Маргарита Бургундская - Страница 9

Филипп прыгнул вслед за братом…

Пару секунд эти противники, животное и человек, застыв на месте, сверлили друг друга взглядом.

Филипп переживал одну из тех странных, необъяснимых минут, когда ощущения человека удесятеряются, когда все, что было истиной, становится безумием, сном, ложью, когда все, что было невозможно, становится реальностью.

Никогда прежде он не приближался, никогда прежде не видел создания более чудовищного, чем то, что стояло перед ним.

Сложно даже представить, какие мысли в этот момент крутились в его голове; пробирал ли страх его до мозга костей или же он пребывал в том особом состоянии ума, когда у человека не возникает ни страха, ни какого-либо другого ощущения.

Это длилось несколько секунд. И кто может сказать, за счет какого феномена животного магнетизма при этой встрече, которую летописцы того времени отмечают как одно из самых необычных событий, кто может сказать, за счет какой суггестивной силы взгляда человек одержал верх над животным?

Лев отступил, пусть даже и при виде вил, к которым приучил его Страгильдо, отступил, хотя Филипп не сделал и шага вперед. Вскоре он оказался прижатым к своей клетке, куда и вошел.

Тогда Филипп подошел к этой клетке и необычайно мягким жестом закрыл дверцу.

И лишь тогда, словно освободившись от непонятного страха, лев бросился на решетку, просовывая сквозь прутья свою ужасную лапу и громогласно рыча…

Филипп повернулся к Готье и прошептал:

– Прости меня, брат!

Бросив яростный взгляд на Маргариту, Готье пожал плечами и, отстранив брата рукой, направился к той части особняка д’Онэ, которая выходила во двор, и крикнул:

– Буридан! Похоже, это не Маргарита приговорена, а мы. Так уж решил мой брат.

– Поднимайтесь, мессир! – прокричал Бигорн.

В то же время из окна верхнего этажа спустили веревку, и Готье, за счет силы рук, принялся карабкаться наверх.

Филипп опустил голову. Нечто вроде слезы блеснуло на его побледневшей щеке. Он перевел взгляд в сторону Маргариты. Королева лежала на земле посреди двора. Она была без сознания.

На какую-то долю секунды взор этого пылкого и преисполненного страстного обожания мужчины задержался на сей обладательнице чарующей красоты и зловещих мыслей, но, словно желая избежать искушения заключить ее в свои объятья, Филипп отвернулся и тоже направился к веревке, по которой и поднялся наверх.

Страгильдо наблюдал из своего окна первую часть этой сцены, то есть видел появление или, скорее, прыжок Готье д’Онэ.

При виде Готье у итальянца едва глаза на лоб не вылезли от испуга.

Придя в себя и трепеща от непередаваемой радости, Страгильдо опустил гардину и выбежал на улицу, бормоча под нос:

– Раз уж этот находится в доме д’Онэ, значит, и все остальные скрываются там же! Клянусь преисподней, на сей раз им от меня не уйти!

Не успел Готье влезть в окно, как в дверь постучали.

Буридан и Готье были слишком взволнованы произошедшим, чтобы обратить на сей факт внимание, но Бигорн, Гийом и Рике, побледнев, обменялись обеспокоенными взглядами.

– Кто это может быть? – пробормотал Гийом.

– Да еще в такой момент! – добавил Бигорн.

Стук повторился, и на этот раз за дверью послышался чей-то испуганный голос.

– Господом заклинаю, откройте. Речь идет о жизни одной дорогой вам особы.

В этот момент Готье холодно говорил Буридану:

– Филипп всех нас погубил своей выходкой, но – гром и молния! – если добраться до королевы мы сможем только через труп моего брата… что ж!..

Отчаянный жест закончил его мысль.

– Прежде всего, – сказал Буридан, – нам нужно найти другое жилище. По возвращении в Лувр Маргарита непременно направит сюда кучу лучников и тогда…

– Буридан, – прошептал Гийом Бурраск, – ты разве не слышишь?

И император Галилеи потащил Буридана к двери, за которой загадочный голос повторял:

– Откройте, сеньор Буридан, откройте, это Жийона! Откройте, если хотите спасти Миртиль.

В тот миг щеколды были отодвинуты, почти вырваны дрожащей рукой Буридана.

