Марш 30-го года - Страница 124

12

Собственно говоря, работать на заводе было можно. Рабочие пришли в обычное время с завтраком под мышкой. Как всегда, у проходно будки собралась маленькая толпа наиболее аккуратных, шутили и посмеивались. И сегодня табельщик был на месте и своевременно открыл табельные доски. Можно было повесить марки и расходиться по цехам, а в цехах некому было помешать работе.

Но никто марок не вешал и не спешил проходить в цеха. Рядом с проходной будкой, на старых жидких воротах, белел большой лист, на котором идеальным, крупным, старательным курсивом было написано, что завод закрывается из-за отсутствия материалов. Рабочим предлагалось получить расчет в течение ближайших трех дней. Под обьявлением тем же курсивом было выведено: "владелец завода", а рядом стояла известная всем жирная подпись: "П. Пономарев".

К обьявлению подходили по двое, по трое и не столько читали его, сколько рассматривали - содержание обьявления было всем хорошо известно еще вчера вечером. Столяр Марусиченко, щупленький, с бородкой в виде двух сероватых клочков, щербатый и всегда оживленный, долго задирал голову на обьявление и, наконец, сказал тонким, ехидным голосом:

- Да откуда он взялся такой: "владелец завода"? Товарищи, это не он.

Марусиченко повернулся к толпе и широко открыл глаза:

- Это не он придумал.

На Марусиченко оглянулся высокий, черномазый, спокойный:

- Тебе не все равно, кто придумал?

- Не все равно, товарищи. Разница. Его, сукиного кота, найти нужно и допросить: кто он такой? Пономарев на заводе уже два месяца не показывался, а тут на тебе: владелец завода!

Старый Котляров сидел на ступеньках проходной будки, вытянул одну ногу, рылся в кармане, серьезными глазами задумался, вглядывался в площадь:

- Ты, Петр Иванович, брось кулаками размахивать. Будешь ты допрашивать Пономарева! Не в Пономареве дело.

- И я говорю: не в Пономареве. А я что говорю?

- Да ты ерунду говоришь, - Котляров протянул руку к обьявлению, а с руки болтается кисет с махоркой, - читал ты или не читал? Нет материалу? А мы и без Пономарева знаем, что нет. Ты когда держал в руках рубанок?

- Да еще на прошлом месяце.

- Так чего кричишь: Пономарев? Не в Пономареве дело, а в материале.

- А Пономарев что?

- А Пономарев ничего. Просто себе Пономарев.

Марусиченко завертел головой, прицепился:

- Что это ты, Никита Петрович, за хозяев стал говорить!

Котляров насыпал на бумажку махорки, свернул, зажал крепкими пальцами шуршащий газетный обрывок, склонил голову:

- Хозяева тут - мы с тобой. Надо достать лесу и работать. Дело нужно делать, а Пономаревых сюда пускать нечего - отвязались, и пускай себе.

По площади бежал павел Варавва, озабоченно поглядывал на ворота. Бежал, бежал, потом круто свернул, погнался за кем-то, закричал:

- Куда? Куда расходитесь? Митинг будет! Муха сказал: здесь, на площади!

Котляров затянулся махоркой, кашлянул:

- Вот это дело. Поговорить надо.

Павел говорил и кричал и все вскидывал правую руку. Наконец, добрался к воротам. Ехидный Марусиченко пошел к нему навстречу:

- Ну, большевики? Чего теперь будем делать? Вон Котляров, молодец! Все говорит хорошо: Пономарев что? Мы - хозяева: купить лесу и работать!

Павел закинул голову, беззвучно захохотал:

- А что? Он правильно говорит! Никита Петрович, правильно!

Несколько человек придвинулись к павлу. Тот же высокий, черный отвернулся к реке:

- Эх, затеяли кашу! Лес они будут покупать! Кто это такой покупатель ты, Котляров?

- Да хоть и я, товарищ Борщ! - Котляров запихивал короткую папиросу в рот, обжигал пальцы, сердился на папиросу.

Борщ все глядел на реку:

- Пономарев не купил, а ты купишь.

- А я куплю.

Борщ вдруг перестал быть спокойным. Плюнул, взмахнул головой, сказал со злостью:

- Как ребята малые: "Я куплю!"

Он отошел в сторону, заложил руки в карманы. Грязный узелок с завтраком сиротливо торчал у него из-под мышки и, забытый хозяином, начинал уже вылезать наружу, готовый вот-вот упасть на землю. Борщ с досадой тормошнул его, задвинул снова под мышку и снова злобно уставился на влажную широкую площадь.

Толпа у ворот увеличивалась. Многие уже устали и уселись под длинным забором, с трудом удерживаясь на нижней продольной планке. Другие стояли кружками и кучками, кто помоложе, прохаживались, разбрелись по всей площади. Говорили спокойно, шутили незлобно, матерились больше к слову по всему было видно, работали головой, задумывались. От проходной будки завода Карабакчи прибежал вихрастый остроносый парень, запыхался, доволен был ответственным поручением; кричал еще издали:

- Товарищи! Товарищи!

К нему обернулись не спеша. Он налетел на толпу, забегал глазами по лицам, вдруг засмеялся:

- Да кто у вас тут старший?

- Тебе Пономарева нужно?

Все взыграли смехом, переглянулись весело. Парень отмахнулся с приподнятым оживлением:

- Да пошли вы к черту! "Пономарева"! Большевики ваши где?

- Лес пошли покупать, - сказал тот же голос, и снова все захохотали.

- Настоящих нет, где-то завалились. Маленький есть. Эй, Павло!

- Павло-о! Иди сюда, за старшего будешь!

Павел из какой-то далекой кучи вырвался бегом.

Остроносый парень подставил ладонь и ритмически застучал по ней пальцем, как будто играл в "сороку-ворону":

- Сказали! У нас: заводской комитет! Во-первых, когда у вас митинг, придем, значит, поддержим. Только, во-вторых, с флагами придем. Так и сказали: придем, будьте покойны. С флагами, понял?

- Да он ни за что не поймет. Он не понимает, как это с флагами.

Павел оглянулся. На него глядел Марусиченко и смеялся, переднего зуба у него не было.

- Спасибо! Это здорово! Приходите! А наши флаги где? Черт!

Он на ходу потрепао посланца по плечу и побежал к проходной будке. Парень направился к воротам фабрики Карабакчи, но по дороге вспомнил, снова полетел назад и закричал уже всем:

- Через полчаса, значит! - успокоился и не спеша побрел к воротам.

По дорожке, размахивая палкой, хромал Алеша. Ему закричали издали:

- Эй, главнокомандующий, а где твое войско?

Алеша под углом повернул, подошел, перебросил палку в левую руку, отдал честь.

- Отца не видели, товарищи?

- Семена Максимовича? Говорят, в город поехал.

- В город?

- Поехал! Как помещик какой! Поймал извозчика и на извозчике. Как барин!

- А ты, Алексей, смотри, - генерал, прямо генерал.

Шинель на Алеше застегнута до самого воротника, туго перетянута поясом, через плечи перешли ремни, новые, еще блестящие, на боку сурово и ловко притаилась кобура, и из нее выглядывает колечко нагана. Поднявшись на носки, Алеша крикнул на всю площадь:

- Кто в Красной гвардии - на завод! Быстро!

К нему подбежало несколько человек. Кто-то спросил:

- С винтовкой?

- Да вчера же я посылал: с винтовкой и с патронами.

- Ах, черт! Домой лететь!

- И лети!

Павел Варавва тоже ахнул:

- Кто сказал?

- Не твое дело: я тебе говорю - исполняй приказание!

Окружающие засмеялись. Марусиченко вылез поближе, хватил Павла по плечу:

- А ты поговорить хотел. Военная муштра, брат: исполняй приказание!

Павел умильно склонил голову:

- Да нет, Алеша, скажи!

- Отец приказал: постановление заводской организации.

- Здорово! - Павел в восторге побежал к своей хате.

Степан летел через площадь, сотрясая землю, развевая полами шинели, шапка держалась у него где-то возле шеи, мокрые патлы лезли в глаза, он одной рукой отбрасывал их в сторону, а в другой держал винтовку со штыком, подымал ее и что-то орал встречным.

- Колдунов! Колдунов, гляди! - Хохот пошел по всей площади. - Смотри, Колдунов в наступление пошел!

Кто-то встречный дурашливо бросился удирать от Степана и заорал благим матом, другой поддержал и шарахнулся вбок, воздевая руки.