Мандарины - Страница 188
В 1938 году, когда над Европой клубились темные тучи фашизма, грозясь пролиться огненным дождем, а История уже без утайки примеривалась «схватить за горло» принцессу книжного мира, де Бовуар это мало волновало. Симону буквально заворожил крах ее заветной мечты о чете писателей, чьи произведения влияют на общество, в котором они живут; о чете интеллектуалов, идущих рядом по дороге жизни. Оказалось, что Сартр в любой момент может покинуть ее, определив ей место где-нибудь на обочине. Оказалось также, что есть ситуации, когда мы не властны над другим, какие бы усилия для этого ни прилагали. Осознание непрочности уз, связывавших ее с Сартром, повергло де Бовуар в ужас, и в ней навсегда поселился страх потерять самого близкого по духу человека. «Гостья» — свидетельство титанического труда, затраченного де Бовуар на то, чтобы оплакать свою разбитую мечту и заново склеить ее из обломков. Симоне это вполне удалось, но за это пришлось заплатить приятием хрупкости своей мечты и необходимостью до конца дней своих мириться со все новыми трещинами, покрывавшими ее тайное сокровище [11], и до последнего вздоха терпеливо скрывать их от посторонних глаз. С начала 1944 года она начала понемногу отдаляться от Сартра, между ними больше не существовало никакой иной близости, кроме близости интеллектуальной, и он все чаще тяготился ее обществом. А она... она упорно, до последних дней жизни, употребляла местоимение «мы» всякий раз, когда определяла свою позицию, подчеркивая тем самым неизменную солидарность с Сартром. «Мы всегда пытались помочь друг другу выпутаться из затруднительных положений, поскольку опасались, как бы взаимные претензии не привели нас к разрыву» (Beauvoir 1960: 579), — настаивала она в своих воспоминаниях. В действительности так вела себя только де Бовуар, а Сартр не слишком заботился о том, чтобы подобрать для своих поступков щадящие достоинство де Бовуар объяснения.
Симона де Бовуар начала работать над «Гостьей» в октябре 1938 года, а закончила роман летом 1941-го. За это время произошли события огромной важности: Европа вступила в войну. Однако эти события не нашли отражения в книге, написанной для того, чтобы выразить прошлое, с которым де Бовуар «только что покончила», как не нашли в ней отражения ни «странная война», ни оккупация Франции. Зато в этом произведении присутствуют идеи, сформировавшиеся у нее еще до войны, хотя от многих из них к середине 1941 года она уже успела отказаться. Вот почему разговор об этой книге уместно отнести к периоду жизни писательницы, предшествовавшему началу войны. «Я с упоением воплощала в жизнь свои мечты шизофренички, — писала она, вспоминая эти годы. — Мир существовал как сцепление мириадов извилин (и распутывание их всегда было приключением), а совсем не как место приложения сил, способных мне противостоять» (Ibid.: 154). Ей понадобилось пережить войну и оккупацию, чтобы понемногу отказаться от «квазисолипсизма и иллюзорной независимости», чтобы почувствовать свою связь с другими людьми и оборотную сторону этой связи — ответственность. «То, что Сартр называл прежде моей "шизофренией", распалось под ударами разоблачений, осуществленных реальностью. Я наконец признала, что моя жизнь была не историей, которую я сама себе рассказывала, а компромиссом между миром и мною» (Ibid.: 498).
В пору создания романа де Бовуар умела многое: ею был разработан критический метод исследования психологии героев, сформулированы теоретические предпосылки объяснения поступков людей, она своим опытом дошла до разоблачения «дурной веры» [12]. Она с полным основанием считала, что ей есть о чем поведать миру, и требовался лишь толчок, сильное переживание, некий импульс, чтобы начать писать. Ведь литература, по ее мнению, возникает тогда, когда в жизни что-то разлаживается; главное условие — чтобы реальность перестала восприниматься как нечто само собой разумеющееся. Случилось так, что влюбленность Сартра в Ольгу Козакевич потрясла основы представлений де Бовуар о взаимоотношениях людей. Хотя годы, которые предшествовали началу Второй мировой войны, были на редкость богаты событиями общечеловеческого значения, де Бовуар занимали в первую очередь ее любовные неурядицы. В жизни каждого человека на первый план попеременно выходят то явления общественного порядка, то глубоко личные переживания. Тяжелая болезнь или несчастная любовь приобретают тогда первостепенную важность и способны (как это случилось с де Бовуар) безраздельно завладеть всеми мыслями человека, сведя до минимума интерес к мировым проблемам.
