Мания приличия (СИ) - Страница 96

- Новый день начался. Пора прощаться, – поднялся он и, не глядя на меня, вышел из спальни. Я смахнула со щеки слезу.

Комментарий к Конец брачной ночи * Hasta siempre – часть революционной фразы ¡Hasta la victoria siempre! (Всегда до победы!), которая взята в прославленную песню, обращающуюся к Че Геваре. Обычно переводят, как «До свидания», но правильный дословный перевод: «До всегда», подразумевает, что даже мёртвый Че Гевара, как символ и знамя революции, способен поднять людей на борьбу, поскольку он в вечности, и всегда будет вести за собой людей, которые в него верят. Такова суть харизматического лидерства – оно бессмертно.

Пабло Эскобар (годы жизни 1949-1993) – реальная личность, реальная история

табула раса – в переводе с латыни «чистая доска», означает «чистый лист», человека, в котором ещё нет ничего завершённого, нет никаких установок, мировоззрений, идеалов, он ненаполнен, как младенец, прост и ясен

терра инкогнита – дословно с латыни «неизвестная земля», можно так же сказать «неизведанная территория», то есть некая область, которая вообще не исследована

====== Измена ======

Я нашла его на кухне, снова закурившего и смотрящего на солнце так, будто оно сожрало его завтрак. Подойдя к Джиёну сзади, я обняла его, прислонив щёку к спине.

– Я думала, ты вызываешь такси. – Нет, его нельзя вызывать, чтобы не было свидетелей, откуда и куда ты ехала. Я подвезу тебя к какой-нибудь остановке. Ты дождёшься там автобуса, потом доберёшься на нём до дома. – До квартиры Сынри. Мой дом – здесь. – Джиён выпрямился, взяв мою ладонь, лежавшую на его груди, в свою свободную, и сжал её. – А как же Россия? – Это родина. А дом – это место, где живёт душа. Она тут, у тебя, хотя я и стала сама какой-то бездушной… ко всему, кроме тебя. Или не ко всему. Не знаю, мне кажется, что выйду за порог, а мира нет, никого нет, поэтому нечего о них и думать. Но, наверное, когда я вернусь к Сынри, то вновь стану самой собой… – А ты сейчас ею не являешься? – Дракон развернулся и посмотрел мне в глаза. Я задумалась, и он сделал первый шаг в признаниях: – Вот я с тобой настоящий, пусть непостоянный и переменчивый, но я не притворяюсь. И мне легко, просто и легко с тобой, потому что не нужно задумываться о каждом слове, о поступках. Что бы я ни сделал, что бы ни сказал, ты поймёшь верно или, по крайней мере, постараешься понять. Захочешь меня понять. Как дорого стоят люди, которые пытаются нас понять, а не шлют на хер со всеми нашими причудами! – Ты ведь тоже никогда не выбрасывал меня за мои убеждения, за мою веру, – подумав, принялась отвечать я, – да, ты тоже всегда меня принимал. Пытался переубедить, или не пытался, а объяснял свою точку зрения. Но слушал мою, давал высказаться, позволял объяснять и, что самое важное – слышал. Да, наверное, я не чувствую себя изменившейся с тобой или притворяющейся. Я настоящая рядом с тобой. Такая, какая есть, и это поистине неописуемо, понимать, что можешь отчебучить что угодно, и всё равно останешься любимой… – А я вот думаю, не погорячился ли я с верой в твоего Бога? – хмыкнул Джиён. – У тебя либидо от такого меня не упало? – Я улыбнулась, подняв руку и погладив его по волосам. – Тут замкнутый круг выходит. Ты поверил на эту ночь в моего Бога, а на эту ночь моим Богом стал ты. Что же странного в том, чтобы Дракон верил исключительно в самого себя? – Он потушил сигарету, не отводя от моих глаз взора, и с необъятным глубоким обожанием привлёк меня к себе, целуя и обнимая. Мы почти занялись любовью в третий раз, но какими-то сверхъестественными усилиями остановили себя, чтобы не забыться и не увлечься. Определённую трудность составляло отличать занятие любовью от незанятия. Мы физически