Мартовские колокола - Страница 6

В противоположность щеголям, «академистам» и прочим франтам, которые внимательно следили за костюмом и прической, были и другие – нарочито небрежно одетые, отпускавшие волосы до плеч, носившие нечесаные кудлатые бороды и усы. Многие носили еще и большие очки с синими стеклами – этот особый вид должен был показать окружающим, что для владельца очков имеет значение одна наука и он вот-вот осчастливит человечество каким-нибудь великим открытием. Беседы такие вели только о науке и учебе, все время делая таинственные мины, будто чего-то недоговаривали. Об этих Владимир говорил с иронией, но без раздражения – по всему было видно, что давно выбрал для себя занятие политикой как основное наполнение жизни.

Вот такие группки, различающиеся между собой и платьем, и манерами, да и темами бесед, кучковались у аудиторий. До прихода профессора студенты толпились около дверей. Вели разговоры; дождавшись профессора, заходили.

Виктор заглянул внутрь вслед за ними: студенты чинно рассаживались по скамьям с узкими пюпитрами. Усмехнулся – точно такие же скамьи темного дерева он помнил по старым аудиториям Московского энергетического института.

Как там, в фокусе полукруглой, крутым амфитеатром, аудитории стояла профессорская кафедра. На ней сейчас устраивался солидный, почтенного возраста господин в штатском сюртуке.

Виктора подергали за рукав: Владимир, оставив в покое первокурсников, вспомнил о гостях:

– Однако же пойдемте, господа. У Яниса как раз закончилась лекция, попробуем перехватить его. Он в столовой сейчас, наверное…

Университетская столовая, где обыкновенно обедало множество студентов, помещалась на первом этаже, в правом крыле здания. Обстановка здесь была самая что ни на есть скромная, даже «простонародная»: длинные столы, укрытые клеенкой. На столах стояли большие корзины с черным и серым хлебом, которого можно было брать вволю, безо всяких ограничений. В столовой принято было самообслуживание; что до цен, то были они, по московским меркам, самыми необременительными: обед без мяса пять копеек, с мясом – девять. Стакан чаю – копейка, бутылка пива – семь копеек. При желании можно, конечно, было взять обед и подороже; в буфете, также весьма дешевом, продавали кисели, простоквашу. Столовая постоянно переполнена; шум и гам, мельтешение: одни приходят, другие уходят, а кое-где за столами сидят крепко обосновавшиеся группки студентов. Судя по тому, как основательно они уселись, подобные ценители дешевого пива из местного буфета подчас проводили в столовке куда больше времени, чем на лекциях в аудиториях.

Студенты победнее – что всегда было видно по поношенным, потертым тужуркам – брали только чай с хлебом. Внимания это не привлекало – наоборот, к таким, вынужденно себя ограничивавшим, относились с сочувствием. Иной раз незнакомый студент мог сказать бедствовавшему товарищу: «Коллега, я вам куплю обед, у меня на двоих денег хватит». Да и местное начальство порой предлагало таким страдальцам бесплатную тарелку щей без мяса…

Нужный им человек сидел за отдельным столиком у дальней стены, в компании еще троих таких же студентов. На столе, среди тарелок и пивных бутылок, громоздились стопки книг и клеенчатых тетрадок, перетянутых ремешком; так многие студенты предпочитали носить учебное имущество, демонстративно пренебрегая чиновничьими портфелями. Владимир поздоровался; тот, что сидел в центре, тощий молодой человек с изможденным лицом и впалыми щеками, кивнул, указывая новоприбывшим на соседнюю лавку.

За столом всем было не поместиться; впрочем, нравы в университетской столовке были простыми: вмиг подтащили еще один такой же столик и дополнительную скамью, и гости уселись за стол. Один из компании побежал в буфет, за пивом и нехитрой снедью в закуску, а Володя тем временем представил гостей и сидевших за столом:

– Янис Радзиевич, студент медицинского факультета Киевского университета. Слушает у нас курс.

Изможденный молодой человек кивнул.

