Мания приличия (СИ) - Страница 18

Со второго этажа грохнула музыка. Подскочив от внезапности, я опустилась обратно на стул, поняв, что Джиён решил расслабиться. Дойдя до припева, песня сопроводилась бэк-вокалом владельца особняка. Подпевающий от всей души, его голос вторил солисту: «Well somebody told me you had a boyfriend, who looks like a girlfriend…». Ему за тридцать. Он глава опаснейшей мафии мира. И он орёт, как подросток, нравящуюся ему рок-песенку, и неизвестно, приплясывает ли при этом. Нет, он точно невозможный для меня кандидат. Врать не придётся.

====== То ли шутки, то ли нет ======

По комнатам пролетел тот самый звук, который я не распознала с первого раза утром как звонок. Найдя незамеченный ранее книжный шкаф под ломаной лестницей в два пролёта, я, отнеся покупки в выделенную мне спальню, разглядывала его содержимое, ища ещё что-нибудь на доступных мне языках и предвкушая скучнейший одинокий вечер, где безделье и тоска компенсируются только красивым пейзажем за окном. И от этой уединенности нужно было избавиться любыми способами, пусть даже просмотром телешоу на китайском, лишь бы не прокручивать в голове прошедший день, ведь это приводило к тому, что Мино стоял перед глазами. Ничего хорошего это не сулит обычно, когда кто-то поселяется в твоём сознании, а у тебя уже есть жених. И даже если бы не он – я окружена не теми людьми, к которым стоило бы привязываться. Но такой я человек, что быстро забываю обиды, прощаю, и ко всем до последнего отношусь по-хорошему, пока это возможно. Разве на зло отвечают злом? Это неправильно. – Даша! Открой, пожалуйста! – крикнул со второго этажа Джиён. Бросив как можно громче в ответ «хорошо!» (иногда я по привычке произносила это слово на русском, но меня всё равно понимали, слыша корейское «араджо» с неведомым акцентом, которое точно так же и переводилось), я подошла ко входу и, повозившись с замками, потянула дверь. За ней стоял тот самый Сынхён, высокий, прямой, с приподнятыми гелем чуть вверх волосами. Сняв солнечные очки и начав ещё в процессе этого действия разглядывать меня, он открыл те самые многогранные в своём выражении глаза, меняющиеся от чудаковатости до проницательной хитрости. Я отошла, давая ему войти. – Добрый вечер, – поздоровалась я автоматически. – Добрый? – Сынхён прошёл мимо меня, перестав пялиться так же резко, как и начал. – Почему дни, утра, вечера и ночи всегда добрые? Что, неужели не бывает злых? – я несколько растерялась. – Просто так принято обозначать времена суток… – Они, по-твоему, каждый день одни и те же? – мужчина развернулся ко мне, поглядывая наверх, словно знал, что его друг именно там. – То есть, вчера был тот же вечер, что и сегодня? Он путешествует изо дня в день? – Я не знаю, – окончательно замешкалась я. Он всерьёз затеял этот разговор или это какой-то юмор? – Если вчера был вчерашний, а сегодня сегодняшний, то лучше так их и называть, а не грести под одну гребенку, что все они добрые. Вещи нуждаются в точном обозначении, чтобы понимать их правильно. Ты согласна? – Пожалуй, – лицо моё, наверное, напоминало заблудившуюся овцу. Я напрягла весь свой мозг, убеждаясь, что мой корейский почти идеален и я воспринимаю речь Сынхёна верно. И вдруг случился тот самый перескок из одного образа в другой. Откинув дурашливость, мужчина лениво улыбнулся. В зрачках просиял интеллект. – Чего так напряглась? Я всего лишь жонглирую словами. Каламбурю, – он задрал голову. – Джиён! Где тебя носит?! – Иду! – вновь проорал работорговец откуда-то из недр особняка, и послышались его надвигающиеся шаги. – Мог