стали так близки через души, что каждый наш вздох и взгляд был действием любви, поэтому то, как касаться друг друга, проникать друг в друга и как сливаться – было без разницы. Акт любви совершался беспрестанно. Мы просто не замечали, как далеко заходили, потому что для нас невозможно было зайти далеко – дна чувствам не было, из них нельзя было выйти, из состояния их ощущения, в котором потерялось ощущение самих себя. Я стала окончательно понимать, почему мы не должны оставаться вместе. Джиён может молчать и не говорить, но что-то мне подсказывало, что он пересёк границу, за которой пожертвует собой ради меня, а это значит, что он при опасности способен за меня умереть. А мне этого не нужно. Я не желаю его смерти, я не хочу быть её причиной, и я не хочу потерять его. Если для сохранности его жизни нужно отдалиться, то я сделаю это. Буду так далеко, как нужно, пусть только с ним ничего не случится. Мы должны потерять друг друга, чтобы жить. Вся эта система, этот новый догмат, разрушал моё прежнее понимание христианского вида, не нужно даже было и насмешек с аргументами от сингапурского короля. В православии я знала, что ради любви жертвуют собой и всем, чем могут. Так было правильно. Любовь выражалась в отдаче. А Сингапур вдруг открыл мне, что любовь может выразиться в спасении самого себя. Оказывается, приносить себя в жертву не обязательно, напротив, можно позаботиться о себе, и тем ты продемонстрируешь любовь. Речь, конечно, что теперь, что прежде, идёт о физической нашей оболочке. Я до сих пор до конца не очень понимала, что произошло со мной внутренней, какая я там и куда попаду после смерти. А что, если Дракон прав, и нас просто расщепляет на атомы? – Что же ты со мной сделала… что ты со мной делаешь? – держа моё лицо, целовал его Джиён, морщась от ударяющего в нас времени, от условий судьбы и от рвущейся изнутри борьбы, сопровождаемой болью. – А ты? Ты ничего со мной не сделал? – шёпотом, без упрёка спросила я. – И хочу делать ещё. Я хочу делать с тобой всё. В пределах разумного. – Да ладно? – улыбнулась я, кое-как прервав череду поцелуев и удержав Джиёна, запустив пальцы в его волосы. – Это ты-то, да чтобы остановился в каких-то пределах? – Ненавижу, – отталкивая меня от себя медленно, кусал губы Дракон, – я тебя так люблю, что ненавижу, я ненавижу тебя за то, что не могу привести в лад друг с другом мозги и сердце. Мне некомфортно из-за тебя с собой самим, мне тошно, как будто я неделю бухал, но хочу пить дальше. Собирайся, пожалуйста, собирайся и поедем, я не могу больше выносить это. – Ты можешь всё, – сказала я ему, отстраняясь и отпуская руки. – Но не всё хочу. Я разорвала наш взгляд и, отвернувшись и пойдя на выход, слышала за спиной, как Джиён разбивает что-то вдребезги на кухне, как сыплются осколки и рушится, ломаясь, даже не посуда или мебель, а чёрная душа Дракона, устремившаяся наружу, не умещающаяся больше в его неприметном теле. Только на втором этаже, где я умылась и причесалась, звон перестал быть слышен. Когда я спустилась вниз, он уже был спокоен и ждал меня у двери. Я оставила свадебное платье у него в спальне, не став одеваться так кричаще и празднично. Вряд ли я останусь незамеченной в нём в автобусе. Поэтому я осталась в футболке и шортах Джиёна. В его вещах. Я не стала доставать что-то из одежды, когда-то купленной мне им, и которая до сих пор валялась в шкафу в моей бывшей опочивальне. Я хочу быть в его одежде, в его шкуре. Мы не разговаривали, пока ехали. Утро вступило в свои права, было очень светло и становилось жарко. Дракон остановился у ближайшей остановки, где почти не было людей, на некотором расстоянии. Я вздохнула, взявшись за ручку дверцы. Не сумев перебороть себя, я посмотрела на Джиёна, упрямо