Марш обреченных - Страница 6

Безобразию этому положил конец светлой памяти Юрий Владимирович Андропов. Передавая в руки генерала Рыбакова подписанные документы на организацию нашей смешной конторы, он напутствовал его: «Помни, им не должно быть равных». Надо сказать, Николай Михайлович на пожелал усилий на то, чтобы сполна оправдать высокое доверие начальства.

Вместе с бумагами, дающими добро на наше существование, Центр получил ряд движимого и недвижимого имущества, призванного служить повышению нашей боевой мощи. Среди прочей недвижимости был и этот «лазарет» со всем его обслуживающим персоналом и оборудованием.

Не знаю, давали ли сотрудники этой лечебницы клятву Гиппократа, если да, то они были клятвопреступники. Вся их деятельность была посвящена доказательству одного в сущности банального тезиса: «Человеческий организм – вещь чрезвычайно хрупкая, и на каждого Рэмбо всегда найдется маленький, но веский аргумент». Впрочем, наши планы относительно трофейного оператора были куда менее кровожадными.

Палаты в нашем лазарете чистые, светлые. На окнах занавесочки, жалюзи опускающиеся. За окнами благодать, зелено, пять гектаров парка. Листья шелестят, птички поют. В общем, все по первому разряду. В палате три койки. На одну – пациента нашего драгоценного, на другую – Валерку нашего, для пущей важности, третью расстелим да примнем. Вышел больной, может в парк, на скамеечке посидеть, а может покурить. Декорация, считай, готова. Самое время провести весь спектакль для одного-единственного зрителя. Главную роль исполняю я. Эдакий добрый доктор Айболит… Ну, и, конечно, массовка: пару барышень из здешнего персонала, халатики белые, ослепительной чистоты, шапочки, повязки марлевые: не то медсестры, не то белые ниндзя. Оценивающе гляжу. Вроде все в порядке. Вот эта, что пониже, будет моей ассистенткой. Шприц с антидотом, тахометр. В общем, готово. «Итак, мы начинаем!» – как говаривали в былые времена господа комедианты.

– Медсестра, укол, – сестричка пускает струйку, выгоняя воздух из шприца, и отработанным движением всаживает свое орудие труда в вену. Валера старательно натягивает на себя одеяло и делает вид, что спит. Как на грех, пижамы его размера в лазарете не оказалось. Минут через пять оператор придет в себя. Ничего не должно вызывать подозрений. Глазки-то у него, должно быть, зоркие. Ну, да и нам не впервой в маскарадах участвовать. Вот, пожалуйста, начал шевелиться. Сестра молча оборачивает руку нашего клиента черным матерчатым браслетом и начинает накачивать резиновую грушу. Пора на исходную позицию. Выхожу за дверь и, прижавшись к стенке, жду условного сигнала. Вот и он. Дребезжащий звонок говорит о необходимости появления врача.

– Павел Петрович? – произносит моя ассистентка, едва я вхожу в палату. На ближайшие полчаса Павел Петрович – это я. Будем знакомы.

– Вот и славненько. Напугали вы нас, молодой человек.

Оператор смеривает взглядом помещение и всех присутствующих в нем. Привязка к местности прошла. На всякий случай, традиционный вопрос:

– Где я?

– В больнице, дорогой мой, в больнице. Прямо с кладбища вас сюда и привезли. На вид – такой здоровый человек, что это вам взбрело в голову в обморок падать? Хоронили кого-то?

– Да… – шевелит губами наш «больной», – Дорогого человека.

– Понятненько. Ну ничего, ничего. С вами-то, во всяком случае, ничего существенного. Переутомление плюс солнечный удар.

– Как давление? – обращаюсь я к медсестре.

– Сто на пятьдесят.

– Ай-ай-ай, маловато. Ну ничего, пару дней полежите, встанете на ноги. А сейчас давайте заполним карточку. Имя, фамилия, отчество? – кладу перед собой грязно-отксереный формуляр. – Мелочь, но в нашем деле – мелочь решает все. Чем больше достоверности, тем больше шансов на успех.

– Красильников, Геннадий Анатольевич, – диктует оператор. Имя, скорее всего, вымышленное, а может, быть и нет, чем черт не шутит.

– Адрес?

– Самаркандский бульвар.

Проверим, дорогой ты наш, проверим. Хотя я больше чем уверен, что вешаешь ты нам лапшу на уши немилосердно. Оно, в общем-то, и понятно. Незачем всякому встречному поперечному доктору знать ни кто, ни что.

– Место работы, должность?

С местом работы тоже все понятно. Институт, название которого на трезвую голову и не выговоришь. Младший научный сотрудник. А в «Ауди», стало быть, за нами старшие научные сотрудники рванули?

– Год и дата рождения?

– 1967 год, 3 января.

Вот здесь, похоже, не обманул. Впрочем, кто его знает? С официальной частью покончено. Углубляюсь в историю болезни. Дадим время нашему клиенту собраться с мыслями, оценить обстановку.

– Доктор, а нельзя ли мне дома отлежаться?

Волнуешься? Оно и правильно. Начальство уже, наверное, с ног сбилось, тебя разыскивая.

– Дома? – не отрываясь от письма, пожимал плечами я. – Можно, конечно, и дома. Но я вам не рекомендую. Случай у вас не опасный, но запускать, тем не менее, не следует. Болезнь лучше предупреждать, чем потом с ней бороться.

В душе «пациента» борются противоречивые чувства. Если бы он мог, дал бы по уху недогадливому лекарю, выскочил в окно, и бегом-бегом докладывать начальству о случившемся. Да в том-то вся и беда, что не может он этого сделать. Средство, которое у него в крови гуляет, прежде, чем на стол наших корифеев-отравителей попало, веков пять на востоке использовалось. Им там животных для султанских зверинцев глушили. Тигр, скажем, после такой дозы еще бы неделю в состоянии нестояния находился. Так что, дня три-четыре подгибающиеся коленки и ватность во всем теле любезнейшему Геннадию Анатольевичу обеспечены.

На лице у «больного» глубокая задумчивость. Надо что-то делать. Как-то дать о себе знать. Бросаю ему соломинку:

– Вы один живете?

– С женой. – В глазах его появляется плохо скрываемая радость. Поймал, поймал. Умница ты мой.

– Наверное, надо оповестить её, где вы находитесь. А то она уже наверняка волнуется.

– Да. Если возможно, телефон…

– Телефон в другом конце корпуса. Вам самому не дойти. Если хотите, давайте номер, я позвоню.

Задумчивость на лице.

– Там новостройка. Телефон ещё не поставили. – Вяло оправдывается мой собеседник. – Если вас не затруднит, я дам вам рабочий телефон моего соседа, он передаст.

С сомнением гляжу на часы. Предусмотренный трудовым законодательством рабочий день уже подошел к концу, но будем считать, что сосед господина Красильникова работает сверхурочно.

– Ладно, – соглашаюсь я, – Давайте соседа.

Вот они, заветные семь цифр! Вот они – тройка, семерка, туз! Знаем мы этот телефончик. В служебном справочнике ФСБ видели. Он там за отделом наружного наблюдения закреплен.

– Кого спросить?..

– Петра Филипповича.

– Хорошо, – киваю я головой.

Оператор удовлетворенно прикрывает глаза. Ай да молодец! Выкрутился. Обманул фраера ушастого. Ну что ж, теперь самое время моей второй помощницы. Роль, что называется, «кушать подано». Вот она выплывает, лебедь белая.

– Павел Петрович, главврач вас к себе требует.

– Хорошо, скажите, что я сейчас буду.

Роль окончена.

– Ниночка, * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *натольевич, выздоравливайте. После еды вам непреодолимо захочется спать. А когда вы проснетесь, к общей слабости прибавится частичная амнезия. Под страхом смертной казни вам не удастся вспомнить события сегодняшнего дня. Уж не обессудьте, господин Красильников. Вы сами взялись играть в эти игры. Вас никто не принуждал.

– Эй-эй! Куда ты лезешь?! – дежурная по станции выскочила наперерез нарушителям из своего застекленного аквариума.

– Мамаша!.. Ну что вы, в самом деле, шумите? Я что, пытаюсь украсть ваши турникеты? – Детина, косая сажень в плечах, бережно поддерживая за плечо своего приятеля, широко и добродушно улыбнулся дежурной. – Ну, выпил человек немножко, ну, разморило его на солнышке. С кем не бывает? Что же ему по этому поводу, дома не ночевать?