Мармеладные каникулы - Страница 5

На следующий день мы встретились с Дианой и играли в теннис прямо с утра. Солнце начинало печь поиюльски, и меня беспокоила мысль, что мне делать с ней после тенниса – не везти же ее сразу домой к Джеки: она ведь работать ей не даст да и жить тоже.

Надо заметить, что играла она со мной как бы в пол силы, отвлекалась на соседние корты – будто хотела увидеть кого-то, но выиграть мне не давала, несмотря ни на что. Меня это обстоятельство сердило, и было видно на моем лице: и когда мы менялись в очередной раз полями и проходили друг около друга, она сказала, чтобы я не думал, что я слабак – это просто она в прошлом чемпионка и ракетку держит с 5 лет.

После тенниса мы решили посидеть в парке. Она оказалась интересной собеседницей на бродвейские темы: я спрашивал ее, а она отвечала, не односложно, как здесь это принято, а настолько развернуто, что я подумывал, что она просто использует меня как свою будущую аудиторию. Я внимательно и слушал и кивал.

Время пронеслось незаметно – можно было ехать по домам, но на всякий случай я решил предложить ей заехать ко мне домой, может быть закусить или принять душ, думая, что получу отказ, ведь квартира Джеки была всего в 5 минутах езды от моей.

Она сказала, что именно этого от меня и ждала приглашения, а иначе бы просто напросилась: ей интересно, видите ли, было всегда знать, как живут интеллигентные одинокие мужчины не самой первой молодости. Звучала она предельно серьезно, как какой-то этнолог при организации объединенных наций, посещающий гетто «отверженных» по служебной необходимости. Мне нечего было делать, как сказать «be my guest».

Моя квартира в то время представляла собою не слишком жилое место – в ней было все новое и отремонтированное. Я готовился к ее продаже, и поэтому установил новую кухню и отремонтировал обе ванные. Когда мужчина живет один, все бывает предельно просто: нет немытой посуды и не стираного белья, нет не выбрашенного мусора и гор непрочитанной почты, нет также и многого другого, но не в этом суть.

Мы приехали и разошлись по ванным. Я подумал, что будет неприлично не предложить ей чего-нибудь поесть и попить, поэтому помылся быстро и поспешил к холодильнику. Все было на месте: бутылка итальянского столового вина, значительный кусок копченой форели, овощи и листья для салата. Я вышел из кухни. Диана мылась во весь голос: она что-то пела довольно громко. Я только покачал головой и присел посмотреть телевизор, пока суд да дело.

На одном из каналов показывали полуфинал по теннисуиз Англии.

Пение прекратилось, и я почувствовал, что она стоит за моей спиной. Не поворачиваясь, я спросил, не хочет ли она закусить или попить чего-нибудь.

Она сказала, что чуть позже, когда закончится сет.

Во время перерыва для рекламы, я отправился на кухню за чем-нибудь попить. Ее я увидел, возвращаясь в комнату. Диана сидела верхом на кожаном валике дивана, с полотенцем, накрученным тюрбаном на голове, с телом ничем не прикрытым. Непроизвольно мои взгляд скользил и тут и там, я и не собирался этого скрывать. Что меня позабавило особенно – это абсолютное отсутствие волос. Я подошел к ней со стаканом воды и сказал, что она выглядит как пупсик-голышок. Она спросила меня, что это значит. Мне пришлось ей рассказать про массовое производство безполых кукол в России, и к чему это это приводит в последствии. Она очень смеялась. Я подумал про Джеки: как она там занята с материалами к презентации. Диана посмотрела на мои шорты и сказала, что мне, гостеприимному хозяину, не стоит скромничать и прятаться и расстегнула мою ширинку.

Я хотел ее коснуться, чтобы не выглядеть последним варваром, но не тут то было – она просто перевалилась спиной на диван и затянула меня на себя. Это было странное чувство – входить во владения без намека хоть какой-нибудь флоры вокруг, совсем иные ощущения, но результат был не плохим хотя и быстрым – я едва успел ее догнать. Диана не хотела лежать ни минуты после. Не хотела она и идти в ванную. Она хотела есть да «еще как». Я нашел ей старую застиранную джинсовую рубашку, которая привела ее в непонятный восторг. Пока делал салат и резал рыбу, она достала стаканы для вина и вроде как искала что-то еще. А может мне это только показалось.

