Марш 30-го года - Страница 122
Капитан с досадой похлопал по карману - папирос не было. Степан был в нетерпении:
- Да что же мы? Здесь и будем стоять? Капитан!
- А может, они недолго.
- Две бабы собрались? Недолго?
- И курить нечего.
- И курить нечего! И моя махорка там. Вот, брат, так и на войне: когда наступаешь, видно, куда тебе нужно. А когда отступаешь, ну... куда попало, туды и прешь. Нам с тобой надо бы в комнату бежать, а мы в сенцы. Как это называется? Это называется: паническое бегство.
Он приоткрыл дверь в кухню:
- Василиса Петровна! Разреши перевести войска на новые позиции.
Василиса Петровна что-то ответила, потом донесся молодойц женский смех.
- Получили разрешение, идем, капитан.
Через кухню Степан прогремел как мог, капитан прошел на носках, расставив руки, не глядя в стороны. За ними следили две пары серых женских глаз: одни - молодые, сильные, красивые, другие - бесцветные, изжитые, но и те и другие улыбались, и в тех и в других искрилась ласковая ирония.
- Помирились, - сказал Степан, закрыв за собою дверь. - Чего этой нужно, ну, что ты скажешь?
Капитан копошился в своем табачном богатстве. Из кухни глухо доносились голоса. Степан покружился по комнате и не утерпел. Дверь закрылась неплотно, и он с доступной ему и его сапогам грацией придвинулся к щели и насторожил ухо. Капитан закурил папиросу, замахал спичкой и только тогда обратил внимание на притаившегося у дверей Степана. Потухшая спичка остановилась на самой середине пути, он возмущенно шепнул:
- Степан!
- А?
- Что ты делаешь, черт сопатый? Разве можно подслушивать?
Степан отмахнулся от него и открыл рот, чтобы лучше слышать. Капитан с решительной хмуростью подошел к нему, тронул за локоть:
- Это же безобразие! Они не хотят, чтобы мы слышали - значит, секрет.
- Да отстань ты, - рассердился Степан. - Секреты! Вот я секреты и слушаю!
- Да как тебе не стыдно? Это подлость, понимаешь!
Капитан тихонько бубнил в усы. Степан злобно обернулся к нему и тоже зашептал, передразнивая капитана:
- Подлость! Что это тебе, буржуи какие или меньшевики, допустим? Свои люди говорят, чего там! Вот помеашл мне. Иди себе! "Подлость"!
Он снова устроился у двери и через полминуты завертел головой от удовольствия. Капитан отошел к оунк и изредка оглядывался на Степана с осуждением. Степан долго слушал, потом в последний раз крутнул голвоой, открыл дверь в кухню и ввалился туда с громкой речью:
- Да вы меня спросите, милые! Вы меня спросите. Что же вы без меня тут толкуете? Ай-ай-ай! Как же это можно - такие дела без мужика?
Вторжение Степана было встречено женщинами по-разному. Василиса Петровна глянула на Степана строго, махнула рукой:
- Господи, какой ты нахальный стал, Степан Иванович!
Но Нина Петровна спокойно подняла на Степана любопытные глаза:
- Да... Василиса Петровна! Он все равно подслушивает. Куда мы от него скроемся? Пускай уж тут сидит.
Она повернула к хозяйке добродушное, понимающее лицо, лукаво повела бровью. Василиса Петровна улыбнулась, довольная. Очевидно, Степан меньше всего мог помешать ей.
- Хорошо, говори, Степан Иванович.
Нина чуть-чуть приподняла нижнюю губу. Это у нее выходило дружески-кокетливо - движение милого, полнокровного, женского превосходства:
- Я тебя на "ты" называю, потому что и ты меня на "ты" называешь.
- А? На "ты"? Да называй, а как же. Тебе нужно... не знаю, как звать-то тебя: Нина, что ли?..
- Нина.
- Ну, пускай Нина. Тебе нужна, значит, хата и чтоб кормила тебя. Здесь у нас на Костроеме. А ты нам рабочий клуб устроишь. А папашу твеого, доктора, выходит, как будто, по шапке.
- Не по шапке, Степан, просто - далеко ходить. Ходить далеко.
- Все равно по шапке, далеко там или близко. Ты вот не хочешь, чтобы он за тебя платил?
- Не хочу. Я взрослая и заработаю.