Герои романа «Гостья» — чета интеллектуалов, вступивших в пору зрелости, Пьер и Франсуаза, — имеют много общего с Сартром и Симоной. Исповедальность всей прозы писательницы обусловлена настоятельной потребностью в самоанализе. «Если мое существование станет достоянием тысяч сердец, тогда, казалось мне, это существование, обновленное и преображенное, будет, некоторым образом, спасено» (Beauvoir 1960: 578), — полагала де Бовуар. Итак, Пьер и Франсуаза сближаются с юной Ксавьер (прообразом которой стала Ольга Козакевич, бывшая ученица де Бовуар, дочь белоэмигранта и француженки) и попадают под влияние этой девушки-подростка. В своих воспоминаниях писательница объяснит «культом молодости» и трудностями перехода к зрелости историю с Ольгой Козакевич, использованную в романе «Гостья»: историю странной зависимости двух взрослых людей от капризов юной и своенравной девицы. Пьер все сильнее тянулся к Ксавьер и заметно отдалялся от Франсуазы. В романе переданы тончайшие оттенки состояния, которое переживает женщина, теряя любовь. Испытанная героиней романа ревность — это еще и метафизическая тоска из-за невозможности «аутентичной коммуникации». Общение неизбежно скрывает желание утвердить собственную свободу, осуществление которой возможно только за счет свободы другого. Именно священная для экзистенциалистов вера в необходимость отстаивать автономию своего сознания от посягательств на нее другого, а вовсе не банальная женская ревность заставит главную героиню в финале романа убить соперницу.
В реальной жизни, утверждала де Бовуар, знакомство с Ольгой Козакевич натолкнуло ее и Сартра на дерзкую мысль: создать «трио» — союз трех любящих, двух женщин и одного мужчины. Но весь этот глубоко продуманный план при воплощении в жизнь рухнул под действием незыблемых законов психологии: оказалось, что ревность невозможно устранить волевым решением [13]. И в этом смысле написание «Гостьи», по словам де Бовуар, было для нее своеобразным катарсисом, очищением от подавленной, но непобежденной враждебности по отношению к Ольге. Определяющая черта женского характера, настойчиво культивируемая воспитанием, — пассивность, в принципе исключающая стремление заставить мир считаться с нашими взглядами и волей. Эта заданная от рождения ситуация помешала бы осуществиться и призванию де Бовуар, но она преодолела ее так, как это делают люди исключительные: обратила себе на пользу. Женская судьба, женские горести и тайные муки стали источником ее вдохновения и главной темой творчества.
По замечанию французской исследовательницы Натали Иник, «Гостья» выглядит как попытка наметить переход от классической фигуры женщины — покорной жертвы, находящейся под угрозой разрыва с любимым, к современной фигуре независимой женщины, приемлющей такую же свободу в любовных отношениях, какую нередко позволяет себе женатый мужчина. Но это лишь иллюзия перспективы: за этой версией просматриваются тупики нежизнеспособной ситуации и уловки самообмана. В результате свободная женщина готова защищать свое место рядом с любимым, не останавливаясь даже перед убийством соперницы (об этом см.: Heinich 1996 ).
Сартр и де Бовуар тяжело восприняли позорное поражение Франции в войне и, несмотря на трудности, связанные с оккупацией, не оставили писательской деятельности. Однажды, в начале 1943 года, писатель и публицист Жан Тренье в присутствии де Бовуар обсуждал с Сартром проект публикации сборника статей, в которых отразились бы идеологические тенденции времени. «А вы, мадам, вы — экзистенциалистка?» — спросил он у нее. Поначалу де Бовуар не уловила смысла этого слова, только что пущенного в обращение основоположником католического экзистенциализма Габриелем Марселем. Когда Гренье растолковал де Бовуар смысл поразившего ее определения, она согласилась написать эссе для его сборника и тем самым внести свою лепту в попытки мыслителей разного толка исследовать становление человеческого мира в его зависимости от деятельности экзистенциального субъекта. Де Бовуар увлекла идея разработки «морали свободы в духе экзистенциализма», к тому же захотелось более отчетливо обозначить отличия собственной философской позиции от позиции Сартра. Если Сартр полагал, что только ситуации бывают разными, а свобода у всех одна, то, по мнению де Бовуар, и свобода свободе рознь.