не поворачивающегося ко мне никак, кроме как в профиль. – Поцелуешь? – Нет, – отрезал он. – Тогда… до встречи. Не забудь про Мино. – Не забуду. Иди. – Попросил он тоном, сдерживающим приказ. Кивнув самой себе, я вышла и побрела на остановку. Сингапур мне уже был отлично знаком, так что не грозило заблудиться и оказаться неизвестно где. В кармане шорт Джиёна лежали деньги, которые он мне сунул на дорогу. И я почти впервые здесь не почувствовала, что меня оскорбляет или порочит сование мне валюты. Меня не задабривали, мне не заплатили за секс. Меня обеспечили необходимым ресурсом, чтобы я добралась до места назначения. Простившись с Джиёном, я почувствовала отсутствие сил, отсутствие нормального сна уже два дня и, когда подъехал транспорт, я села на сиденье, на котором едва не уснула. Переборов дремоту, я добралась до своего района, вышла и побрела, как выжатый лимон, до подъезда. Единственное, что у меня было с собой, напоминающее о свадьбе, это белоснежный со стразами клатч, в котором лежал телефон, ключи, косметика. Лифт поднял меня на наш этаж, я повернула замок и вошла в квартиру. Её уже тоже залило солнце, жёлтое, горячее. Тишина стояла неприятная. Не одиночество, а отчуждённость наполняли её. Безмолвие ведь тоже бывает разное. Бывает насыщенное любовью, где слова и не нужны, а бывает пресытившееся непониманием, где слова и не помогут. Издалека выглянула Хадича, уже одевшаяся и, видимо, собравшаяся готовить завтрак. Я приложила палец к губам, призывая её не нарушать беззвучного покоя. Она понимающе опустила глаза, и шмыгнула обратно к себе. Я разулась и прошествовала в супружескую спальню. Со вчерашнего дня она супружеская, альков законной пары. Сынри, в костюме, по-прежнему спал на кровати, с которой даже не убрали покрывала. Я ждала, что когда увижу его, то мне станет гадко или невыносимо, но ничего не произошло. Присев возле него, я тщательно вглядывалась в его черты, лицо, сомкнутые веки, слегка приоткрытые губы. Муж. Боже мой, ведь это, на самом деле, мой муж! Я жена ему, а не любовница. И не невеста уже, а именно жена. Сынри, наверное, должен был стать мне роднее и ближе после этого. Но единственное, что я ощутила – это лёгкий стыд. Совсем лёгкий, потому что не считала зазорным изменять там, где настоящая любовь, тому, который никогда ни о какой любви со мной знать не хотел. И всё же, поступки Сынри вполне однозначно намекали на то, что он испытывает ко мне нечто серьёзное. Но он спал и не знал… Ничего не знал, ни о событиях ночи, ни о моих чувствах, ни о том, что, возможно, мог бы предотвратить что-либо. Что? Измену? Ах да, я изменила ему впервые ещё позавчера. Но следуя его же логике, то не считалось, ведь я была выпившая, и это была просто похоть. Так, кажется, объясняют мужчины своё распутство? Инстинктом и полигамией. Но Сынри проснётся, и тогда с ним всё равно придётся выполнять супружеский долг. А вот как изменить Джиёну? Изменить тому, кого любишь, с тем, который тебе всего лишь муж. Дилемма. Я должна избавиться от необходимости спать с ним. Я больше не смогу. Нет, не хочу Сынри с собой, в себе, на себе. Сняв одежду Джиёна и положив поглубже на свою полку, я вернулась обнажённая в постель и забралась под одеяло. В голове стал намечаться план, как поступить дальше. Избавление от порочной связи без любви необходимо. И это можно попытаться совместить с достижением конечной цели – оказаться как можно дальше от Дракона. Я почти придумала, как поступлю в стремительно приближающемся будущем и как развяжу этот запутанный узел. Но энергия закончилась и сознание померкло. Сон погрузил меня в глухую черноту. – Даша! Даша? Котёнок, просыпайся. – Я вздрогнула от поцелуя в щёку и подскочила, стараясь избежать повторения подобного. Приходя в себя, я опознала голос Сынри, сладко-ласковый, каким бывал крайне редко, когда эгоизм чудесным образом распластывался под тяжестью чего-то другого, и его руку, соскочившую с моего плеча, когда я вздыбилась, прижавшись к спинке кровати и натягивая на грудь одеяло. – Я напугал тебя? Извини. Но сколько ты собиралась спать? Уже половина четвёртого, обедать давно пора, а я без тебя никак не сажусь за стол. Я посмотрела на него, в домашних штанах, по пояс голый, явно принявший душ и взбодрившийся, в отличие от меня. Сынри улыбался, глядя на меня так, как будто я обязана была ему ответить такой же улыбкой. Он сидел близко, так что не получилось из-под него натянуть на себя достаточно прикрытия, и грудь осталась голой. Опустив на неё глаза, новобрачный наклонил голову, наметившись губами к соску, но я реще дёрнула одеяло и, едва не порвав его, всё-таки защитилась тканью, когда Сынри был уже почти впритык. Его взгляд поднялся. – Ты сердишься, что я проспал брачную ночь? – Он выпрямился, поглаживая мою ногу через одеяло. – Я сам не рад, не знаю, как надо было так умудриться? Вроде не так много пил. Но ты сама хороша! Не могла меня растолкать? Или ты тоже нарезалась, а? Женушка… – подтянулся он выше, намереваясь поцеловать меня. Я отвернула лицо, и его губы опять угодили в щёку. А моя ладонь легла ему на грудь, как упор. – Ну, солнышко, чего ты такая злая с утра? – Хочу в душ. И почистить зубы. – Ища пока что безобидные отговорки, я готовилась для главной. Даже не отговорки, а заявления, которое отобьёт ему желание ко мне приставать. – Меня ничего не смущает, – принялись его руки подминать меня и присваивать, чтобы добраться до оголённой плоти, чтобы размотать меня из кокона и положить под себя, чтобы удовлетворить своё неуёмное вожделение. Я порадовалась, что он не стал настаивать на поцелуе в губы после того, как я отвела лицо второй раз. Но его уста заскользили по шее и опустились ниже, что было совсем с трудом переносимо. Пытаясь убрать его, оттолкнуть, отодвинуть, я извивалась и выкручивалась, пока не выпала из постели на пол, оставив в руках разочарованного Сынри пустое одеяло. Он посмотрел на меня сверху вниз. – Даш, ну чего ты? – Я в ванную. – Быстро поднявшись, я поспешила туда, дав себе передышку. Господи, боже, как это всё ужасно, как сложно, как непереносимо! Джиён, который растерзал в клочья мою душу, доведший до безразличия к своему телу, примиривший меня с тем, что спать можно без зазрения совести с тем и этим, одной ночью с собой вернул тот мой благочестивый стыд и искреннее непонимание, как можно спать с кем-то без любви? Он хотел узнать, возвращается ли невинность души к людям? Да! Только это происходит внезапно, без осознанных намерений. Я просто вновь трясусь, как девственница. Я не могу выйти из ванной и ощутить на себе ладони Сынри, не могу целовать его, не хочу его языка ни во рту, ни между ног, не хочу его члена, не хочу его крепкой потеющей от усердия груди, прижимающейся к моей. Под шум воды, потекшей из открытого крана, я собиралась с мыслями. Намазав пасту на зубную щетку, я стояла напротив зеркала и разглядывала себя, думая. Макияж был смыт ещё у Джиёна в особняке. На меня таращилась из отражения всё та же российская девчонка, какая попала в Сингапур десять месяцев назад. Испуганная, потерянная, загнанная и очень, очень обычная, выглядящая на какие-нибудь восемнадцать, и жалко её, бедолагу, с этими голубыми круглыми очами, полными надежды на что-то. Чтобы скрыть от себя дрожь в руке, я принялась тереть зубы. Хотелось схватить трубку, позвонить Джиёну и попросить забрать меня назад, к себе. У меня был и его номер, и мой мобильный, я знала, где Дракона можно найти. Я могла это всё сделать. Но тем я бы подставила его, тем я привела бы нас к тому, чего он и опасался. Все бы узнали о нашей связи и принялись пользоваться, как слабым местом. И вот я в том положении, о котором говорил когда-то Джиён, что всё в моих руках, я сама могу решить, чему со мной быть, и раньше я всегда выбирала гибельный путь. Потому что он губил только меня, а теперь на этом же пути и Джиён, а его я не хочу ставить под угрозу. И звонок, который я уже представила в малейших деталях, как я, плачущая, попрошу украсть меня у невыносимого Сынри, как Джиён попросит подождать пять минут, сказав перед тем, как положить, что любит, этот звонок не состоится. И чудовище в сияющей чешуе не прилетит за мной, чтобы избавить от мучений. Я должна избавить себя от них сама. Избавить, а не усугублять, как последние десять месяцев. Почти год! Я покосилась на календарь, который висел у Сынри неподалёку от полочек с банными принадлежностями. По утрам, пока брился и приводил себя в порядок, он сверялся с датами, вспоминая свой график и оживляя в голове расписание дел. В июне будет год, как я здесь… я повела глазами дальше, считая автоматически месяцы, и, резко пронзённая безумной мыслью, сплюнула пену изо рта, быстрее прополоскав его и вернувшись к календарю. Это было нереально, почти без шансов, но если суровый рок любит смеяться, то через девять месяцев после этой ночи будет январь. И если организм не швейцарские часы, выдающие что-либо с точностью до дня, то у меня имеется возможность родить от Джиёна ребёнка на Рождество. Я разразилась коротким истерическим смехом, зажав его ладонью, после чего напряглась и, забившись под раковину, села, обняв колени. Слёзы встали на глазах. А если я действительно беременна? Весьма оригинально было бы отцу-священнику родить внука от Дьявола на Рождество. Я просто собрание идиотизма и парадоксов. Ещё и год следующий, раз мне будет двадцать четыре – год Дракона. Что-то слишком много совпадений, которые мне совсем не нравятся. У двух драконов само собой только в этот год кому-нибудь и рождаться. Да неужели Джиён не подумал обо всём этом? Не верю. С другой стороны, я не верила, что он хотел бы ребёнка. Одна я-то была для него неподъёмной моральной ношей и ответственностью, а тут двое. Способен ли он любить детей? Я не должна думать об этом, потому что не должна планировать с ним никакого будущего. Я рано паникую, с чего мне оказаться в положении? С одного раза? Ладно, с двух. Но это тоже ещё ни о чём не говорит. Ручка в ванную пошевелилась. Дверь не открылась, потому что я защёлкнула замок. Меня выдала выключенная вода, что я уже всё закончила, и торчу здесь не ясно зачем. – Даша? Всё в порядке? Идём есть, – спросил и позвал меня Сынри. – Да-да, сейчас! Одну минуту! – Я поднялась, ещё раз умываясь и успокаиваясь. Поесть – это не страшно, за едой, да при Хадиче, которая наверняка вертится на кухне, Сынри не станет до меня домогаться. Накинув халат и попытавшись изобразить более-менее естественную улыбку, я вышла. Завтрак, поданный в обеденное время, пах аппетитно и пробуждал хорошее настроение. Я села на обычное место, незаметно чуть отодвинув стул подальше от Сынри. Тот отложил смартфон, в котором уже решал какие-то деловые вопросы перепиской. – Ну что, дорогая жена, – заладил он этим словом, пододвигая бутылку вина, – выпьем ещё раз за вчерашнее? – Я не буду, – отмахнулась я легонько, – ещё голова побаливает. – А вдруг я беременна? Я не буду пить, пока не узнаю, что это точно не так. – Тем более, надо опохмелиться, – протянул руку с бутылкой Сынри к моему бокалу, но я его накрыла ладонью. – Я лучше супчиком. Я научила Хадичу рецепту вашего корейского похмельного супа, попрошу её приготовить. – Не желая напрягать меня настойчивостью, Сынри налил только себе. Я