Маргарита Бургундская - Страница 8

– Она одна, – глухим, преисполненным ужаса голосом пробормотал Филипп.

– Да, одна! – холодно отвечал Готье.

Королева действительно явилась без какой-либо пышности и помпы: о ее прибытии не возвещали трубы, ее не сопровождали сеньоры и шевалье Людовика X – она была одна!..

Именно об этом, вероятно, подумал Готье, так как, едва Буридан сообщил о том, что королева и принцессы вошли в загон, едва слуги были отосланы, едва, в свою очередь, удалились и Жанна с Бланкой, едва Филипп, словно предчувствуя то, что должно случиться, прошептал: «Она одна!», Готье отвечал:

– Да, одна!.. Самое время действовать!

Филипп побледнел и отступил назад.

Буридан прикусил губу.

Лица короля Базоши и императора Галилеи если что и выражали, то лишь любопытство.

Готье вернулся к ломившемуся – благодаря Бигорну и золотым экю прево – от ароматнейших блюд столу, налил себе полный кубок вина, опорожнил залпом и громко рассмеялся.

Филипп подошел к нему, взял за руку и прошептал:

– Брат!..

Громовой раскат заглушил его голос.

– Замолчи, Филипп, – промолвил Готье, – замолчи. Я знаю всё, что ты можешь мне сказать, но ничто не помешает мне сейчас действовать. Я даже не слышу твоего голоса, Филипп: в уши мне бьет лишь голос небес, который говорит, что Маргарита, убийца Буридана, убийца Готье, убийца Филиппа, Маргарита, эта гнусная развратница из Нельской башни, приговорена. Что тебе от меня нужно, брат?

Вытерев выступивший на лбу пот, Филипп произнес:

– Прошу тебя, пощади ее.

– Буридан! – позвал Готье. – Гийом, Рике! И ты тоже, Ланселот!..

Все собрались в зале, и все поняли, что между братьями происходит нечто ужасное.

– Буридан, – проговорил Готье спокойным голосом, столь резко отличавшимся от его обычных интонаций хвастуна и пустозвона, – считаешь ли ты, что Маргарита Бургундская, королева Франции, заслуживает смерти?

– Да, считаю, – отвечал Буридан твердым тоном.

– Гийом Бурраск и ты, Рике Одрио, считаете ли вы, что Маргарита Бургундская заслуживает смерти?

– Да, считаю, – сказал Рике. – И если то, что вы здесь рассказали, правда, клянусь живым Господом, который говорит сейчас над нашими головами, я сам разожгу костер, в который бросят эту женщину!

– А я, – промолвил Гийом, – я сам ее заколю, если потребуется, так как она есть не человеческое создание, но демон, уничтожить которого – долг всякого добропорядочного христианина.

– А я, – просто добавил Ланселот Бигорн, – считаю, что если мы не убьем эту женщину, то она убьет нас.

– Ты слышал, брат? – вопросил Готье.

Филипп отступил еще на несколько шагов, упал на табурет и обхватил голову руками.

Он чувствовал, что умирает.

– Раз уж эта развратница приговорена, – продолжал Готье, – нам остается лишь привести приговор в исполнение. Сам Бог посылает ее нам. Она одна. Ланселот, арбалет!

Бигорн исчез за дверью и вернулся с арбалетом – вроде тех, какие носили королевские стрелки. Чтобы составить себе представление об этом оружии, нужно вообразить ружье без ствола, на конце которого закреплен деревянный, а иногда и стальной лук; тетива этого лука оттягивается назад, к прикладу, и крепится в шайбе с прорезью, называемой орехом; вставив стрелу, арбалетчик нажимает на спусковой механизм, орех прокручивается вокруг оси, тетива высвобождается и стрела улетает.

Таким было оружие, которое Ланселот Бигорн принес Готье.

Готье подошел к окну, выходившему на загон со львами, открыл часть витража и отвел в сторону гардины…

Филипп наблюдал за этими приготовлениями с все нарастающим ужасом, но сил подавить его в себе не чувствовал.

– Брат! – крикнул он издали.

– Замолчи!.. – проревел в ответ Готье. – Она приговорена… и она умрет!

В то же время он вставил в канал арбалета стрелу, снабженную стальным наконечником, – оружие не менее опасное и точное, чем наши современные ружья.

Буридан снял шляпу и пробормотал:

– Вот и пришло оно – правосудие!..

