Мантисса - Страница 4
– На военной тропе – медсестра. Для разнообразия.
Врач умиротворенно кивает, потом произносит, обращаясь к пациенту:
– Это сестра Кори.
– Рады видеть вас, мистер Грин.
Он поднимает на сестру взгляд, на лице – глуповато-смущенная гримаса.
– Прошу прощения.
Она с шутливой строгостью поднимает палец:
– Никаких «прошу прощения». А то отшлепаю.
Миловидная девушка, чувство юмора, веселая повелительность тона. И – редкостное совпадение – при всей очевидности совершенно различного расового происхождения двух женщин глаза у сестры точно такого же цвета, что у врача.
– Закройте дверь, сестра, будьте добры. Я хочу начать предварительные процедуры.
– Обязательно.
И снова доктор Дельфи скрещивает руки на груди: это явно ее любимая поза. Ее взгляд, устремленный на него, на миг кажется удивительно задумчивым, будто она еще не окончательно решила, каким должен быть курс лечения, будто он для нее не столько живой человек, сколько трудная проблема. Но вот она чуть улыбается ему:
– Это не больно. Многие пациенты находят, что эти процедуры приятно расслабляют. – Она бросает взгляд на сестру, стоящую теперь по ту сторону кровати: – Начнем?
Они склоняются над ним и с привычной ловкостью высвобождают края простыни и одеяла из-под матраса, сначала с одной стороны, потом – с другой. Быстро и аккуратно сложенные в несколько раз, одеяло и простыня оказываются в изножье кровати. Он пытается сесть. Но они обе немедленно возвращаются и встают над ним, мягко, но непреклонно заставляя его снова лечь.
Доктор Дельфи говорит:
– Лежите тихо. Так, как есть.
Голос ее, по-прежнему спокойный, стал заметно более деловым; она замечает, что он смущен.
– Ну, дорогой мой, мы же медики: я – врач, а это – сестра. Мы видим голых мужчин каждый божий день.
– Да, – говорит он и добавляет: – Прошу прощения.
– Ну а сейчас мы постелим вам резиновую подстилку. Повернитесь ко мне. – Он поворачивается и чувствует, как сестра укладывает подстилку вдоль его спины. – А теперь на другой бок. Через завернутый край. Вот так. Отлично. Теперь – опять на спину. – Он смотрит в простеганный потолок. Подстилку расправляют и туго натягивают на матрас. – Теперь поднимите руки и заложите их за голову. Вот так. Отлично. Теперь закройте глаза. Я хочу, чтобы вы расслабились. Вы находитесь в самой лучшей из европейских клиник, занимающихся такими проблемами, как ваша. Процент излечений здесь очень высок. Вы уже не блуждаете бесцельно, вы – на пути к выздоровлению. Расслабьте мышцы. Освободите мозг. Все будет хорошо. – Она смолкла. – Так. Теперь мы проверим кое-какие нервные реакции. Не двигайтесь. Лежите совершенно спокойно.
– Хорошо.
Он послушно держит глаза закрытыми. Несколько мгновений тишины, только тиканье часов, потом врач тихо произносит:
– Начинайте, сестра.
Две легкие ладони касаются внутренней стороны его рук, закинутых на подушку, спускаются к подмышкам, гладят бока, останавливаются у тазобедренных суставов, чуть на них надавливая.
– Вам приятны мои руки, мистер Грин? Чувствуете их тепло?
– Да, благодарю вас.
Сестра убирает руки, но лишь на миг. Одна из ее ладоней умело приподнимает его безжизненно обмякший пенис, потом опускает его и остается на нем лежать. Пальцы другой руки обнимают мошонку и начинают осторожно ее массировать. Встревоженный, он открывает глаза. Врач наклоняется к нему:
– Нервный центр памяти в мозгу тесно связан с центром, контролирующим деятельность половых желез. Необходимо проверить, нормально ли они функционируют. Это рутинная процедура. Нет причин стесняться. Будьте добры, закройте опять глаза.
В ее взгляде уже нет ни юмора, ни суховатой иронии – только профессиональная серьезность. Он закрывает глаза. Массаж мошонки продолжается. Другая рука начинает поглаживать его пенис – снизу вверх. И хотя он никак не может расслабиться, эти манипуляции и правда кажутся ему всего лишь рутинной медицинской процедурой, и, как бы в подтверждение этому, доктор Дельфи затевает разговор с сестрой, через кровать, над его простертым телом:
– Удалось им что-нибудь сделать с той заглушкой?