бы и сам подняться уже! – мужчина появился на верхней ступеньке и небрежно сбежал вниз, не здороваясь и не протягивая руки. Видимо они сегодня уже виделись. – Я разговаривал с Дашей, – по тому, что Сынхен безошибочно назвал меня по имени, я поняла, что меня обсуждали и приятель Джиёна, действительно, в курсе, что я тут делаю. – А, ну это святое, – негласный король Сингапура улыбнулся мне. Лучше бы он этого не делал, слишком уж располагающей к себе была эта улыбка фавна. – По стаканчику? – Естественно, – Сынхён посмотрел на меня. – Ты с нами? – Я не… – Она не пьёт, – опередил меня Джиён, и потешаясь подметил: – Без повода. А на календаре не Пасха, не Рождество, и даже не воскресное причастие. – Ну, так пусть причастится к нашему обществу алкоголиков, – благородно предложил гость, никак не соблазняя меня этой перспективой. Я хотела заметить, что и не на все воскресные причастия прихожу, православная традиция позволяет пропускать некоторые, но в переплёте дружеских фраз не находила лакуны, чтобы встрять. – Разве пить в удовольствие, а не по зависимости – это алкоголизм? Посмотрел бы я на алкашей с Джек Дэниэлсом… – Джиён опять взглянул на меня. Откуда мне было знать какого-то там Джека? – Как считаешь? – Я… – Хотя бы просто с нами посидишь? С кружкой молока? – настойчиво попросил Сынхён, сдвигаясь с места вслед за хозяином особняка, который собрался возвращаться на второй этаж. Мне не нравились пьющие и выпивающие мужчины, и я не знала, что делать рядом с ними, особенно когда и слова вставить не дают, но я ведь пообещала себе попытаться благотворно повлиять на Дракона, исправить его хоть немного, сделать лучше. Но он велел не лезть к нему и не искать его в доме, когда он сам не оказывается на глазах. А тут меня приглашают поприсутствовать. Несомненно – это шанс. Следует им воспользоваться. – Может, принести вам закуски? – в качестве услуги выставила я своё согласие. – Наруби каких-нибудь сэндвичей, окей? – одобрил Джиён и ступил на лестницу. – Мы будем в кинозале в конце коридора, – я знала, где это, когда обходила виллу. Это был приличных размеров зал с экраном почти во всю стену, с колонками во всех углах, тремя пультами, подключенными к экрану проигрывателями. Перед ними буквой «п» разрастался кашемировыми холмами с шелковыми подушками диван, чьи концы с двух сторон – ножки буквы «п» – представляли собой лежанки. По бокам стояло четыре раскладывающихся кресла, а между мягкой мебелью эллипсом, застывшим в стекле, расположился стол. Соседствовал с этим кинозалом как раз-таки мини-бар. – Сэндвичи? – Джиён произнес это настолько по-английски, что я не удержалась от замечания: – Неужели в корейском нет своего слова, обозначающего что-то подобное? – они с Сынхёном переглянулись. – А есть? – спросил он у приехавшего друга. Тот пожал плечами. – Вроде нет. Не припомню. – Ох уж эта вездесущая англоизация, – вздохнула я. – Можешь сказать мне, как это будет по-русски, и я воспользуюсь другим термином, – равнодушно хмыкнул Джиён. Я горделиво начала: – У нас это называется бутерброд, – разочарованная, я сникла, вдруг осознав: – Правда, это немецкое слово. – Короче, слепи какую угодно там думдаду и приноси, – отмахнулся Сынхён. – Какая разница, что как называется? Это не меняет сути вещей. – Я хотела напомнить, что тремя минутами ранее он призывал к точному обозначению предметов, но не стала. Я не знаю, как там с алкоголизмом, но на употребление легких наркотиков сознание этого человека тянуло. Нет, он не был неадекватным. Но он был непонятным. Вообще. Я поднялась с подносом кое-каких