Степан движением головы поставил точку:
- И заработаешь. И раз на заработки пошла, - значит тебе нужно подешевле, попроще. И мебели у тебя никакой нет.
- Мебель есть.
- А-а?
- Есть же у меня кровать, столик, ширмочка. Этого ты, значит, не подслушал.
- Это я пропустил, верно. Капитан этот помешал. Вцепился, понимаешь, говорит: подлость. Как будто тут меньшевики или другие какие соглашатели. А тут свои.
- А если бы соглашатели, ты не подслушивал бы?
- Чего?
- "Чего"! Оглох сразу! отвечай, а не чегокай. Хитрый какой!
- Если бы это они? Это шатия? Чтобы они, допустим, разговаривали, а я бы прозевал, что ли? Как же это можно? Там - другое дело!
Женщины рассмеялись громко: Василиса Петровна - себе в фартук, Нина откидывая голову. Хозяйка сказала с укором:
- Другое дело! У тебя все дела одинаковы: где тебя ни посей, везде уродишься.
- Это верно, мамаша. Вот и жито такое бывает. Это все от бедности, понимаешь. А только пускай она скажет, почему с этим делом к нам пришла?
- Я никого на Костроме не знаю. А Алексей - мой друг.
- Да ведь ты к Алешке, а к нам.
- Не к вам, а к Василисе Петровне. Хотела познакомиться, а ты сам пристал, как смола.
- Смола не смола, а давай о деле говорить. Есть тут хорошая комната, с занавесками. И хозяева подходящие, трудящиеся, не обидят тебе: старик да старуха. Тут рядом. Пойдем поговорим. Что касается кормов... видишь, кто тебя знает, может, ты и не привыкла. Ты, небось, в жизни каши не ела, а все котлеты да пряники. На тебя, если посмотреть, корма у тебя хорошие! Смотри, какая ты гладкая.
Нина громко рассмеялась. Василиса Петровна слушала Степана серьезно, было видно, что она придаст Степановым словам некоторое значение.
- Голубчик Степан... подожди. Хозяева-то меня не даром кормить будут? А я на котлеты заработаю.
- А без котлет ты способна?
- Хочу гладкой остаться.
Степан с удивлением встретил такое заявление, даже улыбаться перестал, перевел взгляд на хозяйку:
- Во, мамаша, народ пошел упорный! Да сколько ты там заработаешь, в клубе этом самом?
- Заработаю немного, но я все деньги буду тратить на котлеты.
- На котлеты?
Перед лицом этой новой решимости Степан снова обратился к Василисе Петровне.
- Василиса Петровна! А может, она и правильно говорит? Подожди, товарищ Нина, вот сделаем... это самое... Керенского выгоним, другая жизнь равно не заработаешь. Да и какая там у тебя работенка? Книжки будешь выдавать?
- И книжки выдавать. И спектакли ставить. Сегодня будут сцену устраивать.
- В столовой?
- В столовой.
- А этот... Убийбатько?
- По шапке. Аппарат у него купили.
- Ты купила?
- Не я, а заводской комитет.
- Наш комитет?
- Завода... Пономарева... И железнодорожники помогли...
- Да когда же вы успели?
- Прозевал, Степан Иванович.
- Прозевал.
- А у нас уже и репетиции идут.
- Это что такое? Представление будет?
- "Ревизор" Гоголя.
- Ревизор? Видал такое представление. Там этот... приезжает. Я,
говорит, ревизор, а потом оказывается, обыкновенный соглашатель. Так где же ты этих наберешь... актеров?
- Да уже репетиции идут. И Алеша играет.
Степан закричал:
- Алеша?!
Даже и Василиса Петровна тихонько вскрикнула:
- Алеша?
Возгласы удивления были так выразительны, что и капитан просунул голову в дверь. Степан сорвался с табуретки, протянул к капитану руку:
- Мы тут с тобой сидим, а они представление делают!
Капитан взялся за пояс и смело вступил на кухню:
- Представление?
- Мы и на вас рассчитываем, у нас некому играть Тяпкина-Ляпкина.
Степан все кричал в одном тоне:
- Алешка в актеры записался! Вот жизнь пошла, не поспеешь никак!
Василиса Петровна, наконец, опомнилась:
- Да когда же он успел?
- А вы разве не знали?
- Какой же человек! - Степан никак не мог прийти в себя. - Ничего не сказал. Видишь, капитан, как они тайно делают?