Марш 30-го года - Страница 118

- Это не большевики. Большевики дисциплину знают.

- Как ты сказал?

- Дисциплину, говорю.

- О!

- А что?

- Ого! Ну... будет у вас чести, как с лысого шерсти! Это... Да ну вас! - Степан засунул руки в карманы и побрел на кухню.

Богатырчук проводил его прищуренным взглядом.

- Батрак?

- Батрак, - ответил Алеша. - Да он замечательный человек.

- Чего лучше. Такого свободно можно считать за один станковый пулемет.

- И без водяного охлаждения.

- Это твой денщик?

- Это мой друг, - ответил Алеша.

6

Степан сидел на крыльце и курил махорку. Алеша вышел, присел на ступеньке.

- Правильно это говорил или неправильно?

- Правильно.

- А почему правильно? Петрограда ждать, что ли? Со своими буржуями сами справимся.

- Буржуи у нас в одиночку. Организации у них нет, войска нет, юнкеров нет.

- Это выходит черт те что. Не по-моему выходит.

Степан сердито отвернулся к воротам.

- А чего тебе нужно?

Степан наморщил лоб:

- Чего мне нужно... Вот придет старик, ему пожалуюсь. Черт те что выходит... и может... того... юрунда может выйти.

- Юрунда, юрунда, - передразнил его Алеша. - С такими, как ты, и может выйти юрунда. Тебе это хочется, как при Степане Разине...

- Это про которого в песне поется: "Только ночь с ней провозжался, а наутро бабой стал"? Так он нет... он эту бабу отставил...

- Да не в бабе дело.

- Да и не в бабе, - обозлился Степан. - Кому баба может помешать, если по-настоящему. Если баба хорошая, она ни за что в помехе не будет. Главное, корень вырвать. А твой этот Сергей заладил одно: организация, организация. Вот придет старик, вот ты увидишь...

- Ну, и увижу, - добродушно согласился Алеша.

7

До прихода Семена Максимовича Степан бродил по дрову, заглядывал в кухню и принимался что-либо делать. И молчал. Только вечером, закладывая дрова в дверцы узенькой топки, не глядя ни на кого, спросил:

- Капитан артиллерии, ты слыхал что-нибудь про Степана Разина?

Капитан мирно сидел на низенькой скамеечке в убранной кухне, высоко взгромоздив худые блестящие колени. Папироса почти целиком скрывалась в его усах. Василиса Петровна, сурово сжав губы, тонкими кружочками нерезывала лук и укладывала его вокруг приготовленной к ужину селедки.

- Слыхал, - ответил капитан.

- Он, чего это, разбойник был, что ли?

- Атаман. Только не разбойник, нет.

- А как же? Революционер, выходит?

- Революционер? Да нет, какой там он революционер. Тогда революционеров еще не было. Атаман просто.

- Он за бедных воевал, - тихо, серьезно сказала Василиса Петровна. - За бедных воевал... и был очент хороший человек.

- Так что ж ты? - Степан сердито обернулся, сидя на корточках. - А еще образованный человек. Значит, революционер.

- Он хороший был человек, - продолжала Василиса Петровна, - только...

- С девчонкой? Знаю...

- Да нет, - сказала Василиса Петровна, - у него... не знаю... выпивал он сильно. Если бы не выпивал, он всех победил бы... этих... тогда назывались бояре...

- Да знаю, бояре - буржуи, теперь говорят. Выпивать - это другое дело; бывает, человек запоем или еще как...

Помолчали. Степан взял в руки новое полено, но задержался с работой:

- Алешка, наверное, знает. А ты, капитан...

- Да что тут знать. И я знаю. Могу тоже рассказать.

- Ну!

- Как хочешь, - капитан недовольно передернул плечами.

- Рассказывай, рассказывай, не обижайся.

Степан вытянул ноги на полу. Василиса Петровна смела со стола, неодобрительно глянула на капитана, крепче сжала губы.

- Я, может, что и забыл, но только забыть много не мог, потому что в свое время интерес имел и читал много по холостому положению. Стенька Разин...

- Это выходит, и я - Стенька...

- Да вроде тебя, только, надо полагать, поумнее и покрасивее тебя и морда не такая жирная.

- Я не жирный, а вода такая.