отдала женщине распоряжение по поводу супа, но всё равно принялась есть то, что уже было на столе. – Даша, как ты хочешь провести медовый месяц? Я думаю взять отдых на некоторое время, побудем вдвоём. – Мои пальцы стали мучить палочки, перебирая их и потирая, взгляд остановился в тарелке. – У тебя… ну… ты всё ещё против воды, или пляжа? – Не знаю… да, пожалуй, я ещё не хочу к воде, – помотала я головой. – Тогда снять какую-нибудь виллу на побережье отменяется. – Ничего не надо, Сынри, меня всё устраивает. – Тебя всегда всё устраивает, я знаю твою скромность. Поэтому и хочу придумать сам, от тебя потребуется только согласие. – Он накрыл мою ближнюю к нему ладонь своей, нежно её погладив. – Солнышко, ты пойми, что финансово мы не стеснены абсолютно, привыкни уже к красивой жизни, какую я тебе дарю. – Красота в счастье, а не материальном благополучии, – прошептала я, запивая слова прохладной водой. – Опять утренние проповеди? А я уж было стал по ним скучать, – хмыкнул Сынри, возвращаясь к еде. – Не с той ноги сегодня встала? – Не с той кровати. – Прокомментировала я. Хадича всё равно не понимала наших бесед. Муж нахмурился, не совсем уловив суть подтекста. – Да ты с неё просто-таки выпала. – Ты сегодня поедешь в офис? – Нет, кто же работает на второй день после свадьбы? – Он плотоядно впился в меня глазами. – Я намерен не вылазить отсюда с неделю точно. – А Джиён не может позволить себе и дня. Если бы он остался со мной на неделю, то мы бы погибли. А Сынри всего лишь бизнесмен, платящий откаты негласному правителю Сингапура. Чтобы он спокойно работал и отдыхал, другие держат в железном кулаке весь криминал государства и не теряют бдительности ни на мгновение. Итак, секс сегодня неизбежен, если ничего не предпринять. Если бы мы не жили до этого вместе, я бы обманула насчёт месячных, но Сынри и без меня знал, когда они были последний раз. Хватит ходить вокруг до около! Нужно обозначить то, что я хотела. Как бы ни пыталась я затянуть время на кухне, торчать там бесконечно невозможно, поэтому, когда новоявленный супруг стал поглаживать мне коленку под столом, я вышла, прошагав в спальню. Следом за мной там образовался и Сынри. – Нам нужно поговорить, – произнесла я, стоя к нему спиной. – Я слушаю, – приближался он ко мне, грозя обнять и привлечь к себе. Я резко развернулась, уставившись в его лицо. – Ты больше не дракон. – Что? – сдвинул он брови к переносице. – Ты можешь больше не работать на Джиёна. Ты свободен. – Что? – повторил Сынри, недоумевая, откуда я беру всё это, что за шутки и сочинения? – Ты вступил в его клан с одним условием, что я буду жива-невредима, и что он не тронет меня и пальцем. Он тронул, и больше ты ему ничего не должен. – Не понял, – признался мой муж. Несмотря на всю нелюбовь к нему, на отсутствие взаимного желания, где-то, в каком-то отсеке сердца, совсем чуть-чуть, он был мне симпатичен, исключительно за то, на сколько жертв пошёл ради меня, за то, что часто не боялся ничего, лишь бы сохранить меня. Я была ему благодарна. – Я расплатилась с Драконом за твою свободу. Мы переспали, – смело и без сомнений сказала я, скрестив руки на груди. Сынри сначала приподнял брови, потом опять опустил их и прищурился. Некоторое время изучал меня, как новую, затем хмыкнул или даже фыркнул и улыбнулся, пытаясь утопить в этой улыбке правду. – Очень смешно. Когда бы это? – Сегодня, пока ты спал. – Улыбка его немного подвяла. – Даша, это неприятная шутка, что на тебя нашло? – Это не шутка. Где, по-твоему, моё подвенечное платье? – Сынри моргнул, будто приходя в себя. – Я, кстати, не заметил его, когда… – Он прекратил на меня смотреть и сорвался с места, поднесясь к шкафу сбоку. Лихо его распахнув, мужчина стал перебирать вешалки, двигая