закусок, помня о том, что я не горничная, но не в силах избавиться от попыток выполнять именно её функции. Сынхён и Джиён уже распивали золотистый виски и, кажется, тема у них далеко ещё не ушла от той, что была внизу, лишь слегка видоизменившись. – Я вообще не понимаю, когда люди остро реагируют на обзывательства или что-то такое, – разглагольствовал Сынхён. Когда я поставила поднос к ним поближе, он постучал рядом с собой по дивану, но я выбрала кресло по другую сторону столика от них. – Меня можно назвать, как угодно. Я не обижусь. – Да уж, чего обижаться, – хохотнул Джиён. – Пристрелить, и дело с концом, да, Даша? – подмигнул он мне. – Не думаю, что оскорбление заслуживает смерти, – честно сказала я. – Вот! Игнорировать! – углубился в рюмку Сынхён и, осушив её, указал на меня рукой. – Вот ты, если я назову тебя проституткой, шлюхой – ты обидишься? – я едва не восприняла это всерьёз сразу же, но остановила себя. Не слушать Сынхёна, не слушать! Он несет какой-то бред с малой долей вразумительности. – Мне будет неприятно, как минимум, – промямлила я. Джиён следил почему-то за моей реакцией, не отводя от меня глаз. Под этим взглядом мне было более неловко, чем от глупостей Сынхёна. – А почему? Если это правда, и ты шлюха, то на что обижаться, ведь это правда. Так? А если это неправда, то к тебе это не имеет никакого отношения и обозвавший тебя – некомпетентный кретин. Так? – и снова сквозь мрак неясности блеснула здравая мысль. – Так, – кивнула я. – Но это не значит, что люди не должны следить за словами… – Верно, – поддержал меня Джиён. – Если человек не следит за собой, то за ним начинают следить другие. – Это не относится к женщинам, – во второй раз претерпев удивительную метаморфозу, Сынхён превратился в серьёзного мужчину с шармом и глубоким взглядом карих глаз. Он налил себе ещё полстакана виски. – Если они не следят за собой, то на них и смотреть-то не очень приятно. – Да ладно, иногда пресытишься этими расфуфыренными, бывает на такую блядь потянет… – Ладно, – покраснев, поднялась я. Всё-таки я не выдержу компанию мужчин под хмельком. Я не должна слушать подобные разговоры. Они не должны говорить так. Слишком грязно. – Пожалуй, приберусь на кухне… – Там всё чисто, – откинулся Джиён на спинку и прокомментировал Сынхёну: – Ей не понравился наш разговор. – Стой, хорошо-хорошо, – он хотел поймать меня за запястье, выходящую из-за столика, но замер на середине пути, что всё равно меня остановило. Я посмотрела на его пальцы, не дотянувшиеся до моей руки. – Мы можем и без мата. Садись. Хочешь, об искусстве поговорим? – он усадил меня обратно жестами дирижера, соблюдая дистанцию, и обернулся на стену с черно-белым изображением падающей воды, указав на неё. – Вот этот водопад работы Хироси Сэндзю, между прочим, сделан из органических материалов, совершенно экологично. Я был на его выставке… – я слушала его и понимала, что это так и есть. Он действительно интересуется подобным и разбирается в этом. Я посмотрела на водопад. Но я-то в этом ничегошеньки не смыслила. – А вон там, подальше, может ты не обратила внимания, когда шла сюда, у Джи висит Кристиан Тоннис… – Черт возьми, я сам не подозревал, что так называется то, что у меня висит, – заинтригованно изобразил увлеченность Дракон, приложив пальцы к губам. Я заметила, что он сдерживает ими ухмылку, потому что под «висит» подразумевал точно не картины в рамах. – Молчи, быдло, – снисходительно-презрительно поморщился на него Сынхён. – Обкупишься вечно стоящими творениями, а сам даже не осмысляешь их ценности. – Почему же? – он подергал себя за футболку. – Карл Лагерфельд, полторы штуки, ноль синтетики, эксклюзив, – товарищ хотел что-то возразить, но Джиён поднял руку. – Даша сейчас уснёт, давай о чем-нибудь более общем. Я хочу, чтобы она тоже поддержала беседу. Расскажи что-нибудь о себе, чем ты интересуешься? Только не о Боге, ради него ж самого, – засмеялся во все свои ослепительные зубы Дракон. – Мы тут несколько… далеки от него. – Ты тоже атеист? – спросила я у Сынхёна и на мгновение испугалась, что его понесет по своим кочкам полубезумия, но он по-нормальному задумался. – Нет, я бы не сказал, – в результате выдал он, поразив меня, но ненадолго. Всё закончилось затрапезно: – Я не могу отрицать то, о чем никогда даже не пытался рассуждать. А начать рассуждать об этом тоже не могу – нет желания. – Я так и сказал – не будем о Боге, – Джиён снова подмигнул мне. – А то мы с Дашей либо подеремся, либо будем спорить до самой смерти, после которой она попадёт в рай, в который верит, а я в никуда, потому что не верю ни во что. – Так и быть, воскрешу тебя и дарую бессмертие, – со знанием дела внес лепту Сынхён и, поймав мой непонимающий взгляд, пояснил: – Ну, мне не остаётся ничего, кроме как верить, что я сам и есть бог, в таком случае я буду всемогущ и поспособствую продвижению лучшего друга, – они засмеялись, а я хотела провалиться на месте. Нет, правда, это было святотатственно, это было ужасно, на мой взгляд, что они глумились и потешались над верой, что их не трогала религия вообще. Для них не было запретных тем, для них не было ничего столь страшного, что могло бы заставить их прекратить жить так, как они жили. – Неужели у вас нет в душе ничего святого? – постаралась как можно спокойнее произнести я, без осуждения, только с искренней любознательностью. Сынхён посмотрел на Джиёна, как бы уступая тому первому принять эстафету. – Тут несколько минут назад озвучили основу основ, – начал он, подлив себе виски. – Я как-то в детстве услышал выражение, что человека, которого невозможно оскорбить, лучше пристрелить, – он воззрился на меня, будто его глаза могли колоть и запускать под кожу щупальца. Я поёжилась. – Понимаешь, когда невозможно пристыдить, заставить раскаяться, когда совесть молчит, то нет никакой возможности пробудить в человеке ощущение святости. Вся вера основывается на самоощущении. Не на боге, не на богах, догматах или святых писаниях. Только на том, как работает твоё мышление. Если оно не способно смутить тебя, то даже вроде бы принадлежа к какой-нибудь религии, ты будешь грешить, молиться, но грешить. Но можно сразу быть честным и очиститься ото всего лишнего: грешить, не прикрываясь тем, что тебе за это стыдно. Можно бесстыдно кайфовать и наслаждаться всем, чем хочешь. Что в таком случае может быть свято? Право делать всё это? Святая свобода? Я тебя умоляю, приставь мне ко лбу пушку, и я тебе бабушку родную продам, не то что деньги, судьбу холостяка и прочее. Что мне свято – моя жизнь? Я дорожу ей, но поскольку не верю в посмертные муки, то не страшусь оказаться по ту сторону. Сынхён? – резко перекинул вопрос он дальше. Тот замер с глотком во рту, проглотил, осушил очередной стакан до конца ещё несколькими глотками и поправил воротничок рубашки. – Я хочу потанцевать. Что, если махнуть в клуб? – Танцевать? – в отличие от меня не удивившись этому порыву, Джиён лишь облизнул спиртное на губах. Сынхён встал и, чуть согнув колени, вытянул абсолютно ровную руку, выставив указательный палец и, двигая вперед-назад лишь головой, провел по линии горизонта слева направо. Потом сменил руку и сделал то же