- Ну, а у Разина такой воды не было. Богатырь был, красивый. Казак донской.

- А почему в песне про Волгу поется?

- Родом с Дону, а гулял по Волге. Только это давно было. Лет... лет... двести, а может, и больше. Пошел с казаками гулять, купцов грабить. И своих, и чужих, персидских. Гуляли хорошо, кафтаны надели бархатные, паруса и онучи завели шелковые.

- Во! - Степан округлил глаза и посмотрел на Василису Петровну с гордостью. Василиса Петровна чуть-чуть нахмурила брови.

- Конечно... и водки попили довольно, - продолжал капитан.

- Добра не жди от водки... А потом?

- А потом... разгулялся и на бояр пошел. И крестьяне к нему пошли, кто победнее...

- А куда же им идти?

- Городов много, дворян, попов, воевод побил, потопил, повешал...

Степан подскочил с полу:

- Видишь, мамаша, водку пил, а дело понимал. А то много есть таких, разумных. Трезвый, трезвый, а как до дела - выходит - нестуляка.

- А ты дальше слушай, не забегай вперед, - строго остановила его Василиса Петровна.

- Да я и не забегаю, а к слову. Рассказывай дальше.

- Тут и конец. Военного образования у него не было. Организация хромала.

- Какие вы - вам сейчас же организацию!

- Разбрелись у него по всей земле воевод вешать, а под Самарой... царское войско его и разбило.

- Сам царь такой, что ли, был сильный?

- Нет... царь был тогда так себе... Алексей Михайлович, а у него боярин был, Барятинский.

- Генерал, что ли?

- Ну, пускай - генерал.

- Вроде Корнилова?

- Да нет... боярин, с бородой! Давно это было.

- Да один черт - с бородой или без бороды. И разбили, говоришь?

- Разбили. И пушки потерял.

- Эк... смотри ты, какая беда. Поймали?

- Поймать не поймали, а свои выдали.

- Батраки?

- Да не батраки... Казаки выдали. Были... которые, побогаче...

- Ах ты, сволочи, прости господи. Ну, скажи, Василиса Петровна, отчего это такое? Как побогаче человек, так и паскуда. Вот смотри на него, на капитана: пока бедный - на человека похож, а дай ты ему деньги - каюк!

Капитан выслушал это невозмутимо, но Василиса Петровна подозрительно повела глазом на Степана:

- А ты?

- Чего я?

- А тебе дать деньги?

- Я? Да что ты, Василиса Петровна! Да ну их совсем!

- Знаю вас, мужиков, - негромко, но серьезно произнесла Василиса Петровна. - Как завелась у него вторая пара сапог, уже от него добра не жди. Видела!

- Мамаша, не обижай зазря! - взмолился Степан. - Смотря какой мужик. Это если у него лошадей столько, да коров сколько, да плуги, да сеялки, да риги. А мне хоть десять пар сапог, а как был батрак, так и остался. Видишь, вот у Степана Разина бархатные кафтаны носили и онучи шелковые, а что с того. У нас так и говорят в Саратовской губернии: не того кулаком, у кого сапог с каблуком, а того дубиной, у кого двор со скотиной. Казнили, небось, Разина?

- Казнили.

- Повесили?

- Четвертовали.

- Это как же?

- Руки отрубили, ноги, а потом голову...

Степан швырнул полено, которое держал в руках.

- Видишь, мамаша, какие дела делаются? Четвертовали! Да одного разве? Там и мужикам попало. Попало? - свирепо обратился он к капитану.

- Сильно попало.

- Казнили?

- Много казнили.

- А тебе, видишь, все равно. Ты себе спокойно сидишь... Тебя не берет зло? Не берет? Сразу и видно, что ты - капитан.

Степан размахивал руками, говорил зло, показывая зубы, даже лицо его уже не казалось таким добродушно-круглым, как раньше. Он топтался перед капитаном на босых ногах, и завязки штанов извивались у его пяток, как черненькие злые змейки. Капитан только задымил больше, прищурил глаза от едкого дыма.

- Молчишь?

- Давно это было... двести, а может, и больше...

- А тебе все равно наплевать, потому - твоих там не было.

Капитан оглянулся, бросая окурок в ведро. Стриженная его голова склонилась: