Манифест Дзен. Свобода от себя - Страница 11

Вопрос Маниши:

Возлюбленный Ошо,

Д. Т. Судзуки описывает два различных типа «видения», обозначенные двумя разными китайскими иероглифами.

Я уже сказал вам, Д. Т. Судзуки все еще в уме; отсюда разделение. Даже видение разделяется на два типа.

Д. Т. Судзуки описывает два различных типа «видения», обозначенные двумя разными китайскими иероглифами. «Кан» состоит из руки и глаза и значит «наблюдать объект как независимый от наблюдателя» — объективное знание. Вы смотрите на дерево. Дерево отлично от вас, это один вид видения.

«Видимое и видение есть две отдельные сущности».

С другой стороны, иероглиф «Чин» составлен из одного глаза и двух распрямленных ног; он означает чистый акт видения, Судзуки рассматривает различие между этими двумя типами видения как «революционное в истории дзенской мысли».

Во-первых, дзен не есть мысль. Во-вторых, акт чистого видения вообще нельзя называть «актом чистого видения». Что вы видите? Для видения — для того, чтобы видеть — вам необходим объект.

Медитирующий выходит за пределы объекта и за пределы субъекта, за пределы первого китайского иероглифа, «кан», который означает двойственность — видящий и видимое, познающий и познаваемое — и второго иероглифа, «чин», который означает чистый акт видения. Однако само слово «видение» значит, что там есть что-то, иначе как вы можете видеть? Что вы увидите? Если ничего нет, видение исчезает, появляется бытие.

Потому я ни в чем не соглашусь с Д. Т. Судзуки. Эти два типа видения являются просто умом, логикой, рациональностью, но не медитацией, не дзен. Дзен выходит за пределы видения и за пределы видимого. Он входит в бытие — просто бытие, совершенно тихое, созвучное с существованием.

Там нет двойственности, нет также и единства — вы должны понять это — потому что если двойственности нет, вы не можете назвать это единством. «Один» немедленно предполагает «два»; потому Гаутама Будда не пользуется словом «единство». Он использует слово адвайта — недвойственность. Оно имеет огромное значение.

Когда вы говорите «один», тут же вы вспоминаете про «два». Как может один существовать без двух, трех, четырех, пяти, шести, семи?.. Один — это число; оно просто предшествует двум. Если существует один, тогда последуют тысячи чисел, миллионы, триллионы. Этому нет конца. Если вы начали с одного — значит, вы пустились в долгое путешествие без конца.

Чтобы избежать этого, был найден окольный путь: не говорить «единство с существованием», а говорить «недвойственность». Это в точности то же, что и единство, но из-за языка возникают трудности. Разве может существовать один без двух? Так что не говорите «один», просто скажите: «не два». Подразумевается единство, но говорить это не обязательно. Оно невыразимо, но сказав «не два», вы указали направление. Вы намекнули на него простым жестом — не поднимая никакого шума. Это просто намек.

Судзуки упускает суть. Революционный шаг — это не дзенская мысль, а опыт дзен. Этот опыт является «недвойственностыо». Там нет видящего и нет видимого, есть просто бытие.

Время Сардара Гурудаяла Сингха.

Дайте свет! Я люблю видеть, как мои люди смеются. Я категорически против серьезности, но, к несчастью, должен обсуждать серьезные вещи. Однако это хорошо — сделать вас сперва серьезными: тогда смех приходит гораздо легче. Тогда он дает огромное расслабление.

Малыш Альберт вбегает в сельский магазин и подскакивает к прилавку.

— Эй, мистер, — кричит он старому Джо, хозяину. — Когда мой папа чинил крышу, лестница выскользнула из-под него. Сейчас он висит, уцепившись пальцами за подоконник верхнего этажа!

— Сынок, — говорит старый Джо, — ты попал не туда! Тебе нужна полиция — и поспеши!

— Нет, — говорит Альберт, — вы не поняли. Мне не хватает пленки для видеокамеры!

В одно прекрасное воскресное утро на Чудную Полянку Веселеньких Придурков приехал старый отец Фунгус. Гость проповедовал в маленькой часовне приюта умалишенных. Он рокотал и бушевал на своей кафедре, он вопил о проклятии и адском пламени, он ворковал о Божьей милости и нежных эманациях Святого Духа... и вдруг Придурок Мелвин вскочил с места, воздел руки в воздух и закричал:

— Дерьмо собачье! Неужели мы должны выслушивать этого идиота?

Придурок Мелвин, улыбаясь, уселся обратно. Наступила зловещая тишина. Отец Фунгус в крайнем

замешательстве обернулся к директору госпиталя доктору Дерьмоуту.

— Боже мой! — сказал, заикаясь, священник. — Мне замолчать?

— В этом нет необходимости, святой отец, — позевывая, отвечал Дерьмоут. — Больше этого не повторится. Придурок Мелвин говорит что-нибудь дельное только раз в семь лет.

Два известных любителя музыки, кардинал Катзасс и Папа Польский потягивают вино и болтают о том, о сем в личных покоях Папы в Ватикане.

— Вы знаете, — говорит Катзасс, обращаясь к Папиному известному интересу к клубничке, — у меня есть очень необычная музыкальная знакомая.

— Правда? — говорит папа.

— Да, — продолжает Катзасс. — Я обращаюсь с ней, как с гитарой — прижимаю вверху, а играю внизу, и получается замечательная музыка!

— Что ж, — говорит Папа Польский, — должен признаться, что у меня тоже есть очень необычная музыкальная знакомая.

— Неужели? — восклицает Катзасс.

— Да, — продолжает Папа. — С моей я обхожусь, скорее, как с грампластинкой. Я укладываю ее, и мы занимаемся прекрасной музыкой. А минуты через три я переворачиваю ее!

Ниведано...

Ниведано...

Будьте безмолвны...

Закройте глаза...

и почувствуйте свое тело совершенно застывшим.

Это подходящий момент, чтобы заглянуть внутрь.

Соберите свою энергию, тотально соберите сознание и

устремитесь к самому центру своего существа. Он прямо под

пупком, точно на два дюйма ниже, внутри вас.

Но это получится только у тех, кто устремится так

настоятельно и интенсивно, как будто это последний миг

жизни. Вам надо сделать это сейчас или никогда.

Быстрее и быстрее... Глубже и глубже...

Вы приближаетесь к центру своего существа. Великое

безмолвие нисходит на вас подобно нежному дождю. Вы

чувствуете прохладу. Вместе с вами вся ночь становится

тихой.

Немного ближе к вашему центру — и великий покой

окружает вас, поглощает вас. Вы тонете в нем. Это покой,

который мистики назвали «покой, который превосходит

понимание».

Еще немного ближе... и цветы начинают осыпать вас

блаженством, восторгом. Вы начинаете чувствовать себя как

пьяный — но это необычное опьянение, это божественное

опьянение. И только в этом божественном опьянении вы

можете совершить последний шаг. Вступить в свой центр.

Он открыт запредельному, именно здесь вы соединены с

космосом. Вы встретите здесь свое подлинное лицо. Лицо

Гаутамы Будды было принято на Востоке как символ

подлинного лица.

Встреча с буддой — очень странное переживание, потому

что вы начинаете исчезать, сходить на нет. И когда вы

сходите на нет, будда становится все более и более прочным

и сильным. Это ваша истинная неотъемлемая сущность.

Единственное качество, которым обладает будда — это

свидетельствование. Вам надо становиться все более и более

созвучными с этим качеством, потому что только оно может

привести вашего будду из центра на периферию. Он может