Появилась Жийона.

Бросив быстрый взгляд на лестницу, Бигорн удостоверился, что больше там никого нет.

– Ты, Жийона! Ты!

– Да, я, сеньор Буридан, я, которая, будучи, как и Миртиль, жертвой, смогла бежать. Бог знает, с каким трудом, так как если бы меня не поддерживала моя преданность хозяйке…

– Неужели?.. Так я тебе и поверил!.. Говори же, старая ведьма, но не пытайся прикинуться жертвой, ты – сообщница! Ну же, где Миртиль?!

– Сообщница? Нет-нет, что вы! – слезливо пробормотала Жийона, пытаясь украдкой как следует разглядеть окружавших ее людей. – Клянусь Девой Марией и всеми святыми…

– Где Миртиль? – яростно повторил Буридан, тряхнув старуху за плечи.

– В доме графа де Валуа, раз уж вы всё хотите знать сразу. Но, сеньор Буридан, если вы не выслушаете меня внимательно, вы лишь навлечете еще большие беды на это бедное дитя вместо того, чтобы спасти его, на что я и надеялась, когда шла сюда с риском для своей жизни.

– В доме графа де Валуа! – прошептал Ланселот Бигорн. – Это судьба! В доме отца Буридана! Так оно и должно было случиться!

Обезумев от радости, Буридан на несколько минут забыл обо всем – и о Маргарите, и о Готье с Филиппом. В ответ на его вопрошающий взгляд Жийона принялась рассказывать и выложила все в точности, за тем лишь исключением, что роль в предательстве приписала не себе, а Симону Маленгру. Закончила она тем, что привела стратегически важные детали, касающиеся особняка Валуа и расположения той комнаты, в которой была заперта девушка.

– Как раз таки он, Симон Маленгр, – добавила она, – и присматривает за вашей несчастной невестой, которая только и делает, что плачет да вспоминает про вас; но если сегодня в полночь вы изволите оказаться у той небольшой дверцы ограды, что выходит ко рвам у Сент-Антуанской потерны, кое-кто откроет вам эту дверь и проводит вас к комнате, в которой вы найдете Миртиль, ждущую вас точно так же, как христиане до рождения Иисуса, ждали прихода Спасителя[1]. – И кто мне откроет? – спросил Буридан, который выслушал этот рассказ, кусая губы, чтобы заглушить крики радости. – Ты, что ли? Будь уверена, славная Жийона, ты будешь вознаграждена по заслугам.

– Я не хочу вознаграждения, – сказала Жийона. – А что до того, кто вам откроет, то так ли это важно? Главное – это то, что теперь я точно знаю, что вы придете в указанный час.

– Говоришь, в полночь?

– В полночь. Все будет готово… Вот только…

– Вот только что? – встрепенулся Буридан, опасаясь каких-либо затруднений.

Жийона выдавила из себя улыбку, от которой Симон Маленгр, безусловно, вздрогнул бы.

– Сеньор Буридан, – промолвила она, – я забыла один важный совет: в полночь у дверцы обязательно кто-то будет, и этот кто-то непременно вам откроет, если вы постучите трижды, но если случайно этот кто-то сделает вид, что не понимает, чего вы хотите, вам достаточно будет приставить к его горлу кинжал, и он поймет. Это все, что я хотела вам сказать, а теперь я должна уйти, так как мое отсутствие в доме монсеньора замечено быть не должно.

И прежде чем Буридан успел задать новые вопросы, которые так и просились ему на уста, Жийона, присев в реверансе, исчезла за дверью.

– Вот он – шанс! – воскликнул Гийом Бурраск.

– Буридан рожден быть счастливым, и он таковым будет, – проговорил, в свою очередь, и Рике, – вот только я, который так и не познал счастья, надеюсь, что Буридан поделится им со мной.

– Ах, мои друзья, мои дорогие товарищи, если кому я и обязан этим счастьем, то только вам! – восторженно вскричал Буридан.

– А что доказывает, что это не ловушка? – вмешался Готье.

– Возможно, ты и прав, брат, – раздался голос со стороны окна.

Все обернулись и увидели Филиппа д’Онэ, который, вернувшись в дом той же воздушной дорогой, что и Готье, слышал всё, что предлагала Жийона.