– Войтюк Геннадий Анатольевич, из Ковно. Прибыл с намерением поступить в университет. Виктор Анциферов, его земляк…

– Анциферов? – веселым тоном осведомился непредставленный молодой человек. – Батюшка мой, царствие ему небесное, упоминал как-то про Петра Аркадьевича Анциферова, своего товарища по нижегородскому кирасирскому. Вы, часом, не его сынок будете?

Виктор поперхнулся пивом и беспомощно воззрился на Геннадия.

– Вряд ли, – усмехнулся тот. – Насколько я знаю, отец моего друга никогда не был на военной службе. Верно, Виктор?

– К… да… – Молодой человек кашлем попытался скрыть некоторое смятение. – Мой батюшка служит по управлению статистики при Ковенской городской управе.

Легенды были оговорены заранее; документы Виктор и правда изготовил без особого труда. Самым трудным, как он и предупреждал, оказалось найти подходящую бумагу, а вот нанесение соответствующих водяных знаков, напротив, не доставило ни малейших хлопот: в первой же фирме, занимавшейся корпоративным стилем, им сделали бланки царских паспортов со всеми нужными аксессуарами. Обошлось это удовольствие недешево, и для того, чтобы профинансировать эту операцию, пришлось навестить несколько известных в будущем антикварных салонов, благо никакого стеснения в царских деньгах группа больше не испытывала. В итоге для каждого из членов Бригады прямого действия было заготовлено по три комплекта документов: один на собственные имя-фамилию, а остальные пока не содержали ни единой записи; разработкой легенд под них предстояло еще заняться.

– Из Ковно, значит? – почему-то усмехнулся Янис. – А что за заведение изволили закончить и какой факультет нашей альма матер намерены вы осчастливить своим присутствием?

Это было оговорено заранее, так что Геннадий ответил немедленно:

– Закончил я Ковенское губернское реальное училище. Мой батюшка служит при управлении железных дорог, тоннельным инженером – вот хочет, чтобы я пошел по его стопам. Однако же, – усмехнулся он, – я, видимо, оказался плохим сыном и намерен был подавать на факультет физических и математических наук. Впрочем, обстоятельства помешали; теперь намерен дождаться следующего года и заново подать прошение.

– А отчего все же не в техническое? – поинтересовался Янис. – Составили бы компанию вашему другу Володе, – и он кивнул на Лопаткина. – Реалисту – оно и попроще…

– Имею склонность к фундаментальным дисциплинам, – усмехнулся Геннадий. – К тому же мечтаю продолжить образование в Германии.

Они побеседовали еще какое-то время. Виктор больше отмалчивался, прихлебывая пиво, довольно скверное. Геннадий и Янис перебрасывались малозначащими фразами. Лопаткин поначалу участвовал в беседе, но потом, подобно Виктору, переключился на употребление пенного напитка и совершенно выпал из разговора.

Наконец Янис встал:

– Ну что ж, друзья, пора и честь знать. Простите, у нас с коллегами еще имеются некоторые дела. Может быть, продолжим знакомство в более приватной обстановке?

– Так можно у меня, в «Аду»… – засуетился Лопаткин. – Вот как освободитесь – прошу в гости. Не забыли куда?

– Нет уж, благодарю покорно, – усмехнулся Радзиевич. – У вас там слишком много… тараканов.

Паузу он сделал столь многозначительную и так явно обвел собеседников глазами, что было видно – он не сомневается, что те прекрасно уловят скрытый смысл сказанного.

– Вот, кстати, наш Коля, – и Янис указал на своего товарища, того, что давеча спрашивал о фамилии Виктора, – завтра, в семь пополудни, устраивает вечер с чаем; приходите, будем ждать. Чай бесплатно, баранки приносите с собой; вход десять копеек, благотворительный сбор – в пользу неимущих студентов. Танцы ожидаются, барышни с философских курсов. Будете?

Геннадий кивнул:

– Непременно воспользуемся, спасибо за приглашение. А куда?..

– Володя знает. – Янис не дал молодому человеку ответить. – А сейчас – простите, вынужден откланяться…

И, уже направляясь к выходу, неожиданно повернулся к Геннадию:

– И примите совет… коллега. Подберите себе другой родной город. Ваша манера речи, конечно, не вполне привычна для Белокаменной, но поверьте, здешние жандармы, при всей их тупости, прекрасно умеют отличить польский акцент…