самое, только уже справа налево. Я сделала вывод, что танцует он чуть лучше богомола и слегка пластичнее бревна. Ещё один из главарей мафии, примерно ровесник Джиёна, может, на год-два постарше, и ведёт себя ещё несуразнее. Я чувствовала себя няней с детьми, если не вслушиваться в их разговоры. – А почему бы и нет? Давай, – Дракон тоже поднялся. Я посмотрела на опустошенную бутылку виски на двоих и увидела, что Сынхён достаёт ключи от машины из кармана. Разве тут можно садиться за руль пьяными?! – Вы что… вы куда? Вы же выпили… – я остановила поток предупреждений. Если их арестуют, или они попадут в переделку, или разобьются – кому будет хуже? Уж точно не мне. Если Джиён пропадёт или убьётся, то кому я достанусь? Тэяну? Если ему, то с ним куда проще договориться, а если никому, то я просто уеду домой без всяких проволочек, найдя посольство. Но я ни на миг не порадовалась такой перспективе, переживая, что с этими двумя, не желающими мне ничего хорошего, может что-то случиться. – Ничего, мы всегда так ездим, – сообщил Джиён, не останавливаясь по пути к выходу. А Сынхён тормознул. – А ты не хочешь с нами? – Я? – мои глаза встретились с джиёновскими. Они ничего не говорили и не давали подсказок, просто лучились предоставляемым выбором, волей. – Я не люблю клубы и дискотеки. – А ты там часто бывала? – проницательно подметил Сынхён. – Нет… – Потому и не любишь. К тому же, – он наклонился ко мне с высоты своего роста, пахнув алкогольными парами, и, не придержав меня за локоть, потому что опять вовремя остановил касание (складывалось ощущение, что он вообще их избегает, прямых прикосновений кожи к коже), доверительно поведал: – Элитные клубы Сингапура – это нечто совершенно замечательное, там стоит побывать и оценить. – Не думаю… Джиён? – оглянулась я на него, считая, что он запретит мне подобное и мне не придётся отбалтываться от его друга самостоятельно. – Ты купила сегодня какое-нибудь классное платье? – вместо этого бросил он. – Переодевайся и поехали. – Я не… нет, я не поеду никуда, о чем вы? И вам лучше не надо. А если полиция остановит? – Сынхён хмыкнул. – Наши машины здесь останавливать непринято. Это моветон, – мужчина отодвинулся, поправив уложенные волосы. – И не надо тебе переодеваться. И так вполне нормально. Погнали. Я должна была отказаться. Я должна была остаться в особняке и лечь спать, пусть даже ещё не хотелось. Я не умела танцевать, почти как Сынхён, я терпеть не могла современную грохочущую музыку, особенно громкую, я с настороженностью относилась к скоплению народа, где все гуляют, отрываются и веселятся напропалую. Однако почему-то я оказалась именно там, где встретилось и перемешалось всё это. Что заставило меня согласиться и сесть в машину к Сынхёну? Уговоры? Я податливый человек, но не настолько, чтобы не уметь отрезать, когда что-то касается моих принципов. Но где-то тут и выяснилось, что принципа «не посещать дискотеки» у меня не было. А вот заставить себя не думать о Мино – был. И пока я сидела с этими двумя, слушая ахинею и пытаясь достойно вести беседу, я о нем забыла, а когда вот-вот могла оказаться одна – опять вспомнила. И вот, промчав по ночному Сингапуру, горящему, как Диснейлэнд, как новогодний супермаркет, как гирлянда на ёлке, я вошла в одно из зданий, охраняемых ещё снаружи четырьмя здоровяками в черных костюмах, после которых стояли двое тех, кого именовали «фэйсконтроль». Но у нас даже пригласительного не спросили, а то, что я простенько и незамысловато одета, никого не покоробило. Мы легко втянулись внутрь, приподнявшись по нескольким ступенькам в vip-зону, с которой открывался вид на танцплощадку, и к ней же вел другой спуск. Здесь был свой, верхний бар, куда не могли пройти просто так посетители снизу. У них там была своя стойка, но зато к сцене, на которой тряслись полуголые девицы, они были ближе. Я старалась не смотреть туда, разглядывая больше толпу, чем танцовщиц. Сынхён быстро канул куда-то, едва мы очутились на возвышении для избранных. Джиён остался со мной, и мы с ним прислонились к перилам, изучая контингент клуба, как заядлые тусовщики, сами уже уставшие от участия. Я-то пялилась без задних мыслей, разглядывая парней и девушек, их одежды, лица, манеру плясок, следя за передвижением потока к бару и от него, а вот Джиён… в его взгляде виделся опыт. Он будто никогда не смотрел просто так, всегда оценивал, приценивался, пытался прозревать насквозь, узнавать стоимость на глаз. Что-то в его повадке подсказывало, что это одно из обычных его занятий: присматривать и высматривать людей. Не так ли я оказалась в Сингапуре? Пусть даже по фотографиям, но как-то же меня избрали. Поскольку через орущую музыку длинными фразами общаться было трудно, я приблизилась немного к своему похитителю и решила излагать кратко: – Джиён! – позвать пришлось дважды, чтобы он обернулся и кивнул мне, показывая, что слышит. – Скажи! Пожалуйста! Кто нашёл меня? Как я попала сюда? По чьей воле? – прокричала я впритык к нему, и больше никто не мог нас слышать, звуковая завеса идеальная. – Божьей?! – засмеялся он, однако развернувшись, чтобы дать более развернутый ответ: – Мино нашел кандидаток по моей просьбе! – напрягал он голос, чтобы я услышала. – Около десяти, чуть больше! Из них я выбрал трех! – я мотнула головой, что разобрала и поняла. Вот как, значит. Они с Мино делили вину моей кражи напополам. Но всё-таки, больше виноват Мино? Или Джиён? Что ещё мне нужно знать о том, как судьба закинула меня в плен сутенеров и работорговцев? Что из этого как-либо поможет мне или принесет пользу? Ничего. Это уже пройденный этап, а потому лучше заняться будущим, на которое у меня ещё есть надежда. – Когда опять приедет Мино? – зачем-то спросила я. Вроде как забыть же его тут пытаюсь. – Скоро, не волнуйся! Я буду предоставлять тебе все возможности выполнить задание! – Мы опять вернули лица к танцполу. Я не видела там Сынхёна, куда он делся? Я осмелилась предположить вслух: – Твой друг балуется расширением сознания? – Иногда, – Джиён наклонился к самому моему уху: – Марихуана. Я тоже порой употребляю, но пореже. – Какой ужас… – прошептала я, и это собеседник мог лишь прочесть по губам. Рядом с нами возникла некая тень, и мы оба разошлись, оборачиваясь. Перед моими глазами стоял Сынри, чему я несказанно удивилась. Они поздоровались с Джиёном, пожав руки. Вот уж не думала, что в Сингапуре так легко встретить знакомые лица. Но всё логично, если учитывать, что люди одной национальности за границей пытаются сплотиться. Они корейцы, и их диаспора, несомненно, держится кучно. Я пропустила их деловые реплики, пока Сынри не заговорил обо мне: – Джиён, ну продай мне её на ночь, – в его глазах горела неподдельная похоть. Хотя без неё я видела его от силы один раз. – Хороша, чертовка. Особенно тем, что её всё время нельзя. – Ну, так не буду убивать её очарования, – улыбнулся главарь мафии. – Пусть остаётся недоступной. – Ты издеваешься… – Нет, имею на неё другие планы, – я вновь вспомнила начавшее забываться ощущение товарности. Я объект купли-продажи, и от этого так мерзко на душе. Всё-таки, несмотря на договор между мной и Джиёном, я не равный партнер ему, а всё так же его личная вещь. – Разрешишь хотя бы пригласить её на танец? – попросил он. Я замотала головой, демонстрируя своё нежелание. – Иди, потанцуй, – позволил мне Джиён, указав рукой вниз. – Я не против. – Я не хочу! Я не умею танцевать! – воспротивилась я. Сынри осмелел с позволения бандита и приблизился ко мне. – Брось, тут ничего сложного. Танец – это вертикальное воплощение секса, а разве в нем что-нибудь оказалось невыполнимым? – я загнано посмотрела то на одного, то на другого мужчину. Один знает, что я всё ещё девственница, а другой нет. И нужно ли ему докладывать? Тэян не дал мне сказать, но здесь Тэяна нет. А мне и самой уже не хочется тыкать этим фактом направо и налево. – Идём, – потянул он меня за руку и мы, под одобрительным взглядом Джиёна, вплыли в тесную толпу, где при всём желании нельзя было не сталкиваться друг с другом. Сдавливаемые со всех сторон, мы оказались совсем рядом, лицом к лицу. Сынри положил ладони на самую грань между талией и бедрами. Ещё сантиметром ниже, и можно было бы ударить по лицу за то, что меня пытаются лапать, но он не дошел до туда, и пришлось стерпеть. – Ну, как тебе живется? Осваиваешься? – Стараюсь ни к чему не привыкать, поскольку события непредсказуемы, – обтекаемо ответила я, перетаптываясь. – И всё-таки – как тебе секс? Вызвал отвращение или нашла в нем что-то для себя? – я замерла. Нет, я не в силах врать так долго и сочинять какие-то нюансы, о которых понятия не имею. Я глубоко вдохнула. – Дай слово, что никому не скажешь то, что я тебе сейчас скажу? – посмотрев мне в глаза с полминуты, Сынри верно думал, что я шучу, но когда понял, что я жду обещания, развеселился. – Даша, ты попала в мир преступлений, порока и продажности, где деньги правят бал, и пытаешься выбивать из кого-то клятвы и ждёшь честности? – поняв, что меня вот так просто не сломить в моих убеждениях, молодой мужчина мимикой изобразил легкую усталость и прижал меня к себе сильнее, якобы освобождая официантке за моей спиной проход, но когда она прошла, он не ослабил хватку. – Хорошо, мне всё равно некому дарить твои тайны. Валяй. – Я… я не переспала тогда с тем клиентом. И до сих пор ни с кем так и не спала, – я заявила об этом без гордости и хвастовства, всего лишь изложила данность. Только потому, что не умела врать, и не хотела этого делать. Пыл и огоньки в глазах Сынри разгорались и становились ярче и ярче. – Что же тогда Джиён от тебя хочет? Для себя готовит? – Нет, я ему самому вовсе не нужна, – подняла я голову вверх, найдя Дракона, но он не смотрел в нашу сторону. – Значит… всё ещё девственница, – подытожил Сынри и облизнулся. Его ладонь переползла ко мне на спину и, поднявшись, надавила между лопатками. Я уперлась ему в грудь, выставив руки и стараясь не прижиматься интимно. – Даша… – шепнул он мне на ухо. – Уговори Джиёна продать мне твой первый раз, а? Не своди меня с ума, я ненавижу то, что не могу получить. – А мне показалось, что обожаешь, – попыталась я отпихнуться, но он не дал. – Это двоякое чувство, оно совмещает в себе противоречие. – Я не буду уговаривать никого и ни в чем, – угадывая, что хочет сказать Сынри, я произнесла это сама: – Я знаю, что моя подруга не разочарована, и я тоже буду в восторге, но я не хочу и не буду заниматься сексом здесь. – А ты всё ещё думаешь, что вернешься домой? – Сынри хмыкнул и опять зашептал в самую ушную раковину: – А что если так: ты договариваешься о том, чтобы я лишил тебя невинности, а я взамен не только покупаю ночь, но и выкупаю тебя. И отправляю в Россию. А? Невинность за свободу. Я серьёзно, Даша.