петька, совершенно верно, Четырехпалый, подтвердила она уже в полный голос. – И они к нему пошли, а не в метро!

– Машка! – взорвалась вдруг Ксения Ивановна. – Будете вы наконец по-человечески говорить или нет? И так все нервы истрепаны, а они все какими-то загадками да обиняками... Какой-то там Четырехпалый!.. Что это за Четырехпалый? Какой еще Четырехпалый? Говорите! Ну!

– Пойдемте! – сказал детектив. – В кухню пойдемте, я вам все объясню.

Все пошли за Петей в кухню. Он хотел показать Ксении Ивановне отпечатки пальцев на ручке электрополотера, но оказалось, что она уже вытерла тряпкой испачканную ручку и спрятала полотер в шкаф.

Пете и Маше пришлось на словах объяснять женщинам, как они проявляли отпечатки пальцев и каким образом установили, что у Люси есть сообщник, у которого на руке не хватает большого пальца. Самбо еще в передней с первого слова уловила ход мыслей детектива: на руках у Мити Клюквина все пальцы целы, следовательно, у Занозы есть еще третий сообщник – Четырехпалый. В сегодняшних экспериментах с полотером и пылесосом он почему-то участия не принимал, но ясно было одно: сбежав из дому, изобретатели, конечно, не стали кататься в метро, а поехали к Четырехпалому хотя бы для того, чтобы рассказать ему о своих приключениях.

Самбо это сразу поняла, но обе женщины никак не могли понять. Римма Тимофеевна только что вернулась после безуспешных поисков сына и зашла к Пролеткиным на минутку. Узкое лицо ее обрамлял светлый платок с яркими розами, концы платка были заправлены под воротник коричневого пальто. Она стояла, сложив на животе руки и глядя на ребят без всякого выражения. Ксения Ивановна сидела, тоже сложив руки на животе и тоже глядя на ребят, но она усиленно двигала бровями и часто моргала, тщетно пытаясь уразуметь, что ей втолковывает внучка. Наконец она замотала головой:

– Какие-то там отпечатки... Какие-то там магнитные кисточки... При чем тут кисточки? При чем тут отпечатки? Ты, Машка, мелешь что-то, а сама не понимаешь что.

Детектив и Самбо беспомощно переглянулись. К счастью, на подоконнике осталась стоять пластмассовая коробочка с железным порошком и магнитом. Петя попросил лист бумаги, прижал к нему большой палец и на глазах у женщин проявил отпечаток. Затем ребята повторили свой рассказ сначала.

– Ну, ясно! Ну, довольно! – нетерпеливо воскликнула Ксения Ивановна. – Машка, ну что ты кричишь, словно я глухая или дура какая-нибудь! Это же ясно как день: надо вспомнить, у кого из Люськиных приятелей не хватает большого пальца.

– Я таких не знаю, – сказала Самбо.

Ксения Ивановна обратилась к Римме Тимофеевне:

– Может, у Митьки есть такой друг? Припомните-ка! – Бабушка окинула взглядом Петю, потом Машу. – Удивительно прямо! На вид у них одни глупости в голове, а вот иногда возьмут да и додумаются до такого...

Римма Тимофеевна вслух перебирала Митькиных знакомых.

– Вовка Ершов – у него вроде все пальцы на руках... У Андрюшки Лисовского тоже как будто все... и у Володьки Мартынова все... У Коли Либровича тоже все... – Римма Тимофеевна помолчала. – Слушайте! Есть у Митьки еще один... Федька Ладушкин, только я его никогда в глаза не видела: он моему Дмитрию каждый день по телефону звонит, гуляют они вместе, а к нам в дом этот Федька ни разу не приходил. Может, и приходил, да когда нас с отцом не было. Митька с ним недавно познакомился, в пионерлагере.

– Ну, а телефон... телефон вы этого Федьки не знаете? – спросила Ксения Ивановна.

Римма Тимофеевна задумалась, покусывая тонкие губы.

– Мы ему записную книжку красивую подарили. Митьке, значит, на день рождения. А ну-ка, погляжу, не в столе она у него?

Митина мама ушла и скоро вернулась с маленькой записной книжкой в кожаной тисненой обложке.

– Телефона нет, только адрес, – сказала она и положила записную книжку на стол.

"Ладушкин Ф., – прочитали все. – Большая Грузинская, д. 37/1, кв. 22".

– Это до Белорусского надо ехать, а там пешком, – пояснила Ксения Ивановна.

– Что ж... поеду, – сказала Римма Тимофеевна и стала заправлять концы платка под отвороты пальто.

Тут Самбо заявила, что она обязательно поедет с Риммой Тимофеевной. Она сказала, что Римма Тимофеевна для Люси человек посторонний, что Заноза может не послушаться ее и сбежать куда-нибудь еще дальше. И еще она сказала, что Римма Тимофеевна человек взрослый, не понимает детской психологии, а потому не сможет воздействовать на четырехпалого Федьку, если тот откажется сообщить, где скрываются беглецы.

Ксения Ивановна сначала возражала, а потом всплеснула руками и сказала:

– Ну ладно, ладно! Поступай как хочешь. Я знаю, что ты всегда настоишь на своем.

Петя и думать не стал, чтобы расстаться с Самбо и вернуться домой. Ведь это он со своим искусством следователя установил тот факт, что у Занозы существует третий, четырехпалый сообщник. Разве мог он теперь спокойно лечь спать и не увидеть собственными глазами этого четырехпалого Федьку! Петя сказал, что он поедет вместе с Самбо и Риммой Тимофеевной.

Уже выйдя в переднюю, Римма Тимофеевна вдруг заколебалась:

– А сколько времени-то? Небось уже двенадцатый час.

Ксения Ивановна взглянула на ручные часы.

– Семнадцать минут двенадцатого, – сказала она.

– Неловко ночью людей беспокоить.

Ксения Ивановна возразила, что ничего тут неловкого нет, что по такому важному делу можно и в три часа ночи разбудить людей.

Экспедиция отправилась в путь.

Пока ехали в метро, пока шли переулками мимо древних деревянных развалюшек, мимо новых многоэтажных домов, пока искали на Большой Грузинской дом 37/1, прошло полчаса. Оказалось, что войти в этот дом можно не с улицы, а только с переулка, и, пока выяснили это обстоятельство, потеряли еще несколько минут.

Словом, только около двенадцати Римма Тимофеевна, Самбо и детектив вошли под мрачную арку ворот старого-престарого дома, отыскали подъезд с грязной лестницей, освещенной слабенькой лампочкой.

Квартира двадцать два находилась на первом этаже.

– Господи! Неловко-то как! – сказала Римма Тимофеевна, глядя на кнопку звонка. Она так и не решилась позвонить.

Вместо нее позвонила Самбо. Все умолкли. Долго стояла полная тишина, потом кто-то спросил басом:

– Кто там?

– Гражданин, извините, пожалуйста, – неестественным голосом проговорила Римма Тимофеевна. – Ладушкины не здесь живут?

– Ну, я Ладушкин. А что?

– Товарищ Ладушкин... вы извините, конечно. Только как бы нам поговорить... Дело у нас очень важное.

– Какое дело?

Римма Тимофеевна с тоской смотрела на закрытую дверь и тискала худенькие пальцы.

– Товарищ Ладушкин, вы такого мальчика, Митю Клюквина, не знаете? Он вашему Феде приятель.

– Ну, знаю. Бывал.

– Так вот, гражданин Ладушкин, исчез мальчишка-то. Нам бы поговорить с вами, порасспросить кое о чем.

– Погодите, оденусь, – сказал гражданин Ладушкин, и за дверью послышались шаркающие шаги.

Через некоторое время дверь открылась. Римма Тимофеевна и ребята вошли в переднюю, так заставленную старыми шкафами, какими-то ящиками и сундуками, что повернуться было негде. Товарищ Ладушкин встретил экспедицию в майке и широких черных брюках. Он был такого же роста, как Дер Элефант, только жилистый и худощавый, с мясистым носом и резкими морщинами на лице. Скрестив на груди волосатые руки, он смотрел на пришедших подозрительно и недружелюбно.