Марш - Страница 68

Почувствовав, что в ответ ничего говорить сегодня не заставят, Тик испытал облегчение.

Шерман выглядел скверно — лицо усталое, под глазами круги. Он курил непрерывно и пил больше, чем ел. Он то безостановочно говорил (причем пережевывал одно и то же, без конца расточая восторги по адресу нижних чинов), то хватался за всякие мелочи, которые обычно оставлял на усмотрение подчиненных. Задал взбучку главному армейскому почтмейстеру, когда с побережья вовремя не доставили почту. Когда пришли образчики нового обмундирования и обуви для солдат, он щупал ткани и прикидывал на руке вес башмаков, как покупатель в магазине мужской одежды, заставив смущенного начальника интендантского управления армии генерала Мейгза выступать в роли стороннего наблюдателя. Назначал инспекции и отменял их, организовывал парад и отменял приказ о нем, когда народ уже начинал собираться. Люди заслужили отдых, и я его им предоставлю, — объяснял он свои действия Тику. В то же время он боялся с этим переборщить: понимал, как разлагает боевой дух армии утрата цели, ощущаемая солдатами в каждом городе, когда все расселены по квартирам, повсюду бродят и пьют больше чем следует; теперь он и сам чувствовал нечто сходное. Ему хотелось в поход, хотелось видеть, как его солдаты идут в колоннах; он не любил править городами, где без конца приходится иметь дело с хнычущими шпаками. Чтобы чувствовать надежную твердость земли под собой, ощущая себя словно под высокой сосной в палатке, он кидал одеяла у камина на пол и спал там, несмотря ни на что, все-таки в палатке, которую каждый вечер ставил в его спальне сержант Мозес Браун.

Тик поговорил с Брауном. Вы уж его подкормите, сержант, и устройте ему баню. Он переутомлен и совершенно измучен. Верный Браун кивнул. Он и так уже вовсю разбавлял вино генерала водой. Вот уж кому не надо было объяснять, что генералу вредно, а что полезно!

Занявшись реорганизацией армии, Шерман почувствовал себя лучше. Теперь, когда в нее влились и войска Скофилда, Шерман замыслил поход сразу тремя колоннами, причем так, чтобы ни одна не могла оказаться предоставленной самой себе. Центральной колонной будет командовать Скофилд. Командующими флангов по-прежнему останутся, естественно, Слокум и Ховард. А генерала Джо Мауэра (вы там отметьте у себя, Тик) надо повысить — сделаем его командиром Двадцатого корпуса армии Слокума. Итак, три колонны, Тик, три колонны в девяносто тысяч штыков. На месте Джонстона я бы бросил винтовку и бежал куда глаза глядят. Вот такой, стало быть, изобразим трезубец с отточенными кровожадными остриями. Тик слегка удивился: Генерал, трезубец — это оружие Посейдона! А он морской все-таки бог. Да ладно, — отмахнулся Шерман, — тут последнее время такие дожди были, запросто можно хоть в водяного превратиться, хоть в самого Посейдона!

Когда утром ему доложили, что при Бентонвиле погиб шестнадцатилетний Уилли, сын генерала конфедератов Харди, Шерман удалился в свои покои и там плакал. Наверняка этот Уилли Харди официально даже и не числился солдатом, но слезно вымолил у отца разрешение тоже посражаться с врагами. Поплакав, Шерман сел писать письмо генералу Харди, чья дивизия по последним данным разведки стояла под Смитфилдом в составе других сил Джонстона. Таким образом, генерал, мы оба потеряли сыновей, которых даже и звали одинаково! Хотя мой Уилли по малости лет в седло взобраться еще не мог, война повинна в его смерти не менее, чем в смерти вашего сына. Как же извращен наш век, если юным душам, в нарушение великого замысла Божьего, ныне позволено расставаться с миром телесной реальности прежде стариков! Как говорил Екклесиаст (если только я правильно помню), «Как зеленеющие листья — одни спадают, а другие вырастают: так и род от плоти и крови — один умирает, а другой рождается». [23]Могу себе представить, как горестно взывали вы ко Господу, чтобы вернул Он Уилли, взяв лучше вашу жизнь, потому что и сам я взывал о том же — то есть в момент, когда Он отнял у меня моего Уилли. Какою бранью осыпаю я наше нелепое время, когда тысячи таких же, как мы, отцов и матерей приносят своих детей в жертву братоубийственной войне. С нетерпением дожидаюсь дня, когда нация вновь станет единой и возобновится естественный порядок смены поколений в соответствии со сроками, определенными для этого Всевышним. Когда такие дни придут, мой дорогой генерал, я надеюсь, мы сможем встретиться и вместе оплакать наши потери, как водится у солдат и ветеранов. Примите мои искренние соболезнования. Засим остаюсь, сэр, вашим скромным и послушным слугой. Уильям Текумсе Шерман, генерал-майор.