Мы ели нашу форель и запивали полусладкой ламбруской, она рассказывала мне про двух русских художников, которые хотели повесить свои работы у нее в галерее. У нее была своя галерея на 53 улице, наследство от бабки. Я понял, что она очень обеспечена, но думал о том, что она похожа на свою мать во время акта.

Диана вела себя очень раскованно: не смущаясь, она отодвинула мое колено, чтобы смотреть на мой орган. Я сказал, что мне было бы интересно посетить ее галерею и что она была похожа на Джеки, когда я был с ней, а сейчас совсем не похожа. Она засмеялась и сказала, что они кровные родственницы. Потом склонила голову и бережно вынула из-под себя хрустальную рюмку с моим семенем в ней. Она поставила ее на стол и серьезно мне сказала, что сейчас она быстренько пописает. И мы пойдем в спальню любиться по-настоящему, что у меня очень выгодно расположены окна спальни: если их открыть и включить ночник, то с 3 балконов по диагонали нас будет видно и что, кроме того, всем будет слышно, как мы тут бодрствуем. И подкупающе улыбнулась.

Сходив в туалет, Диана достала свой мобильник и позвонила матери. Она сказала, что звонит из поезда по пути домой, что мы неплохо поиграли в теннис, что я был настоящий джентльмен – не дал ей умереть от голоду и проводил на поезд, но зачем ей, Джеки, нужен такой старый пердун – не может, что ли, она найти себе кого-нибудь помоложе. И повесила трубку.

Мы не спали всю ночь. Нельзя же считать сном, когда ты проваливаешься как в люк на пару минут и, бац – уже опять не спишь.

Она оказалась приличной крикухой – ойкальщицей и успокаивала меня сомнительными «я еще и не так могу.»

Диана доела все, что было возможно из холодильника, и ходила в моем пиджаке на голое тело с горящей свечой в руках перед картинами на стенах – очень профессионально давала объяснения о стиле письма и «попытки выразить», «в тот или иной период творчества». Я ее похвалил. Она сказала, что в бедные студенческие годы делала это для американцев в мадридском Прадо.

Я проснулся от телефонного звонка, но до телефона мне было не дотянуться – маленькое и горячее обхватило меня поперек тела. кое-как сняв трубку, я понял, что опоздал к утренней игре. Было 9:30 утра. Я отключил телефон и опустил тяжелые шторы. Нужно было подумать о завтраке.

Стоя в лифте, я ловил на себе взгляды моих соседей. Видно некоторые из них не спали по моей вине.

Через пару часов Диана проснулась. И сразу заторопилась уходить. Я едва ей предложил чашку кофе и круассан с черной смородиной. Она просила не провожать ее, что я послушно и сделал.

Где-то, через час, ко мне приехал сын. Мы должны были пойти смотреть очередную квартиру для него. К тому времени он был покинут девушкой, страдал и не хотел больше жить в квартире, которую еще недавно делил с ней.

Пока я собирался он сидел за столом с остатками завтрака и хрустальной рюмкой с моей спермой. Иногда он похож на меня своим поведением, как и должен быть похож сын на отца. Он посмотрел на рюмку и сказал, что этот белок выглядит и пахнет, как сперма.

Я сказал: «Отлично, инспектор Мигрень – это и есть сперма». Он покрутил пальцем около своего виска.

С Джеки у нас все шло своим чередом: мы бегали и мылись, ужинали и любились. Через неделю мимолетно я спросил ее о Диане. Она сказала, что Диана была о мне очень высокого мнения, просила передать, чтобы я заглянул к ней в галерею, когда захочу, и передала мне ее номер телефона.

Через несколько дней я не удержался и позвонил ей. Диана сказала, чтобы я приехал на машине в следующую пятницу на открытие вернисажа, а потом пригласила себя ко мне играть в теннис. Я согласился.

После открытия выставки мы поехали к ней домой за вещами. У нее била шикарная квартира с видом на Гудзон. На стенах весело музейного качества художеств на сотни тысяч долларов.