Март-апрель - Страница 5

Она видела, как капитан сполз на землю, положил грудь и голову на сани. Держась за перекладину здоровой рукой, сказал шепотом:

- Так вам будет легче.

Он полз на коленях, полуповиснув на санях. Иногда он срывался, ударяясь лицом о землю. Тогда она подсовывала ему под грудь сани, и у нее не было сил отвернуться, чтобы не глядеть на его почерневшее, разбитое лицо.

Потом она упала и снова слышала сипение грязи под полозьями. Потом услышала треск льда. Она задыхалась, захлебывалась, вода смыкалась над ней. И ей казалось, что все это во сне.

Открыла она глаза потому, что почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Капитан сидел на нарах, худой, желтый, с грязной бородой, с рукою, подвешенной к груди и зажатой между двумя обломками доски, и смотрел на Нее.

- Проснулись? - спросил он незнакомым голосом.

- Я не спала.

- Все равно, - сказал он, - это тоже вроде сна.

Она подняла руку и увидела, что рука голая.

- Это я сама разделась? - спросила она жалобно.

- Это я вас раздел, - сердито сказал капитан. И, перебирая пальцы на раненой руке, объяснил: - Мы же с вами вроде как в реке выкупались, а потом я думал, что вы ранены.

- Все равно, - сказала она тихо и посмотрела капитану в глаза.

- Конечно, - согласился он.

Она улыбнулась и сказала:

- Я знала, что вы вернетесь за мной.

- Это почему же? - усмехнулся капитан.

- Так, знала.

- Ничего, вы не могли знать, - сказал капитан. - Вы были ориентиром во время бомбежки, и вас могли убить. На такой аварийный случай я разыскал стог сена, чтобы продолжать сигналить огнем. А во-вторых, вас запеленговал броневичок с радиоустановкой. Он там всю местность прочесал, пока я ему гранату не подсунул. А в-третьих...

- Что в-третьих? - звонко спросила Михайлова.

- А в-третьих, - серьезно сказал капитан, - вы очень хорошая девушка. И тут же резко добавил: - И вообще, где это вы слышали, чтобы кто-нибудь поступал иначе?

Михайлова села и, придерживая на груди ворох одежды, глядя сияющими глазами в глаза капитану, громко и раздельно сказала:

- А знаете, я вас, кажется, очень люблю.

Капитан отвернулся. У него побледнели уши.

- Ну, это вы бросьте.

- Я вас не так, я вас просто так люблю, - гордо сказала Михайлова.

Капитан поднял глаза и, глядя исподлобья, застенчиво сказал:

- А вот у меня часто не хватает смелости говорить о том, о чем я думаю, и это очень плохо.

Поднявшись, он опять сурово спросил:

- Верхом ездили?

- Нет, - сказала Михайлова.

- Поедете, - сказал капитан.

- Гаврюша, партизан, - отрекомендовался заросший волосами низкорослый человек с веселыми прищуренными глазами, держа под уздцы двух костлявых и куцых немецких гюнтеров. Поймав взгляд Михайловой на своем лице, он объяснил: - Я, извините, сейчас на дворняжку похож. Прогоним оккупантов из района - побреюсь. У нас парикмахерская важная была. Зеркало - во! В полную фигуру человека.

Суетливо подсаживая Михайлову в седло, он смущенно бормотал:

- Вы не сомневайтесь насчет хвоста. Конь натуральный. Это порода такая. А я уж пешочком. Гордый человек, стесняюсь на бесхвостом коне ездить. Народ у нас смешливый. Война кончится, а они все дразнить будут.

Розовое и тихое утро. Нежно пахнет теплым телом деревьев, согретой землей. Михайлова, наклонясь с седла к капитану, произнесла взволнованно:

- Мне сейчас так хорошо. - И, посмотрев в глаза капитану, потупилась и с улыбкой прошептала: - Я сейчас такая счастливая.

- Ну еще бы, - сказал капитан, - вы еще будете счастливой.

Партизан, держась за стремя, шагал рядом с конем капитана; подняв голову, он вдруг заявил:

- Я раньше куру не мог зарезать. В хоре тенором пел. Пчеловод профессия задумчивая. А сколько я этих фашистов порезал. - Он всплеснул руками. - Теперь я злой, обиженный.

Солнце поднялось выше. В бурой залежи уже просвечивали радостные, нежные зеленя. Немецкие лошади прижимали уши и испуганно вздрагивали, шарахаясь от гигантских деревьев, роняющих на землю ветвистые тени.

Когда капитан вернулся из госпиталя в свою часть, товарищи не узнали его. Такой он был веселый, возбужденный, разговорчивый. Громко смеялся, шутил, для каждого у него нашлось приветливое слово. И все время искал кого-то глазами. Товарищи, заметив это, догадались и сказали будто невзначай:

- А Михайлова снова на задании.

На лице капитана на секунду появилась горькая морщинка и тут же исчезла. Он громко сказал, не глядя ни на кого:

- Боевая девушка, ничего не скажешь. - И, одернув гимнастерку, пошел в кабинет начальника доложить о своем возвращении.

1942