Маша для медведя - Страница 2

Был у Маши тайный поклонник. Завелся в шестом классе. Первая открытка, без всяких почтовых штемпелей, оказалась в почтовом ящике точно в день рождения. Печатными буквами было выведено три слова: "Я люблю тебя!" Маша застеснялась, спрятала послание в ящик стола, в старую, со сломанной кнопкой папку для тетрадей. Мама покупала, уже давно, сладкой дочке презент у спекулянтки, с переплатой.

-Смотри, какая прелесть. Нравится?

-Да. Такой ни у кого нет. Спасибо, мамуля.

Розовую, с нарисованным сердечком папку Маша берегла. Увы, ничего не вечно в этом мире. Выбросить испорченную, но любимую вещь рука не поднялась. Папка перекочевала из портфеля в самый нижний выдвижной ящик стола. Вот и пригодилась, однажды. Постепенно открыток набралась стопочка. Влюбленный старался сохранить инкогнито. Не желая быть выловленным по почерку, продолжал писать в прежней манере. Тщательно прорисовывая печатные буквы. "Ты удивительная. Смотреть на тебя очень приятно".

Маша тихо гордилась секретом. Хотя он и жег язык. Порой жутко хотелось поделиться с девчонками. Увидеть в их глазах сладкую зависть. Что мешало? Маша не могла объяснить даже себе самой. Изредка, вынимая и раскладывая открытки веером, притворялась, что беседует с поклонником.

-Кто же ты такой? А? Не признаешься?

Квартира досталась Полежаевым от бабушки - Марии Алексеевны. В честь которой и назвали внучку. Дедушки то ли не было вообще (в послевоенные годы в стране царил нешуточный голод на мужчин), то ли он таинственно испарился в самом начале семейной жизни. Маша не могла припомнить ни одного рассказа о нем, не имелось и фотографий. Мать и дочь (Машины бабушка с мамой) жили вдвоем. Образования у Марии Алексеевны не было, всю жизнь она проработала на ламповом заводе, производство более вредное для здоровья еще поискать! К тому же, несколько последних лет - в печально знаменитом "ртутном" цехе.

В сорок девять Мария Алексеевна получила двухкомнатную квартиру. Как-никак мать-одиночка, а главное - на хорошем счету у начальства. Безотказная, веселая, шустрая - коллеги ее любили. Она экономила каждый премиальный рубль, откладывала на сберегательную книжку. Планировала пораньше уйти на пенсию, возиться с любимыми цветами на даче, смотреть телефильмы, нянчиться с долгожданной внучкой - свою единственную дочь поздно родила, уже под сорок. Да и не до возни с малышкой было. Двух месяцев не исполнилось, как отдала в заводские ясли. В то время было немного стыдно посвящать себя семье, гораздо правильнее казалось гореть на работе.

В бригаде Марии Алексеевны женщины откровенно гордились тем, что не тратят на себя ни свободной минуты, ни лишнего рубля. Даже подстригались не в парикмахерских, в родном цехе. Всех обслуживала, и мужчин и женщин - одна из работниц, самоучка. Вот почему стрижка имела смешную цену. Своим, то есть коллегам по цеху - пирожок из заводской столовой, чужим - два пирожка. Мясные были отвратительными. А вот сладкие, с яблочным повидлом, очень даже ничего.

Женщины рано теряли молодость. Обжигали пальцы кислотой, уродовали ноги дешевой обувью, распухали от хлеба, лапши и картошки, считая, что так положено.

На туалетной полочке в ванной у подруг Марии Алексеевны можно было обнаружить от силы единственный тюбик родного "Детского" крема. Вот и вся борьба с морщинами. Седину героически подкрашивали разведенной в воде фиолетовой штемпельной краской. Отчего многие пожилые работницы выглядели родными бабушками Мальвины. Щеголять в таком виде решится не каждая женщина. Любители "естественности" злоупотребляли басмой или хной. Каковые средства - коварного мусульманского происхождения - вели себя своенравно. Иной раз результат мог и до инфаркта довести. Было. Было.