Гийом Бурраск и Рике Одрио также обнажили головы, но их насмешливые улыбки не оставляли никаких сомнений в том, что приговоренную им ничуть не жалко.

– Клянусь святым Варнавой! – пробормотал Ланселот Бигорн. – Так я не забавлялся с той самой ночи, когда едва не вздернул моего дражайшего сеньора и господина… Хо-хо! Уж не сошел ли мессир Филипп с ума?

Действительно, в тот самый момент, когда, взяв Маргариту Бургундскую на мушку, Готье уже собирался нажать на спусковой крючок арбалета, Филипп, вскричав, или, скорее, взрычав от боли, любви и отчаяния, бросился вперед.

Буридан сложил руки на груди.

Гийом и Рике попытались было остановить Филиппа, но тот оттолкнул их столь резко, что оба упали на свои места и в изумлении переглянулись.

Оказавшись рядом с Готье, Филипп вырвал у него из рук арбалет прежде, чем брат успел сделать хоть одно движение, схватил три ожидавшие своей очереди стрелы и надвое переломил их о колено.

– Черт побери! – возопил Готье. – Неужто ты хочешь, чтобы все мы погибли?

– Убей меня, – произнес Филипп с удивительным для такого момента спокойствием, – убей меня, если считаешь, что моя смерть пойдет тебе во благо, но пока я жив, в моем присутствии о Маргарите не будет сказано ни одного дурного слова, не говоря уж о том, что с головы ее не упадет и единого волоска.

На какое-то мгновение Готье оцепенел. Его полное красноватое лицо сделалось сначала мертвенно-бледным, затем – багровым; взгляд переместился с неподвижного Филиппа на усиленно прятавшего глаза Буридана, затем – на Маргариту Бургундскую. В этот момент королева, спровадив Страгильдо, подошла к клетке Циклопа.

С минуту Готье, весь дрожа, простоял в задумчивости, вынашивая некую мысль, которая внезапно, словно вспышка, промелькнула в его мозгу.

Вдруг он разразился ужасным смехом:

– Прощай, брат! Прощай, Буридан! Прощайте, все! Раз уж нужно, чтобы один из нас пожертвовал собой ради спасения остальных, раз уж, по воле Филиппа, выходит так, что даже смерть Маргариты должна стать роковой для одного из нас… Что ж!..

Резким движением он поднял раму и выпрыгнул в окно…

Благодаря расположению двух дворов, о котором мы уже говорили выше, Готье приземлился во второй из них, то есть в тот, где находилась Маргарита Бургундская. Как только он коснулся земли, сильнейшее раздражение, которое толкнуло его на этот поступок, тут же улетучилось, сменившись абсолютным хладнокровием. Мгновенно оценив ситуацию, Готье подскочил к двери, за которой скрылся Страгильдо, и запер ее на засов.

Кровожадная ухмылка исказила эту обычно столь безмятежную физиономию, и он прорычал:

– Вот и настал твой конец, Маргарита!..

Рука потянулась за кинжалом.

– Проклятье!.. – взвыл Готье.

Кинжала не было. Очевидно, Филипп выхватил его вместе с арбалетом.

В эту секунду Готье машинально взглянул на Циклопа, огромного хищника, который с любопытством взирал из глубины клетки на этих чужаков, посмевших потревожить его мрачные думы и мечты о свободе.

Задрожав от неистовой радости, Готье сделал несколько шагов… по направлению к клетке с грозным животным!

Спустя мгновение дверца клетки была уже открыта, и Циклоп, после секундного замешательства, двинулся к решетке, отделявшей его от Маргариты.

Не обращая ни малейшего внимания на укрывшегося за дверцей Готье, животное шло прямо на эту обезумевшую от ужаса, словно пригвожденную к земле пароксизмом страха женщину.

Маргарита не кричала, но рот ее был широко открыт, словно рвавшийся из нее крик комком застрял где-то в горле.

Лев дышал прерывисто и хрипло. Его длинный хвост заколыхался из стороны в сторону, пышная грива поднялась торчком, пасть открылась, обнажив огромные клыки… Он съежился, готовясь к прыжку…

И тут вдруг он резко остановился и начал пятиться, ворча от испуга и ярости…

Да, Циклоп отступал!

Отступал перед двумя стальными зубьями вил, короткими и острыми… и держал эти вилы Филипп д’Онэ.