Толком так и не успокоившись, Шерман решил, что делать тут больше нечего, надо спешить на север, в Виргинию, соединяться с генералом Грантом. Позвал командующих флангами и корпусами, чтобы проинструктировать о порядке следования. Собрались в огромном зале заседаний на первом этаже верховного суда штата. За окнами деревья на городской площади подернулись робкой зеленью. Карты Шерману расстелили на ореховом столе, отполированном до зеркального блеска. Сквозь высокие, от пола до потолка, окна сияло солнце, и генералы (за исключением Килпатрика) явились вымытые и нарядные, в наглаженных парадных сюртуках со сверкающими пуговицами. Все выглядели чуть ли не аристократами. Шерман вздохнул. Он и сам был одет не слишком изысканно, но Килпатрик — нет, это все же чересчур: куртка в пятнах, борода клочьями, сапоги в засохшем навозе, и к тому же — черт побери, — ну, есть у тебя горб, ладно, но почему не попытаться все же встать-то попрямее, как-то подтянуться в соответствии с собственным рангом! Генералы кружили около стола, Шерман, тыкая в карту указкой, иллюстрировал высказанные мысли. Прежде мы брали их города. Разбирали железные дороги, уничтожали арсеналы и заводы, лишали их притока валюты, отбирали хлопок. Теперь ситуация изменилась. Уничтожить армию Джо Джонстона — вот наша единственная задача. Несколько дней назад мы с ним встретились на его условиях, теперь надо встретиться на наших. Возможно, Ли попытается уйти из Виргинии и соединить силы с Джонстоном вот здесь. Да, хотя ему и нелегко будет сделать это, но он может попытаться совершить марш-бросок налегке, бросив обозы — выйдет вот отсюда и пойдет сюда, — продолжал Шерман, двигая указкой на юго-запад от Ричмонда. — А куда ему еще деваться? Под его командованием усталая, истощенная армия, дезертирство из которой нарастает день ото дня. Грант тут же накрепко отрежет его от Дэнвилла (тоже мне, столицу они там устроить додумались!), и что тогда, скажите на милость, этому Ли делать? Либо драться, либо с голоду подыхать. Так что даже с Грантом на хвосте рывок в Северную Каролину для него лучший выход, и я был бы очень не прочь, чтобы он им воспользовался, потому что при моих девяноста тысячах штыков мне даже Грант с его Армией реки Потомак не понадобится. Мы сможем завершить войну прямо здесь, и слава вся будет наша.

При этих его словах генералы заухмылялись, поглядывая друг на друга с довольным видом. У некоторых даже лица от радости порозовели.

Только вот боюсь я, — задумчиво проговорил тут Шерман, — что никуда он не тронется, а будет, как доблестный идиот, держать позиции. Что это может означать для нас? У Джонстона максимум тридцать пять тысяч штыков. Если мы можем с ним справиться даже когда он будет с Ли в одной связке, то что же сложного разбить Джонстона одного? Что сложного? А я скажу вам. Джонстон — великий мастер отхода. Помните, как шустро он бегал от нас под Атлантой? Отступление, отход Джонстон понимает как мощный стратегический маневр, и в этом он прав. Будем надеяться, что Джонстон встанет на защиту Рэлея, но если нет, если сбежит, наша задача сильно усложнится. Сбежав, он примется мстить, рассредоточит войска по всему западу Северной Каролины, по Теннесси, начнет партизанскую войну, а она может затянуться на годы. На годы, джентльмены! Он не хуже нас умеет добывать фураж, к тому же гражданское население ему втайне сочувствует и будет снабжать всем, что понадобится, а значит… — нет, только не это! Мы должны обойти его с обоих флангов, взять в мешок и, если не сдастся, перемолоть в мелкую пыль.