По выходным полагалось до упада вкалывать на даче. Осенние заготовки начинаясь еще в июле - выливались в серьезное соревнование. Кто кого перещеголяет. Чьи огурцы лучше хрустят? Чья капуста ядренее? Чья самогонка или крепленое, домашнее вино - вкуснее? "А главное, чтоб забирало"! - утверждала Машина бабушка: настоящий спец по приготовлению настоек из смородины и малины. Бутылочки с ярко-алой жидкостью выстраивались на кухне под скамейкой, ждали праздника. Мария Алексеевна обычно обреталась в числе победителей виноделов, кулинаров. Консервы оказывались лучшими часто. А уж настойки и подавно. Характер у нее был такой. Не жалеть себя, пахать до изнеможения, чтобы не хуже, чем у людей получалось! В пятьдесят восемь - научилась вязать - "Буду внучку наряжать!" Простые добрые мечты, которым не суждено было осуществиться. Маше пошел третий год, когда затянувшийся кашель Марии Алексеевны, стал всерьез беспокоить дочь. Она, чуть не силой, заставила маму пойти к врачам. Диагноз выставили через месяц. Неоперабельный, запущенный рак. Метастазы в печени. До шестидесятилетия бабушка не дотянула всего неделю.

Машин папа, вот еще одно совпадение - Алексей, как и мифический дедушка и вполне реальный прадед (тот еще образец сильной половины - сапожник алкоголик, избивавший жену и детей) растворился в туманной дали. Не везло Полежаевым с Алексеями! Ужас! Совершенно обычное имя для них стало роковым. Алексей номер три, то есть Машин папа - исчез давным-давно. Остался в Подмосковье после армии. Женился на дочери то ли полковника, то ли генерала. А бывшей однокласснице, умнице и отличнице Леночке Полежаевой прислал вежливое письмо, в котором, сообщал правду и просил не держать зла. Леночка не захотела делать аборт, (Мария Алексеевна поддержала дочку) или подавать на алименты. Вот только университет пришлось оставить.

В двадцать два она похоронила маму. Лучшая подруга Марии Алексеевны - Клавдия Даниловна, была заведующей в детском саду. Ничего удивительного, что обе Полежаевы, там вскоре оказались. Одна в роли воспитательницы, а другая в младшей группе. Жизнь шла своим чередом. Первый раз в первый класс! И опять к бабушкиной подруге. У Анны Филипповны, пенсионерки, это были последние ученики. Она возилась с малышами, вкладывая в работу всю душу.

-Вы у меня молодцы. Знаю, что за вас краснеть не придется!

Говорила она на прощание. "Бэшки" в самом деле, не подвели. Не срывали уроки, заступались друг за друга, ни одного двоечника, ни одного хулигана. Класснуха ими откровенно гордилась. Маше было легко и весело в школе. Да и дома тоже. Пили с мамой чай у ее друзей, ходили в кино и театр, вместе сажали картошку и помидоры на даче.

Незаметно Маша вытянулась, переросла маму, смешной нос-кнопочка стал коротким и прямым, нелепые соломенные колечки волос превратились в блестящую гриву - всем школьным красоткам на зависть! Мальчишки перестали дразнить конопатым чучелом. Хотя на овальном белом личике и осталась капельку побледневшая россыпь веснушек.

Даже явные воздыхатели появились - братья Федотовы. Один сочинял и подбрасывал нежные записочки, другой рисовал во всех тетрадях ненаглядную Полежаеву в профиль и анфас.

А не так давно на горизонте возник мамин жених.

На дворе бушевали девяностые. Года, печально прославившиеся не только сахарной лихорадкой. Другими вехами времени являлись: километровые очереди за водкой и пустые прилавки магазинов. Испарившаяся в никуда зубная паста вдруг стала диким дефицитом. Дети в пионерских лагерях воровали вожделенные тюбики друг у друга. Едва не исчезла милая забава - раскрашивать белыми узорами по ночам лица крепко дрыхнувших друзей и врагов. Полежаева проводила в знаменитом лагере пионерского актива по две смены, иногда и по три. Одна из молодых бабушкиных подруг - Анна Петровна, выбилась в люди, стала начальницей. Лагерь был вотчиной не лампового, совсем другого завода. Но - умный чиновник умному чиновнику - друг. Анна Петровна "делала" для своих немалое количество путевок. И ни разу не отказала в помощи Леночке.