одну за другой, но там не было пышного белого наряда невесты, его видно было бы издалека. Однако Сынри, погружаясь всё дальше в произошедшее, в то, что я не солгала, два раза переметал туда и обратно всю одежду, после чего начал выдвигать ящики, открывать тумбочки, заглядывать под них и кровать. – Сынри, его здесь нет. – Он вылетел из спальни, и я услышала, как хлопают дверцы шкафов в других комнатах. Квартира большая, он может долго обыскивать её целиком. Я подошла к порогу и крикнула: – Оно у Джиёна, Сынри! Супруг продолжал носиться из помещения в помещение, раскидывая диванные подушки, пиная коврики, откидывая шторы и занавески – вдруг я повесила платье туда, чтобы пошутить? – Сынри, прекрати! – повысила я голос, привлекая его внимание, но он сделал ещё два круга, прежде чем вернуться ко мне, с красным и злым лицом, с глазами, становящимися бешеными. Его ноздри раздувались, а желваки нервно дёргались. Я не потупила взор. – Ты… ты что, серьёзно отдалась ему? – Я не хотела врать, что это было ради него, но нельзя говорить, что это по любви, тем более, взаимной. Мне хотелось как-то отплатить Сынри за всё, что он для меня сделал, и я считала, что выход из клана драконов будет для него доброй наградой. Сомневаться в том, что Дракон его отпустит, при условии знания о нашей с ним ночи, не приходилось. Когда Джиён услышит, что это я рассказала Сынри об измене, он меня поймёт, он не станет больше эксплуатировать господина Ли. Ну, а сам он – мой муж, – насколько я его знала, вряд ли притронется к женщине, которая потрахалась ещё с кем-то. – Да. И теперь ты свободен. – Замерев на секунду, Сынри занёс руку и обрушил на меня удар. Не кулаком, а ладонью, но я всё равно упала от силы и неожиданности. Оказавшись на полу, я повернулась к мужчине, присевшему на меня, сверху. Он схватил меня за халат, приподняв. – Ты! Как ты могла?! Я женился на тебе вчера! – И что? – немного пугаясь его ярости в глазах, всё-таки смогла я спокойно произнести это. – Разве ты не изменял мне никогда? Но ты делал это ради удовольствия, а я – для твоего же блага. – Шлюха! Шмара! – заорал он на меня, ударив по лицу снова, так что я вскрикнула. В проходе образовалась Хадича, готовая броситься на мою защиту. Сынри заметил её. – Пошла отсюда! – гаркнул он ей, но она не шелохнулась. Попытавшись не замечать её, Сынри ударил меня третий раз и, отпустив, отбросил от себя, поднимаясь. В ушах у меня слегка зазвенело, а щёки горели, челюсть немного болела справа. – Шалава, сука! Шлюха! – Сынри дал мне, лежащей, пинка под зад, взяв себя после этого в руки. – Я… я женился на тебе! – снова привёл он решающий аргумент. – Я же всё для тебя… я же… разве просил? Я ради тебя в драконы пошёл, я просил избавлять меня от этого?! Мне только нужно было, чтоб ты моя была. Моя, и больше ничья! – опять заорал он, нависая надо мной. Я отползла спиной к шкафу, прижимая ладони к лицу. Я даже не обиделась за удары. Мне было жалко Сынри. – Шлюха! Как все, грязная и беспутная блядь! Зачем ты спала с ним, ну зачем?! – возводил он руки над головой, беснуясь и хватая себя пальцами за аккуратно подстриженные волосы. – Как же теперь-то… как мне себя мужиком чувствовать? Мою жену, не любовницу или девку, мою жену имел Дракон! Да я для него теперь вообще пустое место, не вызывающее уважения! – Если на то пошло, то он тебя никогда особенно не уважал, – подала я голос, получив ещё одну угрозу избиения, спрятавшуюся во взоре Сынри. Но он отвернулся, направившись к ящику с носками. Он стал собираться куда-то, одеваясь. Я не задавала никаких вопросов. – Если я теперь свободен от Дракона, то я и от тебя освобожусь! Ничего, браки аннулировать несложно, скажу, что он не был консуммирован! – Наспех натянув брюки, застегнув