– Смеетесь, что ли?
– Просто не знаю, что у нас творится с техобслуживанием. Чем больше жалуешься, тем дольше они тянут.
– Да они только и делают, что в карты дуются в котельной. Видала я их.
– Попробую напустить на них мистера Пикока.
– Удачи вам.
Глаза у него закрыты, но он угадывает, что доктору по душе молоденькая сестра, нравится ее саркастическое смирение; что они улыбнулись друг другу после этого ее пожелания. Рука продолжает: то легко сжимает его пенис, то поглаживает, то осторожно перекатывает в пальцах. Однако что-то в их разговоре его встревожило. Ему кажется, что он уже слышал что-то такое, какой-то разговор о больничных делах, пережил такое раньше, даже это вроде бы… но как могло такое произойти с ним и не запомниться?
Очень тихо доктор произносит:
– Реакция?
– Отрицательная.
Он чувствует, как по-прежнему безжизненный пенис приподнимают и дают ему снова упасть; затем процедура возобновляется. Пробиваясь сквозь туман, сквозь жестокую серую мглу амнезии, он отчаянно пытается восстановить утраченную конструкцию предыдущего опыта и знаний. Больницы, врачи, медсестры, лекарства… какое-то движение с той стороны кровати, где стоит доктор Дельфи.
– Дайте мне правую руку, мистер Грин.
Замерев, он не реагирует, но врач извлекает его руку из-под головы и поднимает вверх. Рука касается обнаженной груди. Потрясенный и напуганный, он открывает глаза. Доктор Дельфи склоняется над ним, белый халат распахнут, взгляд устремлен на стену над его головой: будто она всего-навсего щупает его пульс. Она кладет себе на грудь и другую его руку.
– Что вы делаете?
Она на него не смотрит.
– Пожалуйста, не нужно разговаривать, мистер Грин. Мне необходимо, чтобы вы сконцентрировали внимание на тактильных восприятиях.
Взгляд его движется вниз, вдоль распахнутых пол халата, затем – удивление его достигает наивысшей степени – снова вверх, к ее отвернувшемуся лицу. Он раньше не принял всерьез ее слов о том, что под халат она ничего не надевает.
– Не понимаю, что вы такое делаете.
– Я же вам только что объяснила. Проверяем ваши рефлексы.
– Вы хотите сказать…
Она опускает на него взгляд с явной долей раздражения.
– По всей видимости, вы уже давали нам образцы во время предыдущих обследований. Это точно такая же процедура.
Он убирает руку:
– Но я… Вы…
Ее голос становится неожиданно строгим и холодным:
– Послушайте, мистер Грин. У нас с сестрой масса других пациентов. Ими тоже нужно заняться. Вы же хотите вылечиться, правда?
– Да, конечно, только…
– Тогда закройте глаза. И ради всего святого, постарайтесь быть чуть более эротичным. Мы не можем потратить на вас весь день. – Она наклоняется над ним, опираясь руками по обе стороны подушки. – Задействуйте обе руки. Как и где угодно.
Но он лежит неподвижно, закинув руки за голову.
– Да не могу я! Я вас и не встречал в жизни ни разу. Хоть от Адама счет начинай.
Доктор Дельфи нетерпеливо вздыхает:
– Мистер Грин, если речь идет обо мне, прошу вас начинать не от Адама, а от Евы. Или вы пытаетесь дать мне понять, что предпочитаете, чтобы эти процедуры проводили медбрат и врач-мужчина?
– Нет уж, избавьте.
Она строго смотрит на него:
– Вы находите мое тело отталкивающим? – Ее голос и глаза повелевают, отказа она не потерпит.
Он бросает взгляд на укрытые тенью нагие груди и отворачивается.
– Не понимаю, какое отношение все это имеет к…
– То, что вы называете «это», представляет собой самый современный и оправдавший себя метод лечения состояний, подобных вашему.
– Никогда ничего о нем не слышал.
– Всего несколько минут назад вы никогда ничего не слышали о своей жене и о собственных детях. Вы страдаете тяжким поражением памяти.