Марк Твен - Страница 111

С упоением Марк Твен рисует «мальчишеский рай» на ферме дяди Джона. Чудесная поэзия счастливого детства в деревне передана ритмической прозой. Особенно хороши страницы, посвященные природе. Каждый абзац этой главы начинается одним и тем же выражением: «Я помню…» «Я знаю…» Это придает повествованию своеобразный поэтический ритм, напоминающий стихотворную манеру Уолта Уитмена — повторы в начале или в конце строфы, создающие патетическую тональность. В «Автобиографии» возникает новый и обаятельный вариант «Приключений Тома Сойера» — с комическими проделками, трагическими случайностями, милыми полудетскими представлениями.

В воспоминаниях о школьных товарищах проступает особый жанровый оттенок — Марк Твен создает ряд превосходных жизнеописаний, рисует портреты, характеры, судьбы знакомых людей. (Примечательно — писатель никогда, не терял связи с друзьями детства и юности.) Жизнеописания предстают перед читателем как сокровищница жизненного опыта самого Марка Твена; в них поражает его уменье дать квинтэссенцию разнообразнейших типов человеческой натуры.

Есть еще одна характерная жанровая тональность в «Автобиографии» — это книга мемуаров писателя, вспоминающего историю создания литературных персонажей. Приоткрывается вход в творческую лабораторию художника. Так, рассказав о жизни человека, ставшего прототипом индейца Джо, Марк Твен признается: «В книге о Томе Сойере я умертвил его голодной смертью в замурованной пещере, но это было сделано в интересах искусства, на самом деле этого не случилось»[541].

Образцом мастерства является глава о Брет Гарте. Никто ни до, ни после Твена не писал о Брет Гарте с таким психологизмом, исчерпывающей точностью и почти сатирической беспощадностью. Брет Гарт в оценке Марка Твена — человек удивительного таланта, большого дарования и — такой же поразительной безответственности и лени. Работать не любил (предпочитал занимать без отдачи деньги у друзей); когда нужда хватала за горло, писал с бешеной быстротой, по ночам, подхлестывая себя алкоголем; не заботился о жизненной правдивости, не брезговал книжными штампами[542], писал столь неряшливо, что издательства, заключавшие с ним договоры, отказывались от его книг. В бесхарактерности, в отсутствии крепких социальных корней видит Марк Твен причину трагедии Брет Гарта — человека и писателя.

«Автобиография» богата образцами публицистического мастерства Твена. Здесь есть главы-памфлеты об американских плутократах, есть гневные, уничтожающие суждения о коррупции в политике, обличительные страницы о позорных и кровавых деяниях в колониях, сатирические фельетоны о Рокфеллерах, политические анекдоты и саркастические афоризмы.

Одной из основных, особенно четко сформулированных мыслей в книге является определение общественного порядка в Америке как диктатуры капитала.

«В течение 50 лет наша страна была конституционной монархией с республиканской партией на троне»[543], — пишет Твен. Это та самая мысль, которая в образной форме была выражена в романе «Янки при дворе короля Артура». Только в то время Марк Твен говорил «эзоповским» языком, — у него не было теперешней определенности: «По имени республика остается, а по существу ее нет»[544].

Управление этой «монархией денег», утверждает Твен, ведется с помощью системы тарифов, с помощью гигантских корпораций промышленности, которые душат и грабят всю страну[545]. Еще в 1899 году, возражая антисемитам, утверждавшим, что все евреи — стяжатели, Марк Твен в статье «Касательно еврейства» писал: «Вандербильты, Гулды, Асторы, Хавемейеры, Рокфеллеры, Хантингтоны, Арморы, Карнеги, Слоаны, Уитнеи — не евреи, и, однако, они контролируют, и им принадлежит двадцать пять процентов всех богатств, создаваемых в Соединенных Штатах»[546].

В «Автобиографии» он прямо говорит о том, что «Рокфеллеры, Карнеги, группа Гулдов и Вандербильтов и других профессиональных мошенников» губят народ физически и нравственно[547]. «Я уверен, что население Америки все целиком, включая женщин, разлагается так же быстро, как доллары концентрируются»[548].

С уничтожающей саркастичностью Марк Твен изображает семью Рокфеллеров как циников и ханжей. Рокфеллер-старший награбил миллиарды, Рокфеллер-младший, их унаследовавший, публично проповедует «бессребреничество» и еженедельно выступает в воскресной школе с толкованием библии. «А на следующий день агентство Ассошиейтед Пресс и газеты знакомят с ними всю страну — и вся страна хохочет», — рассказывает Твен.

Он язвительно пародирует выступления ханжи Рокфеллера в «библейских классах». Писатель «наивно» выражает сомнение в том, что библейский Иосиф, давая нуждающимся крестьянам взаймы, возвращал им потом из заклада их землю и скот. «Я думаю — пишет Твен, — он брал земли себе, все — до последнего акра, и животных также — до последнего копыта. Я не представляю, чтобы этим несчастным, умирающим от голода, Иосиф назначил «лишь небольшую рыночную цену» за пищу, которую он им дал. Нет, он содрал с них шкуру, взял все до последнего пенни, забрал последний скот и последний акр земли, купил, наконец, «по рыночным ценам» тело и душу народа — все это за хлеб и цепи рабства. И какая «рыночная цена», в какой бы то ни было форме — в виде золота, алмазов, банкнотов, государственных бумаг, или любого вида имущества, — может быть назначена за то, без чего жизнь не имеет никакой цены, — за свободу!»[549]

Образный строй памфлетных страниц «Автобиографии» не оставляет у читателя сомнения в том, что сатира Твена направлена не на библейские персонажи, а на американских миллиардеров. В этих листках, которые торопился продиктовать умирающий писатель, тратя на это последние жизненные силы, сконденсированы и огромная ненависть и огромная любовь Твена. Он кончает свой жизненный путь выражением самого заветного и самого существенного, во что он верил и во имя чего боролся, чему посвятил свои лучшие произведения: свобода! Без нее «жизнь не имеет никакой цены».

И рядом возникает образ душителей свободы — грабителей-собственников, «по рыночным ценам» покупающих «тело и душу нации». Им Твен отдает всю ненависть своего благородного сердца.

«Автобиография» в целом — ключ к романам и рассказам Твена. Это произведение с очевидностью раскрывает предвзятость утверждений буржуазных литературоведов, упорно толкующих о том, что в романе «Принц и нищий» Твен не подразумевал американскую действительность, а в «Янки при дворе короля Артура» проявил лишь «антифеодальный пафос».

В «Автобиографии» — где Твен говорит «из могилы» — ему не нужны иносказания. Вещи, явления, события, лица получают свою реальную оценку, точную и определенную.

Среди лиц, о которых пишет Твен, большое место занимает Теодор Рузвельт. Твен резко критикует его политику 1906–1908 годов и разоблачает президента как ставленника финансистов. «Годами крупные корпорации снабжали республиканскую партию средствами и тем сохраняли ее у власти»[550]. Твен знакомит своих читателей с «деталями того, как мистер Рузвельт купил себе место президента, раздавая взятки избирателям»[551].

Твен гневно клеймит Рузвельта и за его предательство по отношению к русской революции: Рузвельт сыграл роль «ангела мира» в конфликте между царской Россией и Японией, чем «нанес русской революции смертельный удар»[552].