рубашку, накинув пиджак, Сынри немного криво завязал галстук и вылетел из квартиры, едва не сбив Хадичу. Когда дверь захлопнулась, она поспешила ко мне, присев и оглядывая припухшее чуть-чуть лицо, начинающее синеть на подбородке. – Бедная Даша! – взмахнула она руками. – Лёд надо. – Всё в порядке. Достань его, я сейчас приду на кухню, приложу немного. – Женщина ушла, а я, поднявшись и найдя свой телефон, всё-таки набрала Джиёна. Колени тряслись, так что я ненадолго присела на кровать. – Ты не должна мне звонить, – поднял он после пятого гудка. – Если не должна – мог бы не поднимать. – Не мог бы, – многозначительно поправил меня он. Я почти расплакалась от его фразы, от чувств, что продолжала испытывать даже на расстоянии. И он продолжал. Ночь кончилась, но он не сумеет стереть её, будто ничего не было. – Я сказала Сынри, что мы переспали. – И… зачем? – безропотно, безмятежно спросил Джиён, словно ему не казалось это глупостью. – Чтобы он не спал со мной. Чтобы не лез. – И он, по-твоему, больше не будет? – Не знаю, дал мне по морде и уехал куда-то. Похоже, что разводиться. – По морде? – Я замолчала, Дракон затянул паузу, в конце которой раздался тяжёлый вздох. – Хочешь овдоветь? – Нет, не хочу. Послушай, водителя, который видел, что я уехала с тобой, тоже убивать не надо. Я сказала Сынри, что отдалась тебе ради его свободы. Даже если кто-то что-то узнает о том, что было, то всем будет известно, что я расплатилась с тобой за выход Сынри из драконов. – И я согласился на такую оплату? – В моём варианте изложения – да. – То есть, я должен разрешить Сынри больше не работать на себя? – Да. К тому же, он и так не будет. Его удерживала я, а теперь, когда я ему изменила, ему будет плевать. – Не думаю. – Неважно, ты отпустишь его? – Ты этого хочешь? – Да. – Хорошо, отпущу, – без какого-либо торгашества и не препираясь ответил Джиён. – А если он с тобой всё-таки разведётся, что ты будешь делать? – Улечу домой. В Россию. Максимально далеко от тебя, как только можно. – Мы замолчали. Я закрыла веки и потёрла их, силясь не плакать. Мой голос пока не выдавал моего состояния, не дрожал. – Ты знаешь, что следующий год – год Дракона? – Не думал об этом, может быть, подсознательно знал, но не загадывал так далеко. А что? – Я подумала… о том, что если эта ночь будет иметь последствия… ты бы дочку или сына хотел? – Ни звука с той стороны. Я подумала, что он размышляет, но никогда ещё Джиён не думал так долго. – Алло? – Да. Да, я тут. – Так что? – Не задавай мне таких вопросов, пожалуйста, у меня аж сердце защемило. Я не хочу детей, я тебе сказал правду, я не собирался поступать неосмотрительно. – Поэтому повторил неосмотрительность дважды? – Если у меня родится ребёнок, – сказал он, посерьёзнев. – Я убью два-три миллиарда людей. Как минимум. Я не хочу, чтобы мой ребёнок жил среди ублюдья всякого и тварей. Я немного расчищу Землю для его существования. – Что ж, видимо, беременеть действительно не в моих интересах, – притянуто и устало засмеялась я. – А если я тебе не буду звонить, ты сам тоже не будешь? – Даша… – Ладно, я не настаиваю. Прости. – Мне нужно ехать. У меня небольшая встреча. – Конечно, я понимаю. Пока! – Не дожидаясь ответа, я сбросила звонок. Я предупредила его, и он готов пойти мне навстречу. Осталось только дождаться, к чему придёт Сынри? Я поглядывала на часы, пока держала у щеки лёд, и позже, когда пыталась позаниматься китайским, но когда наступила ночь, а муж так и не явился домой, я почувствовала тревогу и облегчение одновременно. Мне не надо будет увиливать от супружеского долга, но, черт возьми, что же с ним случилось, и куда он запропастился? Джиён, я надеюсь, ты всё-таки не надумал сделать меня вдовой в столь молодом возрасте.