Марш мародеров - Страница 60

- Децл тормози, блин, - говорит за его спиной Хал.

Он дышит тяжело, точно только что пробежал кросс по пересеченной местности. Ник поворачивается, смотрит на него, на Эн, на Цапко и Юсупова.

- Нам нельзя останавливаться!

- Лезть на рожон эта… тоже нельзя. - Юсупов чешет затылок. - Ты же помнишь, что рассказывал Филатов.

Посмотрев на Цапко, Ник спрашивает:

- Где хранилища с вакциной?

- Там, - неуверенно кивает на переливчатый янтарный купол фельдшер. - На нулевом этаже.

- Другой вход туда есть?

- Должен быть.

- Тогда давайте искать. Обойдем здание по пери…

Договорить Ник не успевает - реальность вокруг искажается, все прямые линии словно бы расслаиваются, распадаются на пласты, как в компьютерной трехмерной модели.

А потом он видит человека, который идет прямо сквозь то, что еще минуту назад было бетоном, кирпичом, стеклом. Идет не спеша, даже устало. Человек одет в грязную военную форму, у него большая круглая голова, лысина, крупный нос и маленькие, прижмуренные глаза. В руке он сжимает вилы. Такие знакомые, филатовские вилы.

- Бабай, - пораженно вскрикивает Эн и пятится.

Ник и остальные тоже отступают, не сговариваясь, выставляют стволы автоматов. Дело в том, что идущий прямо на них Бабай может свободно заглянуть в окно четвертого этажа - росту в нем никак не меньше десяти метров.

- Эй! - кричит Хал. - Абы! Слышишь меня?

Бабай не слышит. Мерно переставляя ноги, он идет и идет через расслоившуюся реальность к янтарному куполу седьмого слоя. Ник еле успевает отскочить - огромная ступня, обутая в армейский ботинок, опускается на асфальт совсем рядом.

- Он… он живой? - спрашивает Эн.

- Может, галлюцинация? - неуверенно предполагает Цапко.

Дойдя до купола, Бабай останавливается. Он лишь чуть-чуть, на какие-нибудь пару метров, ниже выпирающей из земли полусферы. Медленно, словно преодолевая вязкое сопротивление, Бабай оборачивается, но смотрит не на людей, а куда-то вдаль. Потом он поднимает вилы и вертикально вонзает их в землю с таким расчетом, чтобы два зубца оказались внутри купола…

- Осторожнее, ради Бога, осторожнее! - кричит Цапко, размахивая руками. - Не впихивай, ну что ты делаешь!

- А как я ее тебе сюда поставлю, блин! - оправдывается Хал, застывая с белой картонной коробкой у десантного люка тягача. - Тут места не осталось уже.

- Значит, ставь сверху, - командует Цапко.

- Сверху тоже не влезет, все, под самый потолок забито.

- Тогда… - Цапко в отчаянии ломает тонкие пальцы, лицо его страдальчески искажается. Он бежит вокруг «маталыги», заглядывает в передний люк и радостно объявляет: - Тут еще есть место! Давай, давай!

- Может, наверху привяжем? - предлагает Ник.

- Обязательно, обязательно, - радостно кивает фельдшер. - Физраствор и инъекторы - это наверх.

- Вот это всё? - изумляется Ник, кивая на пирамиду коробок и ящиков. - Мы же хотели второй раз приехать.

- Мало ли что случится, - опасливо говорит Цапко и рубит воздух ладонью: - Берем всё по максимуму.

После того, как на нулевом этаже главного здания РКБ они нашли хранилища с медикаментами, Цапко словно подменили. Куда только девалось его нервная неуверенность, усталость… В фельдшера точно вселился другой человек, энергичный, бодрый и стопроцентно уверенный в себе.

Весь остаток дня они таскали к тягачу лекарства, вакцины, упаковки одноразовых шприцов и ящики, в которых булькали бутыли с физраствором.

- Стрептомицина еще шесть коробок! - орал Цапко в распахнутые двойные двери, откуда веяло холодом. - И тетрациклина.

- А бицилин брать?

- Обязательно! Против воспалительных процессов в мочеполовых органах!

Конечно, львиную долю всех медикаментов составляли противочумная вакцина и антибиотики, которыми лечат древнюю болезнь - стрептомицин, хлорамфеникол, тетрациклин. Но помимо них Цапко набрал кучу всевозможных медикаментов, а когда Ник попытался урезонить аппетиты фельдшера, отбрил его с чисто докторской безаппеляционностью:

- У меня больных полный город! Всё берем, всё!

Проходит несколько часов. Наконец Цапко понимает, что больше на МТ-ЛБ погрузить нельзя. По пояс голый Хал притаскивает из хранилища последнюю коробку с детскими витаминами. Фельдшер штык-ножом вскрывает ее и высыпает весело дребезжащие баночки с яркими этикетками прямо в командирский люк.

- И под ноги, под ноги смотрите! - наставляет он Ника и остальных. - Не дай Бог подавите.

Ник свешивается в люк, усмехается. Тягач забит лекарствами под завязку. На сидении стрелка лежат плоские коробки с желтыми наклейками.

- Если что случится, как я огонь вести буду? - спрашивает он у Цапко.

- На коленочки положишь, - ничуть не смущаясь, говорит фельдшер. - Всё, поехали, поехали!

- Сейчас. - Ник спрыгивает с тягача, идет к главному зданию.

Юсупов, Эн и Хал устремляются следом. Цапко недоуменно смотрит им вслед, потом до него доходит - он срывается с места и бежит, громко топая сапогами.

Все пятеро подходят к черному кругу копоти на асфальте. Из центра его торчат вилы, тоже черные, обугленные. Рукоятка сгорела. Это все, что осталось от Бабая.

- Может, он еще живой? - спрашивает Хал. - Мы же думали, блин, что он погиб, а он вона как… Ходит где-нибудь там…

- Нет, - твердо говорит Ник. - Не ходит. Он умер. Совсем. Умер, чтобы мы были живыми и спасли остальных.

- Откуда ты знаешь? - Эн смотрит на Ника, и он понимает, что девушка очень недовольна его словами.

- Знаю. Объяснить вот не могу.

- Здесь эта… тоже произошло что-то вроде разрядки двух полей, - пытается объяснить Юсупов. - И было искажение оптической…

- Не надо, Вилен, - останавливает его Ник. - Не нашего это ума дела. Но когда-нибудь мы обязательно разберемся, кто, зачем и каким образом это сделал и как нам все это прекратить. А сейчас давайте выдвигаться, нам надо до темноты попасть в Цирк.

Все, кроме Юсупова, сидят на броне - и потому, что внутри тягача нет места, и для того, чтобы удерживать разъезжающиеся по наклонным плитам коробки с медикаментами. Пятый слой, четвертый, третий - червоточина смирилась, она больше не строит козней, не пытается убить проникших в нее людей. Бабай словно бы разрядил какой-то невидимый и неведомый конденсатор, и пока энергия не накопится вновь, червоточина будет относительно безопасной. Относительно, потому что каменные ежи в живых стенах домов никуда не делись, провода все так же танцуют свою беззвучную самбу, и бледно-желтое лицо в окне больничного корпуса все смотрит и смотрит на машины «Скорой помощи» внизу.

Филатова Ник замечает у границы второго слоя. Силуэт в длинном плаще причудливо искажается, и кажется, что он пляшет какой-то народный танец, размахивая руками и приседая. Тягач пробивает полупрозрачную стену и останавливается.

- Что-то случилось? - спрашивает Ник.

Филатов опускает руки.

- Всё, конец! - скрипит он. - Они идут сюда. Они… крестный ход… сюда!

- Кто? Какой еще крестный ход? - наперебой спрашивают все.

Подойдя к тягачу, Филатов опирается на гусеницу.

- Монах собрал всех. И людей из Цирка, и из других общин. Он сказал им, что здесь, в червоточине, находятся райские врата. И что все, кто хочет спастись, должны идти крестным ходом и просить апостола Петра пропустить их.

- Какого еще Петра? - Ник спрыгивает на землю. - Они что там, с ума сошли?

- Хуже. И они несут с собой больных. И умерших.

- Что? - страшно кричит Цапко. - Идиоты! Это же стопроцентная вероятность заражения…

- Зачем? - не понимает Ник.

- Чтобы исцелить и оживить.

- Бред!

Хал растерянно моргает, потом говорит:

- Бред - это там, где мы были, блин.

- Далеко они? - спрашивает Ник.

Филатов тяжело дышит, у него дергается небритая щека.

- Танковое училище прошли, - скрипит он. - Через полчаса самое малое будут здесь.

- Идиоты, какие идиоты, - сокрушается Цапко, по